Читать интересную книгу Завтра наступит вечность - Александр Громов

Они-то и горели жаркими коптящими факелами. Немцы жгли их один за другим, поставив на прямую наводку зенитки. Что могли противопоставить им задыхающиеся под раскаленной броней английские танкисты – свои скромные пушечки да бронебойные снаряды, годные только против танков?

И открылись Врата. И один танк въехал в них то ли случайно, то ли ища спасения. Пятеро англичан… или новозеландцев… или поляков… да не важно это! Танковая атака захлебнулась кровью и горящим бензином – а они с раскаленного противня Ливийской пустыни вдруг попали в расцветающую благоуханную саванну под теплый ласковый дождик, такой же, как сейчас…

И Врата закрылись за ними. Они не любят подолгу оставаться открытыми, я это уже проверял. Несколько минут от силы. Потом они спонтанно закроются, но можно закрыть их и искусственно. Это совсем просто. Достаточно лишь вновь прикоснуться к вдавлине колобка.

Нет, я не докажу, что виноват Песков, а не австралопитеки. Просто-напросто мне кажется, что он-то и погубил англичан, не дав им завладеть бесценным колобком, зато завладев – с нашей помощью, между прочим! – настоящим, хоть и плохоньким танком…

Богатство всегда относительно. На Клондайке-Грыже, где золото и платина валялись под ногами, богат был тот, кому доставалась лучшая лежанка, у кого во встроенном в скафандр резервуаре оставался лишний глоток воды, чей баллон с кислородом был заряжен полнее.

Богатство для всех – не богатство. Оно только для одного. Сколько людей ломалось на этом, сколько еще сломается! Говорите, Ваня Песков был отличным парнем? Верю. Принимаю без возражений. Был.

– А гроза? – спросил я.

– Что гроза? – встрепенулся первый русский на Луне. – Какая гроза?

– На утесе, – объяснил я. – Кто удрал, не предупредив нас?

– Не удрал, а побежал спасать этот шар! И ты побежал бы! Ты хоть представляешь себе, какая это ценность? Ты представляешь, какие возможности открываются перед Корпорацией?..

Ага. Корпорацию вспомнил. Что же еще вспоминать, если он не надеется, что мы верим в его честь и совесть.

– Вынул шар из ниши, – продолжал я прокурорским тоном. – Не поднялся затем наверх, не погнал нас взашей с утеса. Спустился сам и дал деру. Я видел. Зачем самому пачкать руки, когда можно подставить? Разве дело в способе убийства? Расчет был неглуп, но вот незадача: мы остались целы…

– Ты видел, как я спускался? Чего не знаешь, о том не ври! Не спустился я, а съехал! На брюхе. Скользко было. Потом… потом да, побежал. – Песков болезненно оскалился, замычал и замотал головой. – Испугался я, ребята… Здорово испугался. Сам не понимаю, как это со мной случилось. Первый случай в жизни. Простите… Вот так живешь себе и не тужишь, и в переделках бывал, и вроде на хорошем счету, а жизнь возьмет тебя за шкирку, как котенка, да и подловит. Что, скажет, думаешь, смелый? Трус ты… Верите ли, как молния в утес ударила – у меня сердце остановилось. Ну, думаю, все… Ноги ватные, волосы шевелятся, в глазах туман, а сердце не стучит! Совсем! Я по груди как начал колотить – и кулаком, и этим самым шаром… пошло понемногу… – Он еще помотал забинтованной головой и выдавил: – Стыдно мне, ребята, сил нет…

Мы помолчали. Только Аскольд глубокомысленно и несколько сконфуженно произнес «н-да», но так и не высказал ничего более дельного. Стерляжий сидел на броне танка сыч-сычом и ни на кого не смотрел. Надя громко вздохнула. Всем, кроме меня, было неловко.

А что я? Песков вывернулся, пусть ценой добровольного унижения. Я не сомневался: он и не такое стерпит. Стерляжий по свойственному сильным людям великодушию простит минутную слабость старого друга, тем более что последствия оказались не фатальными. У меня же по-прежнему нет настоящих доказательств.

Ну не верю я Пескову, ни на грош не верю!

А что это меняет? Да ровным счетом ничего! Кто я для Стерляжего? Юнец со сквозняком в башке, неудобный подчиненный, шалопай, балаболка и вдобавок бывший Вибрион, едва не отправивший его на тот свет! Мне еще доказывать и доказывать, что я не верблюд. Меня терпят как инструмент, вроде отвертки. И кто для него друг душевный Ваня Песков? То-то. Нет, мое неверие пока не в силах ничего изменить.

Кроме одного обстоятельства: я делаю шаг вперед из короткой шеренги потенциальных жертв и получаю статус жертвы номер один. Теперь уже не предположительно, а наверняка. Когда Пескову в следующий раз выпадет хорошая карта, со мною он расправится первым.

Ну хоть не с Надей…

Думай, Свят, думай! Попытайся что-нибудь предпринять прямо сейчас, потому что Стерляжий вот-вот прикажет поставить точку на досадном инциденте и предать его забвению. Думай!

