Читать интересную книгу Памяти Каталонии. Эссе (сборник) - Джордж Оруэлл

Антисемитизм в Британии[96]

В Британии живут примерно 400 тысяч евреев, и несколько тысяч или, самое большее, десятков тысяч еврейских беженцев прибыло в страну с 1934 года. Еврейское население почти целиком сосредоточено в пяти-шести больших городах и занято в основном производством и продажей пищевых продуктов, одежды и мебели. Евреям принадлежит или частично принадлежит несколько больших монополий, таких как «Империал кемикл индастриз», одна или две крупные газеты и по крайней мере одна большая сеть универсальных магазинов, но было бы большой неправдой сказать, что евреи доминируют в британской деловой жизни. Наоборот, они, кажется, не поспевают за современными процессами слияния и задержались в тех областях, где дела по необходимости ведутся в малом масштабе и старомодными методами.

С этих фактов, известных всякому информированному человеку, я начал для того, чтобы подчеркнуть: в Англии нет никакой реальной еврейской «проблемы». Евреи не настолько многочисленны и могущественны и сколько-нибудь заметным влиянием пользуются лишь в так называемых интеллектуальных кругах. Однако, по общему признанию, антисемитизм усиливается, он обострился из-за войны, и заражены им даже гуманные и просвещенные люди. Он не принимает буйных форм (англичане в подавляющем большинстве спокойны и законопослушны), но идеология эта злокачественная и при благоприятных обстоятельствах может дать политические результаты. Вот примеры антисемитских замечаний, которые мне довелось услышать за последний год или два.

Конторский служащий средних лет: «На работу я езжу обычно на автобусе. Это дольше, но теперь мне не хочется ездить с Голдерс Грин. На этой линии слишком много избранного народа».

Торговка в табачной лавке: «Нет, у меня нет спичек. Спросите там, у дамы, чуть подальше. У нее всегда есть спички. Она, видите ли, из избранного народа».

Молодой интеллигент, коммунист или почти коммунист: «Нет, я не люблю евреев. Никогда не делал из этого секрета. Не выношу их. Притом что я, конечно, не антисемит».

Женщина из среднего класса: «Ну, антисемиткой меня никто не назовет, но я действительно думаю, что эти евреи ведут себя совершенно отвратительно. Всегда лезут без очереди и так далее. Они отвратительные эгоисты. По-моему, они сами виноваты в том, что с ними делают».

Молочник: «Еврей работы не делает, такой, как англичане. Он чересчур умный. Мы работаем вот чем (показывает бицепсы). Они работают вот чем (стучит себя по лбу)».

Аудитор, разумный, по образу мыслей скорее левый: «Эти жиды – прогерманская публика. Завтра же перебегут к нацистам, если те сюда войдут. Я по службе много их вижу. В глубине души восхищаются Гитлером. Всегда подлизываются к тому, кто их пнет».

Разумная женщина, которой предложили книгу об антисемитизме и немецких зверствах: «Не показывайте это мне, пожалуйста, не показывайте. Я только еще больше возненавижу евреев».

Подобными замечаниями я мог бы заполнить не одну страницу, но этих пока достаточно. Из них вытекают два вывода: один – очень важный, и я вернусь к нему чуть позже, – что люди с определенным уровнем умственного развития стыдятся быть антисемитами и стараются провести различие между «антисемитизмом» и «нелюбовью к евреям». Второй – что антисемитизм иррационален. Евреев обвиняют в конкретных прегрешениях (например, в том, что они плохо себя ведут в продовольственных очередях), которые обвиняющему представляются очень неприятными; но очевидно, что эти обвинения – просто-напросто попытка оправдать какой-то глубинный предрассудок. Опровергать их с помощью фактов и статистики бесполезно, а иногда и хуже, чем бесполезно. Как показывает последнее из приведенных замечаний, люди способны оставаться антисемитами или, по крайней мере, не любить евреев, понимая при этом, что чувства их обосновать невозможно. Если вы кого-то не любите, вы его не любите, – и всё тут: сколько ни тверди о его добродетелях, вашего отношения это не улучшит.

