Читать интересную книгу Завтра наступит вечность - Александр Громов

Правда, и мне свезло: я успел вовремя захлопнуть Врата. Перед самым носом этих краснокафтанных ребят с пищалями, саблями, бердышами и прочими музейными ценностями. Зато воочию увидел Стрелецкую слободу, правда, всего на несколько секунд.

Гораздо чаще, однако, не было никакой временной привязки. С меня семь потов сошло, когда, наконец, я счел калибровку законченной.

– Могу ручаться за погрешность в три года. Рискнем?

– Три года! – возмутился Стерляжий. – Ты сделай три недели!

Вот так всегда – хорошо работать невыгодно. С сачка и портача спроса никакого, а из того, кто хоть что-то умеет, душу вынут: почему не сумел еще лучше? Я взорвался и наорал на своего босса:

– Я три секунды сделаю, когда у меня будет нормальная аппаратура! Три миллисекунды! Я погрешность дистанции дам три миллиметра! А сейчас – три года!

– Потише. Добиться большей точности сейчас нельзя? Мы можем еще подождать.

– Как долго? Минут десять?

– Не ерничай. Сколько надо, столько и подождем… в границах разумного.

– Да? А каковы они, эти границы? Сколько времени ты сможешь удерживать людей? До тех пор, пока они не надают тебе по морде? Или пока сюда не припрется какой-нибудь саблезубый бегемот и не потопчет всех на фиг…

Я прямо напрашивался на ссору. Но Стерляжий был готов вытерпеть от меня и не такое. Теперь курицей, несущей золотые яйца, был я.

– Так ты попробуешь или нет?

– Если ты так настаиваешь…

Я пробовал еще двое суток, выбирая для настоящих проб то время, когда оставался у Врат один, и с умным видом валяя дурака, когда кто-нибудь ошивался поблизости. Кое-что в настройке я действительно улучшил и вынес окончательный вердикт:

– С вероятностью девяносто процентов попадаем в шестимесячный интервал. Это предел.

На самом деле я мог ручаться за шесть недель, но предпочел об этом не трепаться. Пусть будет приятный сюрприз.

Стерляжий поморщился. Надя сияла. Аскольд изо всех сил старался принять скептический вид, но предательская улыбка так и норовила заползти к нему на лицо. Песков потирал руки и вслух мечтал о бане.

А я подумал, что можно мечтать об одном и готовиться к другому. Это даже не противоречие.

– Когда тронемся? – только и спросил я.

Согласен, вопрос был дурацким. Меня не убили только потому, что были заняты: потирали немытые руки и подсигивали в предвкушении.

– Прямо сейчас, разумеется! Собираем шмотье!

Солнце взбиралось все выше, и тени укорачивались. Недолго отзеленев, жухла молодая трава. Странно и дико громоздился позади нас несуразный танк в пустынной раскраске. А прямо перед нами в поставленном на попа круге Врат лежало вспаханное поле. За ним справа синел хвойный лес, слева чернели крыши изб. Из труб вились прозрачные дымки. Желтели свежие столбы с проволокой на фарфоровых изоляторах. Кружились грачи. Тянуло желанной прохладой.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – пробормотал Аскольд голосом Фомы неверующего. Он предпочитал до последнего оставаться скептиком. Хорошая позиция, удобная.

– Да нет же, это оно! – закричала Надя. – Смотрите! Оно! Свят!..

В порыве чувств она хотела схватить меня за руку. Я уклонился и сделал шаг к Пескову.

– Кажется, попали в точку, – сказал Стерляжий, осматривая пейзаж и стараясь сохранять подобающее боссу спокойствие.

И только Песков ничего не сказал, да и что он мог бы сказать в эту минуту? Кому? И зачем?

Он ударил Стерляжего ногой в живот, ребром ладони рубанул Аскольда по шее, отскочил и тут только выхватил пистолет, заведомо украденный у кого-то из наших раззяв. На все эти действия у него ушло секунды полторы. Я бы справился быстрее, но Берша все-таки учили кое-чему, а Пескова – нет.

Аскольд нелепо кувыркнулся. Стерляжий издал сиплый горловой звук и согнулся пополам. Он еще ничего не понял, ему было просто-напросто больно. Зато Надя поняла все и, пригвожденная ужасом к месту, смотрела на Пескова расширенными глазами.

Жить ей оставалось полсекунды; мне – чуть меньше.

Маловато. Извини, но у меня на будущее совсем другие планы…

Пистолет я выбил, конечно. Вся авантюра Пескова строилась на внезапности; моя – на внимательности. Если бы я хоть на секунду упустил Пескова из виду, мои шансы на удачу следовало бы измерять микрометром.

Теперь они были огромны, как горы.

В рукопашном бою Песков не был серьезным противником. Я подавил соблазн пройтись по болевым точкам, поймал его за руку и швырнул через плечо прямо во Врата.

