с Римом, – проронил Амфикрат.
– Афраний, рассуди, – Тигран говорил убедительно. – Мы недавно заключили союзнический договор. Нашей распре теперь может радоваться только слабый и завистливый. Человек, заводящий ссору, – провокатор. Прежде чем разогрелась обида, подумай, что ненавидеть и рушить легче, чем любить и творить.
Необузданная запальчивость римлянина начала проходить, слова царя успокаивали; легат опустил голову, на лице выразилось сожаление и, взглянув на Тиграна, он объявил:
– Желания поссориться у меня нет.
– Хорошо, Афраний. Мы расследуем это покушение и найдем преступника.
– Государь, я пришел проститься.
На лице Тиграна отразилось удивление. Афраний продолжил:
– Я получил приказ главнокомандующего императора Помпея свернуть лагерь и с войском следовать за ним. Помпей не будет заходить в Арташат, он сейчас форсирует реку Аракс через широкое мелкое место.
Царь все понял: Помпей не пленил Митридата, возвращается в Понт ни с чем, идет той же дорогой, что пришел, и форсирует Аракс в районе слияния с рекой Раздан. Он не хочет оставаться в Армении ни дня, так как дух горы Арарат гонит его армию прочь, подальше от армянской земли. Защитник, незримо оберегающий Армению, зорко следит за ее обидчиками.
– Как-то ты рассказывал, что у тебя есть два сына. Хочу сделать им подарки. – Царь подошел к стене с арсеналом редкого оружия. – Два кинжала: один, в золотых ножнах, символизирует стойкость, другой, в серебре, – постоянство, но внутри у обоих – стальные клинки, означающие твердость. На рукоятях рубины – талисманы удачи для тех, кто привык сам пробивать себе дорогу в жизни.
Афраний склонил голову и с благодарностью принял подарки. Подняв глаза на царя, он подумал: «Тот самый случай, когда уважаешь противника. Тигран благосклонен к смелым начинаниям, жалостлив к попавшим в беду, взыскателен к сильным». Вслух сказал:
– Государь, прощай! Пусть Фортуна даст тебе в вечную собственность верное счастье!
Развернувшись по-военному, вышел.
Правитель Боспорского царства Махар, сын царя Митридата, был в смятении. Ему донесли, что отец, сбежав от Помпея из Колхиды, приближается к Таврике, преодолев Кавказский хребет и «скифские запоры». Махар в ужасе думал: «Перебравшись через Боспор Киммерийский58, отец вот-вот появится здесь, в столице, городе Пантикапее, и тогда…».
Излишне эмоциональный, стремящийся к единоличной власти и роскоши, Махар в свои тридцать лет заметно располнел, был груб к окружающим, часто нерешителен, сейчас же выглядел побитым и беззащитным. На его покатом лбу выступили капли пота, губы дрожали, зрачки расширились, ноги, словно ватные, подкашивались. Хотя женщины считали Махара красавцем (крупный нос, маленький подбородок, пухлые губы), сегодня лицо правителя приобрело землисто-серый оттенок. Пышные светлые вьющиеся волосы, тщательно уложенные, ниспадали на плечи, а из-под массы локонов выглядывала белая лента-диадема. Многие признавали полное его сходство с отцом в молодости, что льстило; но, зная нрав Митридата, он почти не сомневался: жить осталось недолго.
Словно зверь в клетке, повелитель Боспора метался по тронному залу дворца, венчающего вершину горы. Пантикапей стоял на горе59 и имел акрополь, храмы наиболее почитаемых богов и дворец – здание, отделанное мрамором со множеством архитектурных деталей и снабжавшееся водой из цистерн для запасов дождевой воды. В залах, расписанных картинами по штукатурке, было множество монументальных скульптур, ковров и огромных ваз из зеленовато-волнистой яшмы, малахита и оникса.
В зал вошел брат Фарнак:
– Махар, взгляни в окно! Сегодня римский флот подошел ближе.
Оба брата приблизились к окну. Триеры с тремя рядами весел и парусом, биремы – военные корабли с двумя рядами весел и тараном, длинные скоростные и маневренные либурны с метательным оружием блокировали пролив и город.
