— Зачем, Тыгрена, зовешь ты его Алитетом? Он ведь имя сменил, серьезно спросил Ваамчо.
— Пусть. Я нарочно, чтобы духи услышали, как он путает следы. Становись, Ваамчо, председателем.
— Алек, ты слышишь, что говорит Тыгрена? Пожалуй, она правду говорит.
— Не знаю. Сам знаешь… Только за корешками растений я не пойду в тундру. Я не хочу, чтобы меня разодрал медведь, как твоего отца, — сердито ответила Алек.
— Ну что ж! Придется мне самому ходить, — недовольно сказал Ваамчо.
— Нет, Ваамчо, тебе нельзя ходить, — вмешалась Тыгрена. — Женскую работу станешь делать — люди смеяться будут. Лучше я сама вам натаскаю корешков, как только из стойбища уедет Алитет.
Ваамчо слушал, слушал и вдруг рассердился: недостойно охотника разговаривать о женской работе. Он встал и молча вышел из яранги. Его догнала Тыгрена.
— Ваамчо, подожди. Давай постоим вот здесь, чтобы не видно было нас.
— Я пойду, Тыгрена, схожу к русскому. Дворкин его зовут. Он и тебе велел приходить. А новости ты слышала, Тыгрена?
— Какие?
— Когда приходил сюда пароход, привез вот этот дом, был здесь и Айе.
— Айе? — взволнованно воскликнула Тыгрена. — Он был здесь? Зачем?
— Пароход его увез на Большую землю. К русским. Пропал теперь Айе! со вздохом сказал Ваамчо.
— Его увезли?.. Русские?.. — тревожно спросила она.
— Да, увезли… Грустный он был здесь. Все время печаль на лице. Алек мне рассказывала.
Тыгрена молча смотрела на Ваамчо широко открытыми глазами, часто и тяжело дыша.
Показывая на школьное здание, Ваамчо сказал:
— Тыгрена, пойдем к учителю. Мы что-нибудь узнаем от него о русской земле.
Тыгрена продолжала стоять молча. Глаза ее налились злостью.
— Я не пойду к нему, — сказала она. — Я никогда не пойду к этому русскому! И ты не ходи! Они и тебя увезут.
Глава десятая
Школу решено было открыть в яранге Ваамчо, так как в деревянный дом, в котором еще можно было до зимы заниматься, дети не захотели идти. Но они не пошли и в ярангу Ваамчо: родители не пустили.
И тогда учитель на байдаре Ваамчо вместе с женщинами-вдовами уехал на последнюю осеннюю моржовую охоту. С наступлением зимы моржи уходили из Ледовитого океана.
Учитель был сильный человек. Он без устали целыми днями сидел на веслах, и женщины стали привыкать к нему и даже шутили с ним. Они давно не смеялись, пожалуй, с тех пор как узнали, что их мужья утонули. Они решили, что этот русский человек приехал, чтобы помогать им охотиться. К тому же оказалось, что он и меткий стрелок — настоящий охотник.
Случилось так, что промысел на протяжении целой недели был удачным. Каждый день байдара привозила моржа. А когда есть в хозяйстве мясо, брюхо не враждует с человеком и сердце становится веселым. Запасы были уже достаточны, а учитель все звал и звал на охоту. Уакат — жена Туматуге никогда не имела столько мяса, хотя ее муж был лучшим охотником на вельботе Алитета. Уакат была счастлива. И хотя Туматуге утонул, еды хватит на всю зиму. Но удивительно, что этот русский свою долю мяса отдавал женщинам, не оставляя себе ни куска. При разгрузке байдары он таскал на берег самые тяжелые части моржа. Вся одежда учителя покрывалась кровью морского зверя. Женщины наскоро сшили учителю дождевик из моржовых кишок, и, когда Николай Дворкин обрядился в него, они хохотали до упаду.
Даже Алек, косо посматривавшая на учителя, стала привыкать к нему.
Дворкин за время охоты изучил анатомию моржа и сам отлично разделывал тушу, но он никак не мог научиться точить нож о булыжный камень. Каждая женщина наперебой бралась точить его нож и, посмеиваясь, кивала на учителя. Он вообще был похож на настоящего человека! Он смеялся и играл с ними, как хороший парень-весельчак.
— А вот на будущий год из ревкома пришлют нам вельбот с машиной, тогда будет охота! — рассказывал учитель, ловко свежуя моржовую тушу.
И все вдруг увидели, что учитель — совсем неплохой человек.
Незаметно создалась зверобойная артель.
В артели было весело. С какой радостью Тыгрена примкнула бы к этой артели! Но она не пойдет к ним, потому что среди них русский со светлыми, как небо в ясную погоду, глазами. Русские, такие же, как вот этот учитель, увезли Айе.
Алитет сажал своих жен в байдару и тоже запасал мясо — а то еще случится, что придется просить зимой у этих женщин из артели кусок мяса и жира!
Жизнь перевернулась для Алитета, и виноват в этом был только русский из деревянной яранги, как говорил шаман Корауге.
Но вот наступила зима, к берегу подошли льды, и моржовая охота прекратилась.
Учитель собрал женщин в холодном помещении школы и стал говорить о занятиях с детьми. Женщинам неудобно было отказывать учителю. Ведь с его помощью они запаслись мясом на весь год. Они согласились послать в ярангу Ваамчо только девочек: они все-таки побаивались шамана, а он теперь строго запретил отдавать в школу мальчиков.
Алек смирилась с пребыванием у себя в яранге учителя и делала свою домашнюю работу, не обращая внимания на учениц. Правда, их было только три. Распластавшись на животах, они рисовали какие-то крючки. Девочки с увлечением забавлялись этой новой для них «игрой».
Алек искоса посматривала на них, на учителя и думала:
«Трудно понять русских людей. Сам как ребенок этот огромный русский. Шел бы на тюленью охоту во льды. В стойбище мало мужчин, а он забавляется с детьми».
Полуголая, в одной набедренной повязке, Алек перешагивала через учениц. Она то подвешивала над жирником чайник, то вытаскивала мокрую кислую шкуру тюленя и тут же принималась ее скоблить. Часто голосил ребенок.
Дворкин тяжело вздыхал, но продолжал занятия. В пологе было жарко и душно. Учитель сам был без рубашки: она становилась влажной. Алек поглядывала на его мощные мускулы и жалела, что они пропадают зря.
Первые дни учителю казалось, что он не сможет выдержать всей этой обстановки, но выдержать было нужно. И Дворкин ко всему привык. Девочки настолько заинтересовались школьными занятиями, что в стойбище только и говорили о школе. Вскоре пришли еще новички: две девочки и один мальчик.
Алек удивлялась, что дети так пристрастились к школе. Наверное, это от недостатка разума.
Вечером в яранге Ваамчо состоялось первое заседание родового совета, в который недавно выбрали двух женщин. Учитель говорил, что нехорошо бросать дохлых собак около жилища. В стойбище валялись две собаки Алитета с распоротыми животами, и живые собаки растаскивали их кишки.
Родовой совет постановил не бросать дохлых собак в стойбище, а уносить их подальше в тундру.
На следующий день, рано утром, Ваамчо пошел к Алитету, Он вспомнил, как еще при жизни отца, старика Вааля, он ходил к Алитету за куском мяса и жира. Не хотелось тогда ему идти к Алитету, но жалко было замерзавшую в холодном пологе старуху мать. Ваамчо вспомнил бутылку с керосином, которым Алитет залил его приманку на песцов. Вспомнились слова отца: «Пожалуй, Алитет — совсем дурной человек, если он залил нашу приманку светильным жиром». И собаку Чегыта, которую он зарезал по приказанию шамана, и все, все зло Алитета вспомнил сразу Ваамчо.
Ободренный поддержкой учителя, теперь Ваамчо шел важно, набравшись решимости говорить с Алитетом смело — так, как учил Дворкин.
Войдя в полог Алитета и не дождавшись обычного приветствия хозяина, Ваамчо решительно проговорил заранее приготовленные слова:
— Убери дохлых собак из стойбища! Родовой совет постановил.
Алитет опешил от этого независимого тона Ваамчо, растерялся и долго смотрел на него молча.
— Нынче же убери собак! Чтобы они не валялись в стойбище, — строго повторил Ваамчо.
Алитет приподнялся, сел на шкуру, взялся руками за голые колени и, глядя в упор на Ваамчо, насмешливо, почти шепотом спросил:
— Ты из какого стойбища? Или ты в первый раз увидел дохлых собак в стойбище? А? Тебя как зовут?
— Председателем меня зовут, — вызывающе ответил Ваамчо и, развернув бумажку, добавил: — Вот она, бумажка-председатель! Опять вернулась.