Читать интересную книгу Рыцарь Бодуэн и его семья - Антон Дубинин

Я сам не понял, отчего визжит мой конь; только когда мы оба упали и покатились единым клубком, стало видно, что обломок древка торчит у него из груди. Откатиться, как можно дальше откатиться — конь так отчаянно извивался и сучил ногами, что мог легко убить своего седока. Спасло меня то, что неважным был я всадником — ноги мои вылетели из стремян сразу же, как только скакун встал свечкой. Перчатка содралась с моей руки, едва не прихватив с собой пальцы — она запуталась в поводьях, которые я предусмотрительно крепко намотал на руку. Я приложился о землю — больно, но слабее, чем мог бы, и покатился по одуванчикам и макам, стараясь собраться в один комок. Через меня тяжело перепрыгнул чей-то чужой дестриер — огромное заднее копыто впечаталось в грунт в трех пальцах от моей головы. Толком не зная, что происходит, я приподнял голову — вот преимущество открытых шлемов над закрытыми: Эдов «горшок» непременно сбился бы от падения прорезью на сторону. Первое, что я увидел, так это острие копья, нацеленное мне в глаза, и дальше за ним — молодое, испуганное, злое лицо из-под шлема с личиной.

— Ты что, своих не узнаешь? — взвизгнул я — по божественному наитию — на нежданно прорезавшемся окситанском, одновременно откатываясь. Что-то катило со стороны реки, что-то неотвратимо огромное, на что поверх меня бросил взгляд оскаленный всадник, мой неудавшийся убийца. Слева рявкнул незнакомый рожок — отрывисто, три раза. Копье ткнулось мне почти что в грудь, «Хватайся, уходим!» — крикнул всадник, едва не вываливаясь с седла от усилия — поднять меня с места. Вздернув меня на ноги, он какое-то время продолжал рывок, так что я ткнулся головой в бок его коня.

— За стремя держись!

— Не могу! — проорал я, хромая на обе ноги. Нарамник у меня на груди, как видно, обо что-то распоролся во время падения — может, зацепился за стремя, когда я падал с коня. Теперь он распахнулся на груди, как сарацинский халат, и хлопал меня по рукам.

— Болван! Цепляйся за что хочешь! Лезь, черт тебя дери!

— Не могу! — продолжая орать, я уже впивался пальцами в бока коня, стараясь пропустить ладони под подпруги, одновременно цепляясь второй рукой за ногу своего нежданного спасителя, так что тот кренился в седле. Тоже был не ахти какой всадник.

— Не за меня! Черт! Упаду! — тот яростно отбрыкнулся, едва не угодив мне в лицо; уворачиваясь, я ударился носом о заднюю луку и заорал снова — уже от боли; но боль вернула мне немного разума, и я умудрился втянуть себя на круп коня, цепляясь за ту же заднюю луку — за мгновение до того, как конь перестал крутиться на месте, мотая головой, и выслался-таки в галоп.

Я как клещ вцепился в одежду на спине всадника, второй рукой стиснув его за талию, как жадный влюбленный. Чужой рожок продолжал кричать. Конь шарахнулся в сторону, едва не сбросив нас обоих — зато некто, скакавший наперерез, промчался мимо, с таранным грохотом столкнувшись копьями с кем-то другим, не с нами. У нас уже и копья не было. Мой спаситель — тот, что мог бы стать моим убийцей — неловко, с натугой вытянул меч. Бросил через плечо:

— Не вцепляйся так! Тьфу, дьявол, лапы убери!

Я попробовал послушаться — но понял, что не могу, свалюсь, круп коня был скользкий от пота, меня страшно мотало в стороны. Так я и крикнул — «Не могу!» Конечно, по-провансальски. За последние несколько минут это было самое частое мое слово. Слюна забивала рот, под руками трещала одежда всадника, обнажая крупные кольчужные кольца. За нами гнались. Мир переворачивался.

Однако разума моего в бешеной скачке еще хватало, чтобы удерживать часть происходящего. Те, что сзади, кричали «Монфор». Те, что спереди — мы — отступали, да что там, стремительно драпали. То розовое, что скачками приближалось спереди, была Тулуза.