– Они задерживают и казнят всех купцов, везущих нам товары, – произнес Фарнак.
Махар посмотрел на него жалобно:
– Брат, что делать?
Фарнак, высокий, стройный, амбициозный, высокомерный к окружающим, снисходительный к слабостям женщин, уверенный в себе человек, тщательно выбритый (в подражание отцу), был красив: имел золотистые волосы, спускающиеся на плечи, и энергичную линию бровей. Лицо с правильными чертами всегда оживляла легкая ироническая улыбка. Царь Митридат ценил его выше всех своих детей, заявляя, что именно он будет его преемником, и сын, преисполненный презрения к римлянам, мечтал воссоздать Понтийскую державу в прежних пределах.
– Пантикапей защищен двойной линией крепостных стен, так что бояться римлян не надо! – ответил Фарнак.
– Я не о том. Боюсь отца…
– А чего ты хотел?! Ты предал его! Диадему понтийских монархов теперь носит в Риме гетера, насмехаясь над нами.
Несколько лет назад Махар, являясь правителем Боспорского царства, открыто перешел на сторону противника: отказал отцу в помощи, когда тот проиграл битву при Кизике, отправил к римскому полководцу Лукуллу посольство с золотой диадемой, решив, что с отцом покончено, снабжал римлян хлебом при осаде столицы Понта Синопы. О, чего не сделаешь ради удержания власти!
– Может быть, бежать в Херсонес? – Махар с надеждой смотрел на брата.
– Прощается все, кроме измены! Побег не спасет, сам знаешь, – взгляд Фарнака был издевательским.
Дверь открылась и быстро вошла Клеопатра Понтийская, за ней дети Митридата.
– Великая радость! – возвестила она. – Прибыл гонец с вестью: наш отец с минуту на минуту въедет в ворота Пантикапея.
Законная супруга царя Тиграна Клеопатра Понтийская (отец выдал ее за Тиграна, чтобы скрепить союз двух государств) сбежала от гнева армянского владыки в Тавриду. Она так хотела завладеть единоличной властью в Армении, что подговорила трех сыновей убить мужа. Двоих Тигран казнил, а третий, Тигран-младший, теперь мучился в тюрьме у Помпея. Женщина среднего возраста, умная, гордая, привлекательная – вся в отца! В национальном армянском наряде она выглядела пленительно: светлые волосы, уложенные в греческую прическу, подхвачены белой лентой, на шее висел шнурок с амулетом в форме скорпиона из золота и драгоценных камней – голубого опала и желтого кошачьего глаза; печаль на лице сменилась надеждой.
Сын Митридата, 18-летний Артаферн, презрительно посмотрев на Махара, своего конкурента по Боспору, произнес:
– Расплата за совершенное вероломство последует!
Дарий, прыщавый и жестокий подросток 16 лет радостно воскликнул:
– С возвращением отца вновь вспыхнет война! Это прекрасный способ доказать миру нашу исключительность!
Сообразительный, но неуклюжий 14-летний Ксеркс добавил:
– Разрушить могущество Рима, думаю, не удастся, зато новая война сделает нас очень богатыми.
16-летний голубоглазый Ксифар, сын наложницы Стратоники, глядя в одну точку и наматывая на палец прядь кудрявых волос, пробурчал себе под нос глупую считалочку:
– Раз – испугает, два – убегает, кто не спрятался – чудовище пожирает…
Оксатр, щуплый и рассудительный мальчик 12 лет, произнес:
– Я получу Херсонес Таврический! Я буду справедливым царем, потому что творить несправедливость – удел несчастных.
Самая юная, очаровательная 10-летняя девочка Эвпатра, объявила:
– Сейчас папа придет, сделает меня царицей, и будет у меня муж Тасий – предводитель светлых людей роксоланов.
Махар, погруженный в свои мысли, сидел на троне и был безучастен ко всему. Вдруг его лицо перекосила злоба, он стал задыхаться, в глазах засквозила безысходность. Вскочив с трона, торопливым шагом вышел