Хоть бы одна мысль в голове…

– Значит, так, – веско сказал Стерляжий, откашлявшись. – Все в-выяснили. Н-наплевать и забыть. Всем п-понятно?

Ну вот, дождался.

– Свят, т-тебя это особенно к-касается…

Пришлось кивнуть в ответ – слышал, мол. Принял к сведению.

К сведению – это сколько угодно. Лишь бы не к исполнению.

Все напряжение сразу прошло – не у меня, конечно, но кому я интересен? Улыбки, вздохи облегчения, похлопывания по плечу: со всяким, мол, бывает, не бери в голову, Ваня!

Почему, ну почему Надя не видит его насквозь?

Потеряла свой дар? Чересчур устала? Или Песков вжился в роль и сам готов есть ту лапшу, что навесил нам на уши?

А может быть, он тоже уникум, как мы, только в своем роде?

– Свят, п-покажи еще раз эту штуку.

Теплый колобок лежал на ладони уютно и, я бы сказал, с комфортом. По-моему, ему там нравилось. Капельки дождя скатывались по нему, не оставляя следов.

– Значит, п-приложить п-палец вон т-туда?

– Хочешь попробовать?

Стерляжий поколебался и отрицательно мотнул головой.

– Д-давай ты.

Пожав плечами, я отошел шагов на десять – как раз всем будет хорошо видно. Партер, первый ряд.

– Оружие приготовьте, мало ли что там. А один пусть следит за местностью.

Замечание не было лишним: наши совсем расслабились. Что с того, что в первый раз, ночью, теплый колобок открыл Врата в очень спокойный пейзаж, явно неземной, но мирный? Во второй раз может повезти меньше.

– Ну? – выдохнул Аскольд, топчась на месте от нетерпения.

Я коснулся пальцем ямки и ощутил знакомый слабый укол. Рассвет забивал слабое свечение колобка, зато отверстые Врата показались во всей красе.

Лес. Очень густой и темный лес, сплошное переплетение стволов. Лабиринт. А это что за паразитическое растение укоренилось на мшистом стволе – не знакомый ли цветик-семицветик? Ну да, он самый. Вот откуда ты сюда попал…

Я закрываю Врата. То ли крупное насекомое, то ли мелкая пичужка в последний момент влетает оттуда к нам и, пометавшись, уносится прочь.

Не найдешь ты себе здесь пары, бедолага. На Надежде не появится новый вид.

– Еще, – просит Надя.

Прикосновение.

Степь, лесистые горы на горизонте. Длинная вереница крытых повозок, запряженных волами и лошадьми, движется под уклон к петляющей реке. Усталые животные, почуяв воду, мычат, ржут и ускоряют шаг. Щелкают бичи из сыромятной кожи – возницам тоже невтерпеж. Несколько верховых – все в широкополых шляпах и при ружьях – пришпоривают коней. Там, внизу – рощица, разросшаяся на берегах реки, там топливо для костров, там сколько угодно воды. Привал! Нет, бивак с ночевкой!

Роскошное место.

Что-то это мне сильно напоминает… Не место, таких мест много, – а сама вереница повозок-фургонов. Не голливудский ли фильм о пионерах Дикого Запада?

Очень возможно, только это совсем не фильм.

– Земля, – шепчет Надя.

– Это не Зем…

Резкий грохот заставляет меня вздрогнуть и прикусить язык. Засада в роще! Залп двух маленьких пушечек, спрятанных в кустах, сливается с ружейной трескотней. Кой черт ружейной – пищальной! Кусты окутываются пороховым дымом.

Вой, крики. Это не индейцы. Если я что-нибудь понимаю, обоз переселенцев атакуют не команчи – его атакует разбойная казачья ватага в пешем строю! А не ошиблись ли вы континентом, ребята?

Нет. И те, и другие ошиблись планетой. Бесследно пропавший на подходе к Скалистым горам обоз. Казачий отряд, не вернувшийся из похода за зипунами. Те и другие поняли, что влипли, но поняли также, что влипли не совсем. Теперь там у них чужое, а вернее, ничье место. И его надо делить. Крутые ребята есть по обе стороны.

– Сарынь на кичку! – Кто-то из них обирал купцов на Волге-матушке.

Крики. Вой. Команды. Ругань. Пальба.

Натягивая вожжи, нахлестывая лошадей, возницы пытаются составить из повозок оборонительный круг. Нет, не успеют… Но из фургонов уже палят в ответ, и, между прочим, не только в казаков. Одна пуля с коротким визгом плющится о броню «Крусайдера».

Достаточно.

Прикосновение.

Море. Просто море. Без намека на берег.

Прикосновение.

Очень похоже на нашу саванну, только позеленее. Большие животные пасутся, пожирая трепещущие мясистые кустарники (или это грибы такие?). Слышно, как они чавкают, а одно вдруг шумно испражняется. Покончив с этим делом, оно смотрит на нас, разевает пасть и издает рев.