Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незнакомые хмурые люди долго вели его по крутым лестницам, по длинным коридорам, заставленным громадными винными бочками, потом пересекли большой зал с изуродованными манекенами на крутящемся подиуме. Наконец его втолкнули в глухую келью: без окон, с металлической кроватью и одним стулом, намертво прикрепленными к полу. Хмурые люди сорвали с него одежду и показали на полосатые штаны и куртку, висевшие на спинке кровати.
– У вас будут пожелания? – спросил один из них после того, как он переоделся и стал похож на узника концлагеря.
– Я в этой жизни израсходовал все свои желания, – ответил Костров. – Разве что узнать, где я нахожусь?
– Хм… Семь веков назад это ранчо принадлежало храмовникам, рьщарям-тамплиерам, – уклончиво ответил тот. – С тех пор его зовут "Последним приютом пилигрима"…
– А-а, "Оставь надежду всяк сюда входящий"! – улыбнулся Костров. – Ты утешил меня, мил человек.
– За столетия здесь многие нашли "утешение", – с потаенным смыслом уронил тот.
* * *После их ухода Костров лег на кровать и сразу провалился в странный сон.
* * *В этом сне вначале он услышал сладкоголосое церковное пение, плывущее к бездонному синему небу с пушистыми белыми облаками от золотых куполов Троице-Сергиевой лавры. Потом вроде бы со стороны увидел себя стоящим перед аналоем рука об руку с Ольгой Коробовой, одетой в белое подвенечное платье и фату. И был он в этом сне не плешивым и обрюзгшим стариком, а молодым стройным красавцем.
А в седобородом, облаченном в золотую рясу священнике Костров узнал Инквизитора и почему-то не удивился тому… По обе стороны от Инквизитора стояли Скиф и душманский командир Хабибулла. И им не удивился Костров. Когда пришел черед обмениваться с Ольгой обручальными кольцами, сверху раздался вдруг страшный удар грома, стены православного храма затряслись и стали на глазах рассыпаться в прах…
Вместо храма из огня, дыма и копоти явились вдруг подземные чертоги с обитателями, будто сошедшими с полотен Иеронима Босха.
Перед Костровым и Ольгой стоял теперь уже не православный священник в образе Инквизитора, а сам Хозяин этих чертогов… Князь тьмы ему имя!.. От него исходил сильный запах серы, и был весь он в шерсти, с рогами и копытами… Костров сразу признал его, потому что вроде бы где-то уже встречался с ним. Когда он вгляделся в его черты внимательнее, то похолодел могильным холодом. Из-под увенчанного рогами лба князя тьмы на него опять смотрели глаза Инквизитора, и в глазах этих, как в кратере вулкана, клокотало адское пламя. Князь тьмы сорвал с Кострова золотой обручальный венец, оттолкнул со злостью Скифа и водрузил венец на голову душмана Хабибуллы. Потом, стукнув в гневе об пол жезлом, погрозил Кострову длинным крючковатым пальцем.
– Ишь, чего надумал, плешивый, ишь! – проблеял он. – Богу – богово, а мне – мое!
* * *Проснулся Костров в холодном поту от скрипа обитой кованым железом двери.
"Странный сон! – подумал он. – Неужто ведьма Ольга выжила в той самолетной катастрофе? Тела-то ее так и не нашли… Откуда в моем сне Хабибулла?" – удивился Костров.
Люди в черных длинных балахонах, полностью скрывающих лица, окружили его кровать.
– Пора, генерал, – сказал один из них. – Приближается Час Истины. Чрезвычайный Трибунал призывает тебя на суд.
– А-а, Трибунал!.. А нельзя ли попроще, без комедии?..
– Нельзя! Не нами учреждено то, и отменять то – не нам…
– Любит ваш хозяин дьявольщину, – проворчал Костров, поднимаясь с кровати.
На него накинули балахон и сковали наручниками руки, потом куда-то повели. Вели то по лестницам верх, то опять спускались вниз. На всем пути слух Кострова улавливал писк разбегающихся крыс. Когда донесся глухой бой часов, сопровождающие приказали ему остановиться.
"Полночь, – понял Костров, насчитав двенадцать ударов. – Сатанинское время…"
– Чрезвычайный Трибунал приступает к рассмотрению дела генерала Кострова Николая Трофимовича! – объявил кто-то сиплым басом.
Чьи-то грубые руки усадили Кострова на жесткий стул, и голос за спиной, показавшийся ему знакомым, приказал снять с него капюшон. Когда это было сделано, взору Кострова открылся большой сводчатый зал со стрельчатыми готическими окнами, освещенный мигающим светом дымных факелов, с полом, выложенным черными и белыми квадратами.
