– Разумные слова, – проворчал Сидри. – Ну, я, эта, значит, прощения прошу. Погорячился слегка. Не серчайте.
– Нет, это ты меня прости, Сидри, – Тави церемонно поклонилась, точно герцогу или даже королю. – Я виновата... сперва с этим священником-бедолагой, потом – с ворожбой... Всё, помиритесь с Каном, и пошли! Не могу больше стоять возлеэтого...
Под её пристальным взглядом Сидри и Кан-Торог молча пожали друг другу руки, обменявшись кислыми полуулыбками. Засветив факелы и взяв лошадей под уздцы, двинулись вперед и вниз по широкому, вымощенному гладкими плитами коридору...
* * *
Далеко-далеко на юго-востоке от коронованной Царь-Горы, в престольном Мельине, на стене небольшого, но весьма почитаемого завсегдатаями трактира «Полосатый Кот», что на углу Купеческой и Тележной, между третьим и четвёртым окнами, появилась бранная надпись. Содержатель «Кота», Тощий Хэм, как его звали, долго ругался и плевался, но отчего-то лишь к вечеру наладился послать дворового мальчишку затереть похабщину. И в тот же вечер в общую залу трактира вошёл молодой, скромно одетый парень с пепельными волосами и незапоминающимся лицом, в куртке-дождевике ворсом наружу с дозволенным к ношению чёрными сословиями недлинным кинжалом в потёртых ножнах. Снял куртку, стряхивая воду – мелкий и нудный дождь моросил с самого утра. Осмотрелся. Едва заметно кивнул кому-то и двинулся к дальнему столику, где мирно дремал над тарелкой маринованных «угольков» с картошкой низенький старичок в поношенном коричнево-чёрно-серо-... ещё невесть каком плаще.
– Здравствуй, дядюшка Паа, – поклонился юноша.
Старик что-то неразборчиво фыркнул.
– Твоя кружка пуста, как я погляжу, дядюшка. Не позволишь ли мне её наполнить? Гей, малышка, тёмного мельинского нам, да побыстрее!
Старик покивал.
– Я должен кое-что рассказать, – новоприбывший нагнулся к уху старика. – Значит, дело было так...
Старик вновь кивнул – мол, продолжай.
– Илмет получил от Онфима-первого, хозяина бродячего цирка «Онфим и Онфим», некий магический артефакт, найденный в остатках Друнгского Леса. Артефакт вытянутой формы, напоминает классический меч Дану. Илмет отвёз сей предмет в Хвалинскую башню своего Ордена. Там и остался. Артефакт невероятно мощный. У меня аж дыхание спёрло.
И вновь в ответ лишь молчаливый кивок.
– Не знаю, как такая штука могла пролежать в лесу столько времени никем не замеченной, – продолжал между тем гость. – Но... теперь она у Арка. У меня не было приказа попытаться перехватить, а то бы я этого надутого придурка...
Старик задумчиво потёр подбородок. К принесённому ему тёмному мельинскому он даже и не притронулся. Потом вяло махнул рукой – мол, иди, человече. Юноша тотчас поднялся – без торопливой угодливости, словно ему и в самом деле пора.
– До свидания, дядюшка...
Вежливо поклонился и двинулся к дверям.
Старик лишь коротко дёрнул головой вместо прощания. И остался сидеть, с отвращением глядя на кружку с пивом.
За пепельноволосым юношей закрылась дверь. Несколько мгновений ничего не происходило, однако затем дверь приоткрылась, человек с порога оглядел зал и дважды кивнул. После чего повернулся, и дверь за ним захлопнулась. Старик вздохнул, брезгливо отодвинул кружку, поднялся и заковылял в глубь трактира, к ведущей на второй этаж лестнице. Возле неё вертелся юркий трактирный мальчишка, вощёной тряпицей натирал резные балясины перил.
– Скачи к брату, – прохрипел старик. – Скажи – мы его взяли.
Мальчишка молнией метнулся к кухне.
– Ну и дрянь же это тёмное мельинское, – проворчал ему вслед старик. И тотчас потребовал себе иного – светлого, собственной Тощего Хэма пивоварни.
* * *
Когда заклятье магов Радуги вырвало Агату и остальных циркачей господина Онфима из подземелья тарлингов, девушка-Дану подумала, что мечта ее всё-таки исполняется – она умирает. Раскалившийся воздух обжигал легкие, призрачные волны пламени неслись навстречу, так что она едва не лишилась глаз. На затылке словно обосновалась целая бригада лесорубов, задавшихся целью проделать длинную щель в её черепе.
– О-ох... – услыхала она. – Ой... га-а-ды...
Эвелин. Да, ни ей, ни Кицуму с Нодликом не позавидуешь – воину Серой Лиги попасть в руки магов хуже смерти. Тем более если следил за ними, магами, и пытался, глупец, им противодействовать. Теперь пощады не жди. Господин Онфим наверняка вывернулся... Но – тогда зачем было их спасать? Все уже было сделано. Жертвы – под надвигающимся Ливнем. Для чего тратить нешуточные силы и вытаскивать обречённых? Решили, что не заслуживают столь быстрой смерти, как под Ливнем?
Агата с трудом разлепила склеившиеся от засохшей крови веки. Так и есть. Подвал. Грубая бутовая кладка, истёртый до блеска каменный пол. Под потолком на короткой цепи болтается фонарь – деревянная плошка; правда, горит в ней не масло, а нечто другое, явно магическое, гнило-зелёным светом. Всё остальное ничуть не отличается от иных тюрем, попроще. И ржавая железная дверь с забранным частой решеткой окошечком; и поганая бочка у выхода, из – под крышки разит нестерпимой вонью; и мокрая солома вместо подстилки... Всё знакомо, всё привычно, не раз в таких же сиживали.
Все остальные тоже оказались здесь. Братцы-акробатцы, придя в себя, немедленно принялись ныть и скулить, взывать к тюремщикам, громко вопия о своей полной невиновности, равно как и непричастности. Правда, всё их колотье у двери пропало втуне. На вопли и стенания никто не отозвался.
Таньша, так ничего и не понявшая, тупо хлопала глазами, вертя головой – похоже, до сих пор не верила в случившееся. Еремей – заклинатель змей, лишившийся всех своих подопечных, только и мог, что стоять на коленях да неразборчиво молиться невесть кому. Испуганный Троша жался к Кицуму, не понимая, что как раз сейчас-то от старика следует держаться подальше. Нодлик громко скрипел зубами – вот-вот начнёт колотиться головой об стену. Эвелин, точно мёртвая, лежала на гнилой соломе.
Все в сборе. Стоят у порога судьбы. Ничтожная капелька в человеческом море, цирк господ Онфима и Онфима, волею неведомых сил оказавшийся на острие удара.
Коготок увяз – всей птичке пропасть, гласит пословица. А тут уже не коготок – тут по самое горло увязли. Подземелья Радуги – это много хуже Ливня. Ливень по крайней мере не знает, что такое «пытки».
Однако тоскливое ожидание длилось недолго. Не грохотали по коридорам кованые сапожищи стражников, не скрипел здоровенный ключ в ржавом замке – дверь бесшумно распахнулась, словно и не покрывала её петли вековая короста, на пороге возникли трое – два мага в одноцветных алых плащах, лица скрыты капюшонами, и еще некто, невысокий и тщедушный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});