Тираж книги мало-помалу просачивался из Европы в США, несмотря на усилия таможни. The New York Times посмеивалась над попытками ограничить доступ к «Лолите», сравнивая произведенный ею фурор с бурей вокруг джойсовского «Улисса», которая со временем улеглась сама собой.
Учитывая внимание, которое привлекала к себе «Лолита», американские издатели стали подумывать, как бы вернуть ее в родные пенаты. Желая подчеркнуть литературную ценность романа, Набоков написал к нему высокохудожественное послесловие, а для составления вводной статьи издательство Doubleday пригласило ученого-филолога. Осенью 1957 года Partisan Review напечатал первую американскую рецензию на «Лолиту», в которой Джон Холландер рискнул назвать книгу «едва ли не самой интересной из всех, какие мне довелось прочесть».
Одна из проблем состояла в том, чтобы освободить «Лолиту» от ауры ее первого издателя. Морис Жиродиа с воодушевлением публиковал произведения, имеющие художественную ценность, но мало заботился о том, окажется ли она непреходящей; тактичные и меткие высказывания о литературе перемежались у француза с откровенными заявлениями, что он порнограф и прекрасно отдает себе в этом отчет.
Издательские дома по всей Европе дрались за право печатать «Лолиту» у себя в стране. Подписывались контракты, за дело брались переводчики, но без трудностей не обходилось. Одна компания, желая привлечь внимание публики к эротическим аспектам книги, вырезала из текста целые куски. Вскоре «Лолиту» запретили в Британии и Франции, затем в Аргентине и Австралии.
Набоков предвидел такой оборот. В письмах к Эдмунду Уилсону он выказывал беспокойство, как бы дело не кончилось тем, что «Лолиту» «напечатает какое-нибудь сомнительное издательство». Хотя по большому счету нарекания вызывал не столько издатель, сколько главный герой Набокова. Тем не менее книга Набокова попала под запрет французских властей вместе с двумя десятками других наименований печатной продукции Olympia Press, а в Лондоне полиция уже выгребала набоковский роман с полок городских библиотек. «Лолита» переросла своего автора, и Набокову оставалось лишь с тревогой наблюдать, как складывается судьба величайшей книги, с которой ему суждено было войти в историю литературы.
2Образ Гумберта смущал читателей с самого начала. Намекает ли книга, что старушка Европа развращает юную Америку? Или это юная Америка соблазняет старушку Европу? Занимаясь этим вопросом, критики рассматривали Гумберта сквозь призму метафоры, не обращая внимания на события, происходившие в мире героя.
Говоря о прегрешениях Гумберта, Набоков сравнивал мучителя Лолиты с Германом из «Отчаяния» и показывал, чем один персонаж отличается от другого. Однако общего между ними все-таки больше. Оба хотят объясниться и рассказать о событиях, которые привели их к убийству. Обоих бросает возлюбленная – хотя возраст и слезы Лолиты показывают, что она не была с Гумбертом по собственной воле, несмотря на все его попытки сбить читателя с толку и убедить в обратном. Оба убивают мужчину, которого считают своим призрачным двойником, человека, которым они одержимы. Судьбы обоих исковерканы войнами, в которых они не сражались. Гумберт, как и Герман, порою бредит; он сам описывает битвы с безумием и лечение в психиатрической клинике во время войны до встречи с Лолитой.
Там, где пути героев как будто расходятся, прошлое Гумберта становится туманным. В Первую мировую Герман просидел несколько лет в российском лагере как подданный враждебного государства. Что до Гумберта, то он сбежал из Франции во время Второй мировой, однако стройность его истории нарушают непонятные отголоски военных событий.
Если сопоставить сказанное Гумбертом о своих военных годах с реальными событиями того времени, возникает ощущение, что бред Гумберта задуман автором как отражение пережитого в войну Германом. В Америке Гумберту какое-то время удается избегать неприятностей. Он впервые оказывается в психиатрической лечебнице только в начале 1942 года. Америка тогда как раз вступила в войну, и такие иностранные анархисты, как Гумберт, массово попадали в сети полиции, применявшей совсем другие «методы профилактики» (в послесловии, добавленном к американскому изданию «Лолиты», Набоков ясно дает понять, что Гумберт анархист). Если смотреть по датам, то Гумберта впервые направляют в клинику всего через месяц или два после того, как в реальном мире освобождается из лагеря для интернированных Карл Юнгханс.
Кроме лечения в США в начале 40-х Гумберт упоминает поездку в Северную Канаду. Его разговоры о засекреченной экспедиции в арктические области, метеорологах и метеорологических станциях перекликаются с наполовину вымышленными, наполовину правдивыми «разведданными» об Арктике, которые Юнгханс передавал ФБР и описывал в пропагандистских статьях во время войны[11].
Гумберт ни в коем случае не Юнгханс, но Юнгханс вполне мог послужить в некотором роде прототипом Гумберта. Оба – обаятельные космополиты, оба любят намекнуть на свои якобы имеющиеся связи с разведкой. Учитывая, что Набоков написал «Камеру обскура» вскоре после того, как узнал о берлинском романе Юнгханса и Сони Слоним, можно предположить, что у него вошло в привычку обращаться в поисках материала к богатой биографии Карла.
Однако детали гумбертовского путешествия в Северную Канаду кажутся несообразными даже по сравнению с байками Юнгханса. Гумберт говорит о «двадцатимесячной приполярной каторге» и о том, что его «заставляли одно время усиленно заниматься физическим трудом» вместе с остальными несчастными и психически нездоровыми людьми. Не верится, что сумасшедшего иностранца, который недавно выписался из психиатрической клиники, взяли в сверхсекретную военную экспедицию (как, по словам Гумберта, было дело). Зато доподлинно известно, что побывать в Канаде в 1943 году и двадцать месяцев усиленно позаниматься физическим трудом вместе с другими неустроенными людьми довелось многим иностранцам, которых сочли анархистами.
В 1943 году на территории Канады размещалось более 20 концентрационных лагерей. В них содержали анархистов, коммунистов, военнопленных нацистов, сторонников Германии и тысячи ни в чем не повинных беженцев. По удивительному совпадению (или же умыслу Набокова) летний лагерь Лолиты назывался так же, как одно из самых северных учреждений этого рода – «Ку».
Реальный лагерь «Ку» располагался в дебрях Онтарио, действовал с 1940-го по 1946 год и пропустил через себя свыше 6700 заключенных. Еврейских мирных беженцев, в основном из Австрии и Германии, селили там вместе с нацистскими офицерами. Случалось, что бывшие узники немецких концлагерей оказывались заперты вместе со своими палачами, которые теперь угрожали им в Канаде. Об этом The New York Times публиковала десятки статей. Среди прочего увидели свет материалы о заключенном, которого президент Рузвельт личным указом делегировал в Европу для спасения евреев, а британцы сразу по прибытии арестовали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});