В одном из затянутых паутиной углов зала Костров рассмотрел целый выводок копошащихся в мусоре крыс и, передернувшись от омерзения, перевел взгляд на закопченные стены. На них висели профессиональные инструменты средневековых палачей, старинное холодное оружие, портреты мужчин в рьщарских доспехах и под каждым портретом – щиты с геральдическими знаками. Под потолком сквозь копоть веков проступала какая-то каббалистическая цифирь и таинственные мистические знаки рьщарей-тамплиеров: солнце с изломанными лучами, перевернутые пирамиды, глаза в треугольниках, строительные инструменты… Два факела посредине зала вырывали из мрака длинный дубовый стол. За столом на массивных средневековых стульях с высокими прямыми спинками сидели шесть человек, облаченных в черные глухие балахоны с одними лишь узкими прорезями для глаз.
– Подсудимый, с какой целью подчиненные тебе люди накануне гибели Ольги Коробовой проникли в ее ангар? – услышал он вопрос, но не понял, от кого он исходит.
– С одной лишь целью, чтобы ее гибель состоялась, – ответил он не задумываясь.
– Твоя роль в этой акции?
– Насколько я понимаю, полковник Романов предоставил вам "чистосердечное признание" исполнителя акции. Увы, уже мертвого Кобидзе… Там все правильно сказано о моей роли.
– Романов? – раздался удивленный возглас. Он узнал голос Коробова.
"С Романовым я маху дал. Кто-то другой заложил Кострова", – запоздало подумал он.
– Хрен с ним – не ангел небесный!..
– Расскажите подробнее о роли Романова в акции? – спросил кто-то из черных балахонов.
– Какая у него роль, бог с вами!..
– Не упоминать его в этих стенах!..
– Ну, тогда дьявол с вами! – ухмыльнулся Костров. – – Хм… Я атеист был.. Перед попом исповедоваться не приходилось, хоть перед слугами князя тьмы исповедаюсь, может, легче будет…
– Отвечай, подсудимый. Не вынуждай Чрезвычайный Трибунал прибегать к услугам палачей.
Сбоку от Кострова тотчас возникли двое – ,в черных балахонах, с сыромятными плетьми в руках.
– Суета сует! – покачал головой Костров. – Что руководило моим преступным замыслом, спрашиваете?.. Страх и ревность. Да, да, представьте себе: старый, плешивый Костров любил молодую красавицу Ольгу Коробову. Давно, безнадежно. С тех пор, как впервые увидел ее в Афганистане. Костров через одну известную вам Контору помог ей основать фирму, обучил ее бизнесу, находил ей богатых клиентов и любовников. Более того: даже нашел ей мужа… У самого Кострова неизлечимой болезнью болела жена, и он надеялся, что, когда ее не станет, он уговорит Ольгу разбежаться со своим голубым… Но к тому времени, когда его жена оставила сей бренный мир, Ольга благодаря.., некоторым выгодным сделкам и семейным связям сказочно разбогатела, а Костров, увы, невозвратно постарел… Теперь он не мог предложить ей себя даже в любовники… Когда она сожительствовала со своим голубым, у него еще теплилась какая-то надежда. Но из Сербии возвратился ее первый муж.., и его надежда сдохла, как подзаборная драная кошка…
Из оперативной прослушки их разговоров я понял, что мне, как говорится, ничего не светит. Я задыхался от ревности к этому чертову Скифу. Апогей наступил, когда она бросила к его ногам все свое состояние.
К его ногам, а не к моим и не своего родителя!..
– Дальше, подсудимый?
– А дальше я решил объясниться с ней напрямую.
Нашел же место, старый мудак, где предложить ей себя в мужья! Ха-ха-ха! На собачьей выставке… Получил я тогда от нее изрядно и даже по морде схлопотал.
Но главное, она объявила войну мне не на жизнь, а на смерть… Моим преступным замыслом, как вы изволили выразиться, руководило желание отомстить ей за годы унижений. Я принял ее вызов и нанес упреждающий удар.
– Ты еще упоминал о страхе, генерал, – напомнил кто-то из черных балахонов.
– Вы знаете, кто такой на Лубянке Инквизитор? – спросил Костров, внимательно всматриваясь в черные балахоны.
– Знаем, – был ответ.
– А его нет тут среди вас? – спросил вдруг Костров и стал тыкать пальцем в черные балахоны. – Мне почему-то кажется, что он здесь… Может, он – ты?..
Или ты?.. Ты?.. Нет, ты?.. А может, он твой сосед, тот, справа? Хотя это не имеет значения: тут он или нет его, – отрешенно продолжил Костров. – Зверь свое дело сделал… Как же вы мне все осточертели!.. Заканчивайте свою бездарную пьесу…