Предлагая государю на ту или иную должность своего кандидата, она неизменно сообщает об его отношении к Распутину. Так о князе Урусове, которого она прочит на пост обер-прокурора Св. Синода, она поясняет в скобках: «Познакомился с нашим Другом». Говоря о кандидатуре на ту же должность Гурьева, она пишет: «Любит нашего Друга». Относительно Петроградского градоначальника кн. Оболенского она утверждает: «Он стал лучше с тех пор, как слушается советов нашего Друга». Про А. Н. Хвостова и его кандидатуру на пост министра внутренних дел она решительно заявляет: «С тех пор, как и наш Друг за него высказался, я окончательно уверовала, что это лучшее назначение». Передает Александра Федоровна государю и указания Распутина, касающиеся способа ведения войны и направления наших усилий на ту или иную часть фронта. Мало того, с очевидной непоколебимой верой в чудотворную силу Распутина Александра Федоровна сообщает государю, что, узнав о наших каких-то военных операциях, успеху которых помешал туман, Распутин «выразил сожаление, что не знал об этих операциях раньше, ибо в таком случае тумана бы не было, но что, во всяком случае, туман впредь мешать нам не будет». Надо, однако, признать, что Распутин, проводя своего кандидата, сперва тщательно старался выяснить степень приемлемости его самой государыней и лиц, ей неугодных, поддерживать не решался, хотя бы это и входило в его расчеты. Так, например, он состоял в близких сношениях с Витте, но, зная отношение к нему царской четы, и заикнуться о нем не смел».
Конечно, Гурко не верит в то, что отец мог распознавать людей. Но при этом было известно, как много давал отец подтверждений именно этой своей способности. Ведь многие из знакомых Гурко поплатились карьерой именно потому, что отец смог предупредить их дурные намерения. (За каждым человеком числятся грехи. За кем — большие, за кем — меньшие. На то и раскаяние дается. Сам Владимир Иосифович Гурко был отмечен доверием царя и имел чин камергера. Но после назначения на должность в Министерство внутренних дел не удержался и попользовался казенными деньгами. В тот год разразился голод, и Гурко заключил сделку с неким купцом о поставке хлеба в бедствующие губернии. Сумма доходила до миллиона. Нуждающимся же хлеба попало очень мало. Мошенничество вышло наружу, Гурко отставили.)
Он же пишет, что в телеграммах отца не было смысла. Соглашусь, не было — для тех, кто не мог их понять. Впрочем, об этом я уже говорила.
Гурко попрекает Александру Федоровну в ссылках на отца. Но что же делать, если при дворе не нашлось честного человека, кроме отца, мнением которого можно было мерить других.
И другое. Александру Федоровну ругали за то, что она прислушивалась к советам отца по всякому поводу. Но есть очень много свидетельств того, как она поступала по собственному усмотрению и в противоположность мнению отца. И тот же Гурко пишет, что представляется весьма сомнительным, мог ли бы Распутин, невзирая на все свое влияние, заставить царицу отказаться от осуществления какого-либо намерения, которое она горячо желала исполнить. Она осознавала себя царицей, и правила самодержавия были ею усвоены вполне. Надо понимать разницу между советом и руководством.
Случай или закон?
Еще один важный пункт. Иногда Александра Федоровна, чтобы придать больший вес своим предложениям, ссылалась на отца, который часто и не принимал участия в обсуждениях.
В тех же случаях, когда исполнялись советы отца, получалось почти всегда хорошо. И Гурко вынужден это признать: «Увеличилась у Николая Второго и Александры Федоровны вера в правильность советов Распутина и после того, как принятие государем верховного командования армией не только не имело тех дурных результатов, которых опасались министры, а наоборот, вызвало заметное улучшение нашего положения на фронте. Между тем в той упорной борьбе, которую вынес государь по поводу задуманного им личного возглавления армии, его усиленно поддерживал Распутин, и государыня это впоследствии неоднократно напоминала царю».
Подчеркну: «Увеличилась вера и после того…» Значит, это не единственные примеры, если вера увеличилась.
Конечно, Гурко называет это случайным стечением обстоятельств. Но при иных обстоятельствах он назвал бы это законом.
«Бессмертные штаны»
Гурко явно с осуждением приводит слова Александры Федоровны из одного ее письма Николаю в Ставку: «Уверяю, я жажду показать всем этим трусам свои бессмертные штаны, я вижу, что присутствие моих черных брюк в Ставке необходимо, такие там идиоты». (Поясню, что Александра Федоровна иногда, подтрунивая над Николаем, видя его нерешительность в чем-либо, говорила: «Я ношу штаны, а не ты».) Гурко усмотрел в словах царицы претензию на руководство, в частности, войной. Но это не так. «Такие там идиоты» — вот ключ к тому, что в действительности сказала Александра Федоровна. Даже ее слабые возможности способны повлиять на положение там, где находятся люди, подобные обретавшимся тогда возле царя. Александра Федоровна только это «штанами» и сказала.
Но даже недоброжелатели не могли не замечать усилий, которые прилагала Александра Федоровна, чтобы помочь раненым. При этом важно, что делала это она по наставлению отца. Александра Федоровна говорила Анне Александровне: «Я замечаю, что в моем присутствии больные действительно держатся спокойнее, когда я держу их за руку, они говорят, что боль утихает. Я думаю, это от того, что все мои мысли сосредоточены на нашем Друге. Я стараюсь поступать, как он».
Гурко: «Осенью 1915 года во дворец прибыла депутация от Св. Синода, привезшая государыне благословенную грамоту за ее деятельность на пользу раненых; государыня была столь смущена, что заявила о невозможности для нее выйти к прибывшим архипастырям, так как чувствует, что горловая спазма лишит ее способности промолвить хотя бы несколько слов. Надо было употребить много усилий, чтобы убедить ее выйти к иерархам церкви, причем маленький наследник принимал в этих уговорах очень деятельное участие».
Каверзы и поклепы
Однако это не мешало врагам трона продолжать плести интригу.
Здесь приведу свидетельство Руднева относительно того, к каким уловкам прибегал «честнейший молитвенник» Труфанов: «Года за полтора до переворота 1917 года известный бывший монах Илиодор Труфанов прислал в Петроград из Христиании свою жену с поручением предложить царской семье купить у него в рукописи написанную им книгу, выпущенную впоследствии под названием «Святой черт», где он описывает отношение Распутина к царской семье, набрасывая на эти отношения тени скабрезности. Этим вопросом заинтересовался Департамент полиции, и на свой риск и страх вступил в переговоры с женою Илиодора о приобретении этой книги, за которую Илиодор просил, насколько помню, 60 000 руб. В конце концов дело это было представлено на усмотрение императрицы Александры Федоровны, которая с негодованием отвергла гнусное предложение Илиодора, заявив, что «белое не сделаешь черным, а чистого человека не очернишь».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});