дому, Митрич, прежде чем взойти на высокое крылечко (в поселке все дома были с высокими крылечками), по уже заведенной традиции, сначала заглянул в сарай, где квартировала его белая и толстопятая постоялица со своим отпрыском. Комендант твердой и уверенной походкой (куда только делась хромота!) начал подходить к сараю. Медведица, обладающая феноменальным обонянием, еще загодя, когда он шел по улице, учуяла его приближение, поэтому сначала высунула голову в незапертый дверной проем, а затем, убедившись, что рядом с ее арендодателем нет никого из посторонних, вышла навстречу ему. Вспомнив, что ему только что сделали прививку и теперь он представляет для нее и для ее медвежонка реальную опасность, Митрич остановился и, пошарив у себя в кармане нащупал целый ворох дармовых масок. Кряхтя и не к месту поминая всех святых с применением околонаучного лексикона, он кое-как напялил на себя этот намордник. Медведица, крайне удивленная неожиданным преображением своего благотворителя, остановилась и на ее морде читалось явное изумление от увиденного. Она никак не могла понять, для чего этот добрый без сомнения человек вдруг решил надеть на себя вторую морду, без носа и рта, и что все это может означать. Она как-то неуверенно оглянулась назад, где в дверном проеме показалось мордашка ее сына, тоже ошарашенного от увиденного, и замялась, не зная, что предпринять: то ли отступить на всякий случай свое логово, ставшее уже привычным убежищем, то ли наоборот — выйти навстречу. Видя, в каком затруднительном положении находится его квартирантка, Митрич тоже приостановился, давая ей немного привыкнуть к его новому образу. Наконец природное женское любопытство медведицы победило ее всегдашнюю осторожность, и она мелкими шажками все-таки подошла к нему. Пахло от человека в основном уже известными ей запахами, к которым она привыкла и не боялась. Правда к этим запахам примешивалось и еще что-то неуловимое и слегка специфическое, что щекотало нос и вселяло легкое недоумение. Однако взвесив на весах своей логики все составляющие, она решила, что, в общем и целом это не представляет для нее никакой опасности, а если человек по какой-то причине решил надеть на себя другую морду, то это его личное дело и оно ее никак не касается. Она подошла к нему вплотную и подняла свою громадную голову прямо на уровень его лица. Еще раз, взглянув в глаза своего двуногого друга и шумно втянув в себя воздух широкими ноздрями, чтобы убедиться лишний раз в правильности своих прежних выводов, она осторожно лизнула его своим длинным сине-фиолетовым языком прямо в маску и окончательно успокоилась. Углядев из-за порога, что с матерью ничего дурного не случилось, медвежонок, движимый тем же чувством природного любопытства выскочил из сарая, и смешно перебирая лапами, быстренько подбежал к ним. Ему очень хотелось получше разглядеть ставшего уже родным для них человека, вдруг решившего избавиться от своего старого лица, из которого не всегда пахло приятно, но зато привычно.
Те два месяца, что медведица прожила рядом с человеком не прошли для нее даром. За это время она очень сильно изменилась. От ее прежней катастрофической худобы не осталось и следа. Теперь это был не доведенный до дистрофии зверь со свалявшейся и не поймешь, какого цвета шкурой, а настоящий повелитель высоких широт. Отъевшаяся, и оттого ставшая похожей на дородную купчиху с полотен Кустодиева, с белоснежной и густой шерстью, с толстыми лапищами и могучими когтями, медведица превратилась в настоящую красавицу, всем своим видом демонстрируя телесное и душевное благополучие от неожиданного симбиоза с этим странным, но, безусловно добрым человеком, ставшим для нее и сына ангелом-хранителем. Это было тем более удивительным, если учесть то, что даже в медвежьей среде бескорыстные и милосердные отношения отсутствуют даже в качестве понятия. Наоборот, встретившиеся на узкой дорожке медведи редко расходятся мирно, предпочитая кровавую баталию за обладание охотничьей территорией. А уж случаев, когда собственные папаши были не прочь отведать мясца собственных детишек, в истории медвежьего рода хоть пруд пруди. Именно из-за подобного опасения, беременные медведицы, чувствуя приближение родов, стараются как можно дальше уйти от своих избранников, потому что не надеются на их благородство и отцовские чувства. Судьба же этих двух косолапых детей природы распорядилась по-своему, резко изменив их привычное поведение. Мамаша уже не напрягалась и не шарахалась от любой неожиданности, готовой преподнести фатальные и неизбежные сюрпризы. Она обрела чувство покоя и даже некоторой барственности. Ее нервный и издерганный многолетними жизненными испытаниями характер приобрел за это короткое время умиротворение и созерцательное благодушие, чего от нее, по правде говоря, никто и никак не ожидал, включая самого Митрича. Медвежонок тоже, под стать своей матери, из грязно-серого скелетика, шатающегося от дуновения ветра, он превратился в толстенького и белого колобочка. И весил этот «колобочек» уже столько, что Митрич уже с большим трудом, несмотря на свою физическую силу, мог взять его на руки. Пройдет еще месяц и это уже будет невозможно сделать. За короткий срок она вместе со своим малышок стала не просто местной достопримечательностью, но и в силу неожиданной покладистости своего характера — любимицей всего местного сообщества. Несмотря на все увещевания и угрозы со стороны коменданта, жители Белушьей валом валили к его дому, чтобы не только поглазеть на невиданное доселе приручение дикого зверя, но и поучаствовать в его содержании, ибо несмотря на немалое денежное довольствие, даже по меркам Севера, кормить взрослую медведицу, да еще и с подрастающим медвежонком, дело хлопотное и весьма затратное. Митрич не стал отказывать людям в проявлении милосердия и бескорыстия, оговорив только для дарителей меры безопасности и время для подношений. Ему не хотелось, чтобы подарки принесенные жителями вручались нежданной гостье в его отсутствие. От доброхотов не было отбоя. Движимые чувством сострадания к одинокой матери, они, день и ночь несли к дому Митрича всевозможное съестное. Чего тут только не было? Оленеводы, в основном коренные обитатели этих мест, несли к его дому туши северных оленей, на полном серьезе считая медведицу живым воплощением древнего божества Урюнг-Эге — прародителя всех народов Крайнего Севера. Рыбаки, занятые на промысле рыбы, приносили не только ее, но и нерп, тюленей и моржей, нередко гибнущих от того, что запутались в сетях. Все остальные жители, кто непосредственно не занимался охотой и рыболовством, несли все, что можно и даже не можно, начиная от консервов с тушенкой и кончая конфетами с просроченным сроком реализации. И с этим не было никакого слада, особенно с вездесущими ребятишками, которые после школы взяли привычку навещать косолапое семейство в отсутствие Митрича