— Но он свернул, — медленно произнесла Тамара, еле шевеля непослушными губами, и пристально посмотрела ему в лицо.
— Да случайно свернул! — возразил Евгений вроде бы даже с досадой. — Менты говорят, ему в этот момент вроде бы позвонил кто-то. Или он сам кому звонил, сейчас уже не поймешь. У него в руке мобильник был. Наверное, одной рукой за руль — это не очень… Да еще по такой дороге… Вот он и тормознул, чтобы поговорить спокойно, и свернул, и его закрутило — да об камень этот… Лед же был — не дай бог, как салом намазано… Я дальше не поехал уже, после всего этого не мог. Такое состояние было, ты себе не представляешь…
— Когда это случилось? — И, видя, что он удивился вопросу, уточнила: — Время. Час. Минуты.
— В пять, — с готовностью ответил он. — У меня радио было включено… Дурацкая какая-то станция, обычно не слушаю, но ночью как-то… Как раз пять пропиликало — и я увидел, как он прямо в лоб летит. А там секунды какие-то, я не знаю. В пятнадцать минут шестого я уже в милицию позвонил. Даже руки дрожали… Если бы не свернул…
Тамара повернулась и на деревянных ногах пошла от него, от всей этой толпы, от искренних слез и тупой показательной скорби, от неуместно ярких цветов, вплетенных в темную зелень хвои, от полированного гроба, от незнакомого человека в том гробу… За что ей это? Или — есть за что? Она ведь не хотела, чтобы он приезжал… Даже боялась. Юрий Семенович, прости меня.
Потом оказалось, что она сидит в машине, плачет навзрыд и пытается что-то сказать Ленке, а Ленка сидит рядом, сует ей в губы пластиковый стаканчик с чем-то темным, тоже плачет и твердит, что Тамара ни в чем не виновата, это чистая случайность, нельзя так себя изводить, даже думать нельзя, это же с ума сойдешь, если так думать. За окнами машины колыхалась толпа, делилась на группы, которые собирались на поминки в разные места: одни — в «Стройинвест», другие — в квартиру Юрия Семеновича, третьи — еще куда-то… Люди были очень разные, только на похоронах они могли собраться вместе, а на поминках — уже нет. Кто-то стукнул в стекло, Ленка что-то быстро сказала стучавшему, резко захлопнула дверцу и приказала водителю Сереже:
— Поехали отсюда.
— Я так понял, что на поминки не поедем? — спросил Сережа не оборачиваясь, но внимательно поглядывая в зеркало.
— Нет, ну их… Давай домой. Сами помянем, — решила Ленка, не дождавшись от Тамары никакой вразумительной реакции.
Дома вдруг обнаружилось, что Юрия Семеновича помянуть нечем — не было в доме ни капли спиртного. Николай посмотрел задумчиво на впавшую в прострацию Тамару и без конца хлюпающую Ленку, молча оделся, ушел, вернулся с бутылкой водки, молча же вытащил из кухонного шкафа простые стеклянные стаканы, разлил водку поровну, сунул один стакан Тамаре в руку, Ленка тоже взяла стакан, и Николай взял, а на столе остался еще один — для кого?
— Кто-нибудь еще будет? — спросила Тамара, глядя на этот лишний стакан.
— Нет, никого больше не будет. Так положено, — сказал Николай и выпил свою водку.
Ленка всхлипнула и тоже выпила свою водку, а потом уже встала, полезла в холодильник в поисках закуски.
И Тамара тоже выпила свою водку, мельком вспомнив, что никогда в жизни столько водки не пила. Ну и напрасно не пила — вон как сразу все… отодвигается, что ли. Пропадает. И становится легче.
А потом оказалось, что уже поздний вечер, она лежит на диване в гостиной — в том же платье, в котором вышла утром из дому, — с большой подушкой под головой и укрытая клетчатым пледом. Нестерпимо болела голова, и сердце тоже болело, и спину ломило, и суставы выворачивало… И к тому же тошнило. Доносящиеся со стороны кухни голоса казались неестественно громкими, но ни одного слова она разобрать не могла. Заболела она, что ли? А, нет, она не заболела. Она напилась, поминая Юрия Семеновича, который погиб потому, что она позвонила ему в пять часов утра. Она не собиралась звонить ему. Она собиралась звонить не ему. Это нечаянно получилось. И как теперь с этим жить? И даже заплакать не получалось, хотелось заплакать — а не получалось, сил не хватало.
Потом она, наверное, опять уснула, потому что когда опять открыла глаза — было уже утро. Совсем раннее утро, но из кухни уже — или все еще? — доносились голоса. Нормальные негромкие голоса, но она слышала каждое слово: Наташка с Николаем обсуждали, чем кормить маму. Тамара с кряхтением поднялась, недоверчиво оглядела себя: теперь на ней был халат. Это в каком же она была состоянии, если даже не помнит, как ее переодевали? Голова все еще болела, и вообще было как-то противно. Опасливо оглядываясь на кухонную дверь, она торопливо юркнула в ванную, до отказа открыла оба крана и влезла под душ, с трудом держась на ногах под обрушившимся на нее водопадом. Через пятнадцать минут она уже вошла в кухню вполне похожая на человека, приглаживая рукой мокрые волосы и виновато отводя глаза.
— Ты как? — бесцеремонно поинтересовалась Наташка. — Головка бо-бо? Или ничего?
— Замолчи, — оборвал дочь Николай. — Тут не гулянка была, ты прекрасно знаешь… Тамар, выпей вот это.
Тамара молча взяла чашку, попробовала — ну и кислятина — и быстро выпила все до дна, и даже осадок со дна выпила, который оказался еще кислее. Интересно, что они ей подсунули?
— Обыкновенный чай, — объяснила Наташка, с интересом наблюдая за матерью. — Отец туда горсть аскорбинки вбухал. Очень способствует с бодуна.
— Натка, я тебя предупреждал, — начал Николай угрожающе.
Но Тамара махнула рукой, села за стол и, глядя на свои сложенные на столе руки, виновато спросила:
— Что, все так плохо было? Я ничего не помню.
— Да ладно тебе, — в один голос сказали Наташка и Николай. Переглянулись и в один голос опять сказали: — Бывает, не бери в голову.
Потом они вместе позавтракали — молча и быстро, как всегда, — и стали, как всегда, одновременно собираться. Наташка, как всегда, не могла найти свежий стержень для гелевой ручки и вполголоса ругала свой проклятый юридический, Николай — как всегда! — порвал шнурок и тяжело размышлял, что теперь делать — искать шнурки или искать другую пару ботинок. Тамара, как всегда, в последнюю минуту сушила недосохшие волосы феном, искала для Наташки гелевые стержни, вынимала из специального ящичка в шкафу десяток пар новых шнурков — на выбор, — проверяла, все ли одеты по погоде, не забыл ли кто свои ключи от квартиры, у всех ли есть деньги на обед и непредвиденные расходы, выключены ли газ, свет и вода, закрыт ли балкон и открыты ли форточки. Все опять было как всегда, будто и не случилось ничего такого, о чем стоило помнить и говорить.