Несколько раз мы оба едва не упали с коня — когда под копыта бросались люди. Мы скакали уже через предместья, мимо райских домиков под красными крышами, мимо белых садов, и ломкие кусты виноградников трещали, ломаясь под бешеной волной нашей скачки. Страшно воняло гарью. Я знал и умирая, что это значит — наши все поджигают за собой. То есть Монфор поджигает.

Кое-кто из рыцарей с красно-золотыми наплечниками, кричавших и мчавшихся рядом с нами, в общем потоке, разворачивал лошадей. Мы — ни разу.

Я уже знал, что произошло. Я еще мог остановиться. Сбросить с седла того, кто вез меня, занять его место. Соскользнуть с крупа коня, ломануться в сторону, выжить, выжить. Но я не хотел. Нет, не хотел.

Таким образом я и въехал в Тулузу, розовый город моего отца — через ворота Пузонвиль, на крупе чужой лошади, вместе с отступающим отрядом графа Тулузского.

— …Вот черт, — сказал мой спаситель, оборачиваясь и часто дыша. Нам пришлось проехать сильно вперед, чтобы пропустить многих, стремительно скакавших за нами. К счастью, шестисотный отряд разделился, чтобы въехать через двое разных ворот и не создавать затора; мы уже были в предместье святого Сернена и шагом ехали ко второй стене. Гнедые бока коня вздымались, он хрипло дышал.

— Чертов Монфор. Дьявол, а не человек.

Я молчал. Безумие произошедшего проникало мне сквозь кожу сильнейшей дрожью. Страшно болели ноги, колени, которыми я ударился о землю. Я расцепил руки, уже затекшие так, с пальцами, намертво вцепившимися в переднего седока.

— Ты чей будешь? — спросил меня тот. Он снял шлем, жадно хватая воздух ртом, и развернулся. Так я впервые увидел его лицо.

В самом деле совсем юное, моих лет или чуть старше. Черные кудлатые волосы, неимоверно вьющиеся и перепутанные. Глаза — как две виноградины. Полуоткрытый от частого дыхания обветренный рот.

Мне было нечего сказать. Придумать я не успел, сориентироваться на месте не мог от крайнего изнеможения, взявшегося ниоткуда, как всегда после штурма или быстрой скачки. Я смотрел в молодое, незнакомое провансальское лицо и молчал. Разумнее всего было бы соскочить с коня и скрыться. Но этого сделать я тоже не мог. Тело отказывалось повиноваться.

Ветер шевелил на груди раздранную желтую котту. Темные глаза юноши остановились на чем-то взглядом, на уровне моего сердца. И стали широкими-широкими. Я проследил его взгляд и наконец увидел. Крест, мой крестоносный знак, красный, немного криво нашитый по левую сторону нашей прачкой.

Губы юноши скривились, словно он собрался заорать. В руке у него был меч — так и оставался там, накрепко зажатый — но рука с мечом была правая, а развернулся он через левое плечо, так что все, что у него получилось сделать — это неловкий взмах, будто курица крылом. Я облапал юношу сзади обеими руками, прижимая его локти к туловищу. Тот рванулся всем телом, испустив нечленораздельный яростный звук. Мимо нас ехали конные — по одному, по двое, очень быстро, не обращая никакого внимания. Черноволосый юноша изогнулся и ловко ударил меня головой в лицо. Я не успел нагнуться, чтобы защититься шлемом, и замычал от боли. По подбородку потекла кровь, но хватки я не ослабил.

От резкого движения мы оба едва не свалились с коня. Умное животное пораженно остановилось. Ужасно глупо было так сидеть, крепко обняв своего врага, посреди улицы тулузского предместья. Но ничего более разумного мне в голову не приходило.

Юноша неожиданно так выругался, как я еще не слышал даже от парижских студентов. И добавил:

— Р-руки убери… сучий потрох!

Я мог бы боднуть его в затылок — при наличии острой верхушки шлема это принесло бы эффект. Но я не хотел.

— Сиди, — выдавил я, набычивая голову. — Молчи. Не ори.

Тот, парень умный, мгновенно распознал мое намерение, как можно сильнее наклонился вперед. Замечательная позиция, нечего сказать! Конь тем временем остановился. Из-за невысокой ограды деревянного