Рассказ Луиджи получился точным и кратким. Он как мог постарался оправдать поведение Анжелины. Столкнувшись с негодованием матери, он рассчитывал найти в Гильеме больше понимания и снисходительности.
– Проклятье! Ввязаться в такое опасное дело из-за какой-то служанки! – вскричал расстроенный Гильем.
– Как я уже сказал, мы думали, что об этом никто не узнает, и сделали для этого все возможное. Часть ответственности лежит и на мне, поскольку Анжелина упорно отказывалась проводить операцию, идущую вразрез с ее пониманием профессиональной чести. Гильем, кто и каким образом вытащил на свет эту мрачную историю? Это роковая случайность или же кто-то следил за нами?
– Наверняка эта ваша Розетта не удержала язык за зубами! Откуда еще люди могли узнать? А потом наверняка сам дьявол помог Николь, нашей горничной, все это разузнать. Она душой и телом предана Леоноре, так что сразу же побежала к ней. Я узнаю больше, когда вернусь в мануарий. Но главная проблема в этом деле, друг мой, – это следственный судья Пенсон. Он наставляет мне рога, я в этом уверен, и, судя по всему, души не чает в моей супруге-мерзавке. И это означает, что Анжелина в опасности.
Мужчины обменялись взглядами. Оба были взволнованы и крайне огорчены. Прошлое больше не имело значения. Оба думали о любимой женщине, запертой в тюремной камере, под громадой старинного замка с четырьмя массивными квадратными башнями.
– Постарайтесь обойтись без насилия по отношению к жене! – посоветовал Луиджи. – Недуг не защитит вас от судебного преследования. Но мне хотелось бы знать правду. Если удастся, расспросите мадам Леонору. Мы не можем кого-либо обвинять, не имея доказательств. Я, со своей стороны, попытаюсь смягчить участь Энджи и Розетты.
– Энджи? – удивленно переспросил Гильем. – Почему вы так ее называете?
– Это прозвище дал ей один английский лорд, когда заезжал к нам в гости, давний друг моей матери.
– Мне не нравится. Для меня она всегда будет Анжелиной.
– Как вам угодно! Но мы отвлеклись от темы. Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку, если суд все-таки состоится?
– Упаси нас от этого Господь! – пробормотал инвалид. – Публичный процесс – это копание в грязном белье на радость зевакам! Пока единственное решение, которое я вижу, – это дать взятку Пенсону. Предложить ему такую сумму, чтобы он сразу отпустил Анжелину и закрыл дело в связи с драматическими обстоятельствами, которые привели к правонарушению.
Они еще несколько минут беседовали приглушенными голосами. Сидя в экипаже, Гильем Лезаж возвышался над Луиджи. То же самое впечатление создавалось, когда он говорил и с судьей Пенсоном. Эти тридцать сантиметров превосходства помогали ему забыть о кресле на колесиках и своей неспособности передвигаться без помощи Франсин. Когда же Гильем попрощался с Луиджи и тот отправился на поиски смотрителя тюрьмы, он с завистью проводил соперника взглядом. Стройная фигура, энергичные, пружинистые движения… И все же он поймал себя на мысли, что симпатизирует и сочувствует мужу Анжелины.
«Мы с ним теперь в одной лодке! – подумал он. – Мы оба беспокоимся о ней – нашей путеводной звезде…»
* * *
Вечер только начинался, но в коридорах здания суда города Сен-Жирон не было ни души. Из некоторых комнат доносились приглушенные голоса, и, если бы не это, Луиджи подумал бы, что в здании он один. Повезло ему только на втором этаже, где находились службы мэрии: женщина лет шестидесяти неторопливыми движениями смахивала с подоконника пыль посредством метелочки из перьев. Луиджи улыбнулся даме и спросил, где обретается смотритель тюрьмы.
– На первом этаже, мсье. В самом конце коридора, по левой стороне его комната. Коричневая дверь.
Поблагодарив ее за помощь, Луиджи спустился по монументальной лестнице со ступенями из серого мрамора. Рука его машинально ощупывала тугой кошелек, который он предусмотрительно прихватил с собой. Очень скоро он уже стучал в коричневую дверь.
– Иду! Да иду уже! – отозвался изнутри хриплый голос.
Кто-то тяжелыми шагами приблизился к двери и отодвинул засов. Женщина с огромным животом приоткрыла дверь и осмотрела посетителя с головы до ног. В глубине комнаты Луиджи увидел стол, заставленный бутылками и мисками с овощами. За столом сидел мужчина и что-то сосредоточенно жевал. Его рука с большим ножом повисла над куском колбасы.
– Мне нужно поговорить с тюремным смотрителем! – объявил бывший странник уверенным тоном. – Мою супругу со служанкой недавно привезли сюда.
– Так вы – муж «делательницы ангелов»? – спросил мужчина с ножом.
Отрицать это не было смысла. Таких вот грубых типов Луиджи в своей жизни встречал немало, поэтому он просто кивнул.
– Один франк за одеяло, франк за кувшин вина, два – за кусок ветчины. Я как раз собирался отнести этим двум суп.
– Я дам вам пятьдесят франков авансом, чтобы вы хорошо отнеслись к моей супруге и ее горничной. И еще пятьдесят, если я смогу увидеться с ними сегодня.
– Я дорожу своим местом, мсье! – буркнул смотритель. – Отнести им ведро для туалета или там хорошей еды – за милую душу, если вы за все заплатите! Но вот допускать вас до арестанток я не имею права. Господин судья запретил. Так и сказал: сегодня никого не пускать. Может, завтра…
Луиджи шагнул вперед, на ходу размышляя, что предпринять. Супружеская чета с любопытством смотрела на него. Они презирали его, это было очевидно, и их интересовали только деньги. Он подумал, что легче будет подкупить охранника и организовать побег. «Я вырву Анжелину из этих застенков, и Розетту тоже! Мы уедем куда-нибудь далеко, за границу! Никто не причинит им вреда!» – пообещал он себе.
– Пожалуй, лучше начать с другого конца, – проговорил он вслух. – Мсье, я не уйду отсюда, пока не поговорю с женой. И я готов удвоить вознаграждение и добавить к нему бутылку доброго арманьяка, я принесу ее завтра. Да, я забыл представиться: Жозеф де Беснак, музыкант и наследник солидного состояния!
Теперь он смотрел на чиновника и его жену чуть ли не заговорщицки. Способность завораживать публику на ярмарках и городских площадях вернулась к нему внезапно и в полной мере. Отлично играть на скрипке – это, конечно, главное для уличного музыканта, но заговаривать толпе зубы тоже нужно уметь…
– Моя супруга ждет ребенка, как и ваша, если, конечно, меня не обманывает зрение. Это будет наше первое дитя, мсье…
– Фюльбер! Моего мужа зовут Фюльбер Саррай, – вмешалась в разговор женщина. – И у нас это будет первенец! Остальные «не удержались».
Женщина говорила с выраженным местным акцентом. Волосы у нее были черные, черты лица – приятные, несмотря на полноту. «Хитрая бестия!» – подумалось Луиджи. Такую лучше умаслить, что и обеспечит расположение супруга. Что ж, если понадобится, он станет улыбаться, даст им денег, посулит подарки. Эта пышущая здоровьем, упитанная парочка наверняка любит хорошую еду и комфорт.