так любят его. Из-за того, что он, похоже, сумел начать в этом чужом странном месте новую жизнь и его существование обрело смысл.
Я невольно вспоминаю тот вечер в его берлоге перед моим восемнадцатым днем рождения. Хадсон тогда предложил мне заключить перемирие, затем бросил мне джойстик, и мы смеялись и играли в Mario Kart до глубокой ночи. И теперь мне кажется, что, возможно, тогда он пытался помочь мне еще немного задержаться в детстве, потому что чувствовал, как мне грустно от того, сколько важных событий я пропустила – событий, которые должны были стать чем-то вроде обрядов посвящения во взрослую жизнь. Учеба в последнем классе старшей школы. Выпускной. Рассылка заявлений о приеме в университет.
В полночь он игриво толкнул меня плечом и сказал:
– Теперь мы сравнялись по возрасту.
Это показалось мне таким нелепым, что я едва не выронила джойстик.
Но затем у меня округлились глаза, потому что до меня вдруг дошло.
Из дневников Хадсона я узнала, что, хотя он родился двести лет назад, его отец на протяжении многих лет давал ему возможность жить по-настоящему, вне гробницы, всего один день в месяц. Вместе с его пребыванием в Кэтмире это время составило как раз восемнадцать лет.
Он тогда просто пожал плечами и продолжил:
– Это долгая история, но, когда Джексон… – тут он картинно закатил глаза, – убил меня, мне было восемнадцать лет и я учился в последнем классе Кэтмира.
А значит, Хадсону пришлось пропустить те же вехи, что и мне, и все же он ведет себя как полагается взрослому мужчине. Так что мне надо перестать ныть и понять, чем я хочу зарабатывать на жизнь. Хадсон прав. Я могу это сделать. Может быть.
Кауамхи шевелит бровями:
– Тебе надо больше слушать твоего вампира. Он знает, о чем говорит.
– Ты говоришь это только потому, что считаешь его сексуально привлекательным.
– Да, он очень привлекателен. И неотъемлемой частью его сексуальной привлекательности являются его мозги. Так что слушай его. И перестань так изводить себя тревогой. Все образуется – ведь так бывает всегда.
– В самом деле? – Я корчу гримасу. – А ты не забыла, что говоришь с человеком, который случайно проник через барьер и навсегда застрял в другом мире?
– Зато в этом мире у тебя есть я, ставшая твоей лучшей подругой, и сексуальный вампир, ставший твоим… соседом по комнате. – Она снова шевелит бровями: – Я просто хочу сказать, что все могло быть и хуже.
Она произносит слова «сосед по комнате» с таким выражением, что по коже у меня начинают бегать мурашки.
Мы с Хадсоном не говорили о том, что едва не произошло после прослушивания. И отнюдь не потому, что я не пыталась.
Он всегда встает раньше меня, или ложится спать позже, или же – что достает меня еще больше – меняет тему.
Хотя он и хотел выяснить отношения в той пещере, и это было не так уж давно, теперь он, похоже, полон решимости не обсуждать то, что происходит между нами.
А что-то происходит, это несомненно.
Между нами такое напряжение, что его можно резать гребаной бензопилой.
Я вздыхаю. Наверное, мне надо испытывать к нему благодарность за то, что он решил отойти в сторону.
С тех пор, как здешний мэр не оставил никаких сомнений в том, что мы с Хадсоном никогда не сможем покинуть Норомар, я пыталась понять, что это значит для меня лично. Дома у меня были мечты, но теперь их больше нет. Но нельзя просто выбросить свои мечты, как выбрасывают мусор, и не чувствовать их утрату. Мне необходимо заменить их какими-то другими.
И, если я найду работу, которая будет приносить мне радость, работу, которую я смогу делать достойно, это стало бы хорошим началом.
Возможно, тогда я смогу посмотреть в лицо тем чувствам, которые я испытываю к Хадсону, – и разобраться с тем, что он начинает значить для меня.
Я смотрю на магазин, перед которым стою, и решаю: «Была не была». Возможно, местному часовщику нужен кто-то, кто будет работать за кассой или делать что-нибудь еще.
