— А графиня знала это, когда покупала дом?
— Как не знать! Из-за того и купила.
— Та, та, та! — вскричал Оборотень. — Это странно что-то.
— Напротив, очень просто. Лучше кого-либо вы знаете, какие неумолимые враги преследуют графиню, весьма важно было для нее…
— Правда, понимаю теперь! — воскликнул Оборотень, ударив себя по лбу.
— А я так ничего не понимаю, — заметил Влюбчивый, — все равно, лишь бы выбраться отсюда поскорее. Мы тут, словно сельди в бочке, и воздух не чист.
— О! Теперь самое трудное сделано, — возразил Брюнер.
— Я, напротив, нахожу, — вмешался Шакал, поглаживая длинную рыжую бороду, — что прогулочка эта не без прелести и живописна, ей-Богу! Смешно этак расхаживать под землею в многолюдном городе, и никто про тебя не ведает, не гадает!
— Согласен, что приятно, но перестаньте болтать, — остановил Оборотень, — у нас другое дело на руках. Что теперь прикажешь, распорядитель?
— Мы пройдем под землею на другую сторону улицы, — ответил Карл Брюнер.
— По водосточной трубе, значит?
— Ничуть, под нею. Это подземелье идет легкой покатостью в глубь земли. Здесь мы уже на тридцать футов ниже поверхности, а ход углубляется футов на сорок.
— Справедливо изволишь рассуждать, идем.
Молодой человек придавил пружину, совершенно незаметную для того, кто не знал о ее существовании. Тотчас отворилась потайная дверь, и взорам изумленных путников открылся длинный подземный ход.
— Полагаю лишним предостеречь вас не делать шуму, — шепотом сказал Брюнер, — от этого зависит успех нашего предприятия, да и жизнь наша.
— Не беспокойся, — ответил Оборотень, — мы будем немы как рыбы.
Поправили свечу в фонаре, и смельчаки отважно вошли в подземную галерею вслед за Оборотнем, который никому не уступал своего места во главе маленькой колонны. Но теперь подвигались вперед с величайшей осторожностью, ступали тихо и придерживали рукой оружие, чтоб не бренчало. Все сознавали, что над ними нависла грозная опасность и безделица может погубить их безвозвратно.
Подземелье, широкое и высокое, с полом, усыпанным мелким желтым песком, с свежим воздухом, проникавшим в искусно оставленные скважины, было сооружения чисто циклопического, то есть выложено невидимо скрепленными громадными каменными глыбами: там дышалось легко. Шла эта галерея по прямой линии, углубляясь сперва в землю, а потом, опять поднимаясь в гору, так что образовывала собою выем.
Оборотень и спутники его заметили во многих местах крепкие решетчатые двери, отворенные, но которые представляли бы преграды неодолимые, будь они заперты. После четверти часа ходьбы достигли низа лестницы, которая заканчивалась наверху толстой дубовой дверью, обшитою железом. Карл знаком остановил товарищей.
— Мы теперь под погребами дома, куда намерены войти, — сказал он шепотом, — два этажа подвалов отделяют нас от поверхности земли.
— Так стоит только подняться? — спросил Оборотень.
— Да, за дверью, что перед нами, род колодезя, похожий на тот, через который мы спустились в подземелье. Над ним расположены подвалы, и потайная дверь ведет на лестницу, в стене, которая выходит в самый альков спальни, где расположился полковник.
— Прекрасно, но как же в альков-то входят?
— Незаметная дверь без шума вдвигается в стену на пазах и открывает пространство достаточно большое, чтобы двум пройти рядом.
— Еще лучше. Только не следует ли опасаться, что нас услышат слуги из смежной туалетной?
— Ни они, ни секретарь, который спит в следующей комнате, — ответил, улыбаясь, Карл Брюнер, — я принял свои меры, когда пробрался в дом незадолго до вашего прихода.
— Стало быть, мы имеем дело с одним всего-то?
— С одним, но тот, вероятно, проснется.
— Важная беда! Только вот что, ребята, наденем маски, нет нужды, чтоб он узнал нас.
Все, не исключая Карла Брюнера, достали из карманов черные шерстяные колпаки с двумя прорезями для глаз и одной для рта, плотно надели их на голову поверх своих шапок.
— Хитер будет тот, кто узнает нас в таком наряде. Вперед, други любезные! Я отвечаю за успех, только молчок, вот-то мы позабавимся! Пустите, я пройду первый.
Оборотень встал по правую руку Карла Брюнера, и все четверо поднялись на лестницу, внизу которой и дух перевели, и окончательно сообразили план действия.
Им понадобилось не менее двадцати минут, чтоб преодолеть все преграды, которыми усеян был их путь. Наконец они добрались до потайной двери в алькове спальни.
Оборотень и Карл Брюнер едва слышно шепнули друг другу на ухо несколько слов. Потом Карл приложился ухом к двери и стал прислушиваться.
Полковник не только лежал, но еще и храпел вовсю. Да простит нам читатель эту пошлую подробность, не лишенную значения.
— Все благополучно, — прошептал Карл. — Слышите?
— Разве он так храпит?
— Еще бы нет, когда он пьян, по своему обыкновению, от шнапса и пива.
— Я берусь попотчевать его пробуждением, которого он ввек не забудет. Ты понял меня, надеюсь?
— Будьте спокойны, друг Оборотень.
— Так за дело, да живо и дружно.
— Внимание!
Он нажал пружину, дверь скользнула вдоль пазов и оставила свободный проход.
Двое передних кинулись в спальню.
В мгновение ока полковник очутился связанным и с кляпом во рту.
Он широко раскрыл глаза, в которых еще виднелись следы опьянения, и дико озирался вокруг с глупым изумлением и суеверным ужасом. Достойный полковник почти готов был верить, что нечистая сила замешана в странном событии, которого он сделался жертвою.
Двое слуг и секретарь, хотя находились под влиянием того же усыпительного, однако также были связаны и наделены кляпами.
Итак, менее чем в пять минут неожиданные посетители могли действовать, как им заблагорассудится.
Полковник, человек осторожный, оставил гореть лампу, убавив только огонь, чтоб яркий свет не мешал ему спать. Пистолеты его лежали под подушкой, и сабля, вынутая из ножен, висела на темляке у изголовья кровати. Одна беда: он не мог ожидать такого нападения, какому подвергся, и потому все меры осторожности оказались бесполезны.
— Примемся теперь за наше дело, — сказал Оборотень, не заботясь более, слышит его полковник или нет. — Где тайник?
Последнее слово заставило прусского офицера навострить уши.
О чем шла речь? Возможно ли, чтоб существовал тайник, чтоб он не заметил его при тщательном обыске, который производил? Надо отдать полковнику справедливость, что едва он расположился в доме, как добросовестно очистил его с чердака да подвала, собрав мебель, шелковые занавески, кружева, художественные произведения и тому подобное. Все эти предметы, тщательно уложенные, были отправлены им в Германию.