Со временем Набоков, разумеется, узнал, в какую компанию определило «Лолиту» Olympia Press. В том же году издательство застало врасплох другого своего автора, Дж. П. Данливи, который был настолько шокирован соседством с порнографами, что поклялся отомстить Жиродиа. Набоков относился к книжному окружению «Лолиты» спокойнее, считая, что в другом издательстве ее все равно не напечатают.
Когда осенью 1955 года «Лолита» наконец вышла во Франции, ее появление не вызвало фурора – Набоков даже какое-то время сомневался, действительно ли ее издали. Вдобавок планы напечатать выдержки из романа в Partisan Review, чтобы подготовить почву для публикации книги в Америке, провалились из-за боязни редакции попасть под обвинение в непристойности. Казалось, что скандал, к которому готовился Набоков, рассосался сам собой.
10Эдмунда Уилсона нельзя было отнести к суровым блюстителям нравственности; за годы общения с Набоковым он не единожды давал другу почитать или дарил книги, напечатанные «Олимпией», среди них – «Богоматерь цветов» Жана Жене и «Историю О» Доминик Ори. Но он сел читать «Лолиту», и она ему не понравилась: «Она нравится мне меньше всех других твоих книг, которые я читал». Познакомив с романом Мэри Маккарти и жену Елену, Эдмунд поспешил добавить, что последняя прочит книге большое будущее.
Впрочем, Набоков не собирался так легко уступать Уилсону. В том же письме, в котором Владимир критиковал написанное Эдмундом вульгарно-социологическое предисловие к новому переводу Чехова, он просил друга обратить внимание, что «Лолита» – «высокоморальное произведение». (Притом что несколько месяцев спустя в типично набоковской манере он объявит читателям, что «Лолита» не имеет «никакого отношения к мора ли».)
Набоков часто возвращался к элементам уже написанных произведений и перерабатывал их. Впервые тема «взрослый мужчина/девочка появилась у него в 1930 году, когда Карл Юнгханс начал встречаться с Вериной сестрой Соней в Берлине. Через несколько лет в «Даре» Набоков вновь проговаривается о мужчине, который неравнодушен к своей падчерице. Позднее этот замысел ляжет в основу повести «Волшебник».
Со временем разница в возрасте главных героев увеличивалась, а невинность девушек проявлялась отчетливее. Вопреки трактовкам «Лолиты», в которых героиню называют пособницей гумбертовского разврата, Набоков редко упускал случай публично осудить обращение Гумберта с Лолитой, называя его «тщеславным и жестоким трусом». Вера еще ревностнее защищала Лолиту, напоминая читателям о слезах, которые девочка проливала каждую ночь, и восхищаясь жизнью, которую та сумела наладить, сбежав от Гумберта.
Но если Гумберт и заслуживает жалости, Набоков оставляет для нее единственную точку приложения: судьбу Аннабеллы Ли, первой любви Гумберта, умершей в 1923 году от тифа на острове Корфу, когда Гумберту было всего тринадцать. Здесь тоже таится невымышленная, историческая правда, хотя никаких пояснений Набоков не дает.
Прелестный солнечный уголок, который наверняка представляется читателю, резко контрастирует с реальным Корфу образца 1923 года. В то время, когда умерла вымышленная Аннабелла Ли, на острове бушевали эпидемии, превращавшие этот клочок суши в кромешный ад. Тысячи беженцев, лишенных дома из-за войны или армянского геноцида, искали пристанища в лагерях на Корфу. Благотворительные организации открыли детские приюты для тех, чьи родители погибли в дороге или от рук палачей. Тиф и оспа свирепствовали на Корфу целый год. Газеты писали о величайшей гуманитарной катастрофе в истории. А осенью того же года в ответ на убийство итальянского генерала Италия сбросила на беженцев Корфу авиабомбы, напугав мир перспективой новой большой войны.
После гибели Аннабеллы Ли мысли о ней преследовали Гумберта двадцать четыре года, пока он не «рассеял наваждения», воскресив любимую в Лолите. Потеря, нарушившая психику Гумберта, была следствием забытой миром трагедии. Подобно Пнину, который, рассказывая о своем курсе тирании, вспоминал армянскую катастрофу и зверства европейских колониальных войск в Африке, Гумберт обнажает безграничную жестокость века – иногда примерами, выходящими далеко за пределы личного опыта Набокова. Впрочем, отсылка к жертвам Корфу был только началом утраченной истории, запечатленной в «Лолите».
Глава одиннадцатая
Слава
1В конце 1955 года Владимир Набоков получил самый лучший рождественский подарок в своей жизни. «Лолита» попала в руки к романисту (и по совместительству критику) Грэму Грину, и тот назвал ее одной из трех лучших книг года.
Зажженный Грином огонек медленно полз по фитилю (Набоков только через несколько недель узнал о выборе английского прозаика), но взрывы, которые он спровоцировал по обе стороны Атлантического океана, оказались беспрецедентны по мощности. Тройку Грина, объявленную в Лондоне газетой Sunday Times, разругал в пух и прах журналист Sunday Express Джон Гордон, назвавший «Лолиту» «настоящим разгулом порнографии». В ответ Грэм Грин предложил основать Общество Джона Гордона, которое защищало бы британцев от опасных «книг, пьес, картин, скульптур и керамических изделий». Грин даже провел первое заседание этого общества, что привлекло к дебатам еще большее внимание прессы. Не оставались в стороне и американские журналисты, которые в большинстве своем не имели возможности познакомиться с текстом «Лолиты», но вполне успешно освещали схватку двух литераторов.
Не все, кто сомневался в достоинствах книги, были узколобыми ханжами. Даже редактор Набокова в The New Yorker Кэтрин Уайт не знала, как подступиться к «Лолите». Ставя Гумберта в один ряд с Отелло и Раскольниковым, Набоков отмечал, что литература, пожалуй, создала не так много запоминающихся персонажей, с которыми «нам хотелось бы познакомить своих несовершеннолетних дочерей».
Тираж книги мало-помалу просачивался из Европы в США, несмотря на усилия таможни. The New York Times посмеивалась над попытками ограничить доступ к «Лолите», сравнивая произведенный ею фурор с бурей вокруг джойсовского «Улисса», которая со временем улеглась сама собой.
Учитывая внимание, которое привлекала к себе «Лолита», американские издатели стали подумывать, как бы вернуть ее в родные пенаты. Желая подчеркнуть литературную ценность романа, Набоков написал к нему высокохудожественное послесловие, а для составления вводной статьи издательство Doubleday пригласило ученого-филолога. Осенью 1957 года Partisan Review напечатал первую американскую рецензию на «Лолиту», в которой Джон Холландер рискнул назвать книгу «едва ли не самой интересной из всех, какие мне довелось прочесть».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});