Получилось так, что война способствовала росту антисемитизма и в глазах многих рядовых людей отчасти его как-то оправдала. Начать с того, что евреи – единственный народ, о котором можно с полной уверенностью сказать, что он выиграет от победы союзников. Следовательно, теория, что «это – еврейская война», выглядит отчасти правдоподобно, тем более что роли евреев в военных усилиях редко отдается должное. Британская империя – громадная, разнородная структура, скрепленная, в первую очередь, взаимным согласием, и зачастую бывает необходимо преувеличить достоинства менее надежных элементов за счет более лояльных. Освещая подвиги солдат-евреев или даже признавая существование значительной еврейской армии на Ближнем Востоке, мы рискуем вызвать враждебность в Южной Африке, арабских странах и в других местах. Проще молчать об этом, и пусть обыватель думает, что евреи особенно ловко отделываются от военной службы. Затем, евреи заняты именно в тех областях, которые во время войны становятся непопулярны у гражданского населения. Евреи торгуют по большей части продовольствием, одеждой, мебелью и табаком – именно теми товарами, которых хронически не хватает, что ведет к завышению цен, черному рынку и блату. Опять-таки, распространенное обвинение, будто евреи показали себя трусами под бомбежкой, выглядело обоснованным во время больших налетов в 1940 году. Тогда особенно сильно пострадал еврейский квартал Уайтчепела, и масса оставшихся без жилья евреев распространилась по всему Лондону. Если судить только по явлениям военного времени, то нетрудно будет вообразить, будто антисемитизм – это квазирациональная идея, основанная на ошибочных посылках. И, естественно, антисемит считает себя существом разумным. Всякий раз, когда я касался этой темы в газетной статье, в ответ приходила обширная почта, и всякий раз были письма от уравновешенных, среднего достатка людей – врачей, например, – не имеющих экономических оснований для жалоб. Эти люди всегда говорят (как и Гитлер в «Mein Kampf»), что первоначально не были предубеждены против евреев, а к теперешним взглядам пришли просто путем наблюдений. Но одна из характерных черт антисемита – способность верить в истории, которые наверняка не могли быть правдой. Хороший пример такой истории – несчастье, случившееся в Лондоне в 1942 году, когда толпа, напуганная близким разрывом бомбы, кинулась в метро, причем больше ста человек было раздавлено насмерть. В тот же день по Лондону пошли слухи, что «виноваты евреи». Понятно, что если люди верят в такое, спорить с ними бесполезно. Единственное, что имеет смысл, – выяснить, почему они верят нелепостям одного определенного рода, в других отношениях оставаясь здравомыслящими людьми.

А теперь позвольте мне вернуться к упомянутому выше выводу о распространенности антисемитизма и о нежелании людей сознаться в нем. Среди образованной публики антисемитизм считается непростительным грехом, причем совершенно другого рода, чем прочие расовые предрассудки. Люди будут всеми силами доказывать, что они не антисемиты. Так, в 1943 году в синагоге Сент-Джонс-Вуда состоялось молебствие о польских евреях. Местные власти объявили, что жаждут принять в нем участие, и на службе присутствовали мэр района в своей мантии с цепью, представители всех церквей, подразделения ВВС, войск местной обороны, сестры милосердия, бойскауты и бог знает кто еще. Внешне это была трогательная демонстрация солидарности со страдающими евреями. А по существу – сознательное усилие людей вести себя прилично, хотя истинные чувства у многих были совсем иными. Этот район Лондона – отчасти еврейский, антисемитизм здесь распространен, и я отлично понимал, что кое-кому из сидящих рядом в синагоге он не чужд. Между прочим, командир моего взвода местной обороны, особенно настаивавший, что мы должны «хорошо себя показать» на молебствии, в прошлом был чернорубашечником Мосли. Пока такая раздвоенность чувств существует, с массовым насилием над евреями Англия не примирится, и, что еще важнее, антисемитское законодательство у нас невозможно. Сегодня антисемитизм не может стать респектабельным. Но это не такое большое достижение, как может показаться.

Преследования в Германии, кроме всего прочего, помешали серьезному исследованию антисемитизма. Группа по изучению общественного мнения «Масс обзервейшн» год или два назад произвела короткое и неудовлетворительное обследование; дальнейших попыток не было, а если и были, то результаты их держатся под секретом. В то же время сознательные люди всячески избегали любой темы, могущей задеть чувства евреев. После 1934 года «еврейский анекдот» исчез как по волшебству с открыток, из периодики, из мюзик-холла, а появление несимпатичного еврейского персонажа в романе или рассказе стало считаться антисемитизмом. В палестинском вопросе стало требованием этикета среди просвещенных людей безоговорочно принимать аргументацию евреев и не учитывать арабских требований – отношение само по себе, может быть, и правильное, но определявшееся в первую очередь тем, что евреи были пострадавшей стороной и критиковать их не следовало. Таким образом, из-за Гитлера сложилась ситуация, когда пресса фактически подвергалась цензуре в интересах евреев, а неофициальный антисемитизм усиливался даже среди чувствительных и разумных людей. Особенно заметно это стало в 1940 году, когда интернировали беженцев. Всякий мыслящий человек, конечно, понимал, что обязан протестовать против массового заключения в лагеря несчастных иностранцев, которые и в Англии-то оказались чаще всего потому, что были противниками Гитлера. Но в частном порядке приходилось слышать выражения совсем других чувств. Незначительное меньшинство беженцев вели себя крайне бестактно, и отношение к ним неизбежно было окрашено антисемитизмом, поскольку в основном это были евреи. Один выдающийся деятель лейбористской партии – я не назову его, но это один из наиболее почитаемых людей в Англии, – сказал мне с большим раздражением: «Мы не просили этих людей приезжать к нам. Сами приехали – сами отвечают за последствия». Разумеется, он подписывал все петиции и манифесты против интернирования иностранцев. Это ощущение, что антисемитизм есть нечто позорное и грешное, нечто чуждое цивилизованному человеку, не способствует научному подходу, и многие люди признаются в том, что им страшно вдаваться в этот предмет. Иначе говоря, они боятся обнаружить не только то, что антисемитизм распространяется, но и то, что в них самих он сидит.