– Эй! – кричит мне Кауамхи, успевшая отойти от меня уже на полквартала. – Мы увидим тебя и твоего кавалера на Фестивале Звездопада этим вечером?
Я собираюсь ответить ей, что Хадсон не мой кавалер, но от напоминания о том, что скоро в Норомаре наступят три дня темноты, меня охватывает мандраж, и я с усилием сглатываю.
Хадсон не ел с тех самых пор, когда мы были в пещере, и я не могу не гадать, не захочет ли он сделать это сегодня вечером.
– Непременно! Я жду его с нетерпением! – отзываюсь я прежде, чем зайти в магазин, и понимаю, что это правда.
Глава 79
Подарки
– Хадсон –
Дымка так воодушевлена перспективой пойти на фестиваль, что она скачет и кружится по комнате, отталкиваясь от всех предметов мебели, которые здесь есть.
– Хватит, уймись, – говорю я, когда она сбрасывает одежду Грейс с кровати в третий раз. Грейс сейчас в душе, но как только она закончит и оденется, мы сможем пойти.
Дымка отвечает пронзительным воем, затем прыгает мне на колени, раз десять скачет вверх-вниз и наконец обвивается вокруг моей шеи. Вот только она охвачена таким энтузиазмом, что чересчур крепко сжимает мое горло.
– Дымка, перестань! – выдавливаю из себя я, оторвав ее от горла – Ты задушишь меня.
Она уныло мяукает и в качестве извинения нежно припадает к моей груди. Затем спрыгивает на пол и начинает крутиться как волчок в середине комнаты.
– Хорошо, хорошо! Я отдам подарок, который купил для тебя, так что не могла бы ты немного угомониться?
Она застывает так резко, что спотыкается и катится по полу, пока не ухитряется остановиться.
Потом она смотрит на меня, явно смутившись, так что я стараюсь не смеяться, когда поднимаю ее с пола.
– Пойдем. Это здесь.
Сегодня по дороге с работы домой я зашел в бутик и купил Грейс новое платье для сегодняшнего вечера. Я еще не подарил его ей и боюсь, что мой подарок ей не понравится, но я хотел, чтобы она смогла пойти на фестиваль в чем-то новом, а не в своих изношенных джинсах, которые с каждым днем обтрепываются все больше.
В магазине я заметил еще пару вещиц, которые, как мне показалось, могли понравиться Дымке, и купил их тоже.
– Это не что-то крупное, а так, мелочи, – говорю я ей, беря пакет.
Она верещит, чтобы дать мне понять, что это не имеет значения, и буквально трепещет от предвкушения, когда я открываю пакет и достаю ее подарок.
Дымка вопит, увидев купленные ленты, и выхватывает их из моих рук прежде, чем я успеваю отдать их ей. А затем начинает кружить по комнате, радостно щебеча и вертя их над головой.
Так что, похоже, ленты – это самое то.
Я купил ей упаковку лент четырех разных цветов – фиолетового, золотого, красного, а также радужные – и мне интересно, какие из них она выберет для сегодняшнего вечера.
Она выбирает две – радужную и золотую – и обматывает ими себя, как будто это бриллиантовые колье, а не полоски материи. Решив, что они выглядят на ней хорошо, она берет остальные ленты и прячет их в ящик тумбочки, которую мы предоставили ей для ее сокровищ.
Затем она бросается на меня и заключает меня в самые восторженные объятия, которые только можно себе представить. Но на этот раз она не сжимает мое горло, так что я хотя бы могу свободно дышать.
Она все еще обнимает меня, когда несколько минут спустя из ванной выходит Грейс обмотанная полотенцем. Она замирает, увидев прихорошившуюся Дымку, и расплывается в улыбке.
– Ты выглядишь просто шикарно, Дымка! – говорит она маленькой тени. – Эта золотая лента очень красиво оттеняет твой окрас.
В кои-то веки Дымка польщена ее вниманием и начинает вертеться между ее ног. Я же изо всех сил стараюсь смотреть куда угодно, только не на куцее полотенце, которым обмотаны великолепные формы Грейс.
– Извини, я забыла свою… – Она замолкает, заметив платье, расстеленное на кровати. В отличие от подарка для Дымки, увидев в магазине это платье, я сразу же