Песков упал на спину и сразу вскочил. Оскалился, поняв, что не успеет раньше меня схватить колобок и закрыть Врата с той стороны, оставив нас прозябать на Надежде. Честное слово, он посмотрел на меня с немым укором в глазах: как же так, ведь несправедливо же!.. Но в следующую секунду он уже бежал по пашне к лесу, правильно понимая, что спасение теперь приходится искать в хорошей работе ножных мышц. Лес был чуточку ближе деревни.

Стерляжий взревел так, как ревет от боли и ярости медведь, угодивший лапой в капкан, и полез в танк. «Зря!» – крикнул я ему, но Стерляжий не услышал. Я мог только догадываться, какую бурю чувств он испытывал в этот миг, – меня никогда не предавал близкий друг. У меня его просто не было. Не выдумали его конструкторы личности Свята Горелкина, не заложил его в проект скотина Бербиков. Была толпа приятелей, но это же несерьезно…

Боль и ярость! И ярости было больше.

Вот тебе и первый русский на Луне…

– Не стрелять! – гаркнул Стерляжий, с бешеным усилием проталкивая свое туловище в люк.

– Почему? – спросил Аскольд, щупая шею и недоуменно хлопая белыми ресницами. До него не сразу дошло.

– Потому что он сам, – сказал я. – А только зря все это. Пусть живет, гад.

– Почему??!

– Потому что убивать надо морально.

– Корпорация всегда… – начал Аскольд поучающим тоном, но я отмахнулся от него. Сам знаю, что и как делает Корпорация с теми, кто обманул ее доверие.

Башня «Крусайдера» разворачивалась к Вратам с невиданной скоростью. Дрогнул и качнулся вниз ствол орудия. Текли секунды. Песков бежал, даже не петляя, – наверное, окончательно потерял голову. Надя содрогнулась, да и у меня по спине побежали мурашки. Предателя легко можно было срезать одной очередью, но Стерляжий не собирался пользоваться спаренным с пушкой пулеметом – иначе он уже открыл бы огонь.

Я ничего не мог поделать. Предателей во все времена старались уничтожать, причем отнюдь не морально, а физически. И всегда возникал соблазн сделать это как можно изощреннее. Даже не для того, чтобы другим было неповадно, – просто чтобы утишить собственную боль, насытить жажду мести, а уж потом взвыть от тоски…

– Промахнется, – кусая губы, сказала Надя.

– Попадет, – возразил я.

Надя зажмурилась и прижалась ко мне. Мне тоже стало, мягко говоря, не по себе. Очень мягко говоря. Одно дело, когда убитый падает вдалеке, как чурка, и совсем другое, когда ты видишь, как снаряд, пробивший его насквозь и не разорвавшийся, одной лишь вихревой волной отрывает ему голову и руки… Но я не мог заставить себя отвернуться.

Любопытство наказуемо – по меньшей мере ночными кошмарами впоследствии.

Резко, как бич, ударила пушка. На сей раз я ошибся, а Надя угадала: Стерляжий промазал. Колыхнув хвойные лапы, снаряд ушел в лес, оттуда донеслось приглушенное «бум-м». Вздрогнула большая, шатром возвышающаяся над лесом ель.

И повисла недолгая тишина, только в танке бешено матерился Стерляжий да в деревне лаяли собаки, не разобравшиеся, «что это так бумкнуло». Скоро и они успокоились. Не встревожились и люди – ну грохнуло и грохнуло, подумаешь. Может, ударил гром. Вон и тучки в небе подходящие.

Мы стояли перед Вратами и смотрели на деревню. Людей не было видно. Спугнутая выстрелом ворона покружилась над провисшими крышами изб, крытыми дранкой и соломой, и снова уселась на огородное пугало. Вечерело. Веяло прохладой. Пахло сырым черноземом, дымом и коровьим навозом. Мыча, возвращались с пастбища Пеструхи и Зорьки, хлопал кнут, и где-то за избами невидимый девичий хор визгливо выводил под гармонику:

– Я в своей-то красотеОченно уверена:Если Троцкий не возьмет,Выйду за Чичерина.У-у-ух!..

– Прошлый век, двадцатые годы, – прокомментировал я. – Передовая деревня с лампочкой Ильича. Вот пусть Песков в тамошнем сельсовете и расскажет, какой он первый русский на Луне. Тяжелый психиатрический случай.

Все трое, включая и Стерляжего, выбравшегося из танка, стояли, усваивая информацию. Я дал им полюбоваться картинкой и закрыл Врата.

– Ты нарочно это устроил? – спросил Стерляжий, прозревая.

Я кивнул:

– Пришлось спровоцировать. Лучше бы, конечно, к динозаврам его отправить, но Песков тоже не дурак. Я это место-время, знаешь, сколько искал? Чтобы было похоже хотя бы на первый взгляд. Специально для него. А потом молился, чтобы он не заметил, что крыши изб без шифера и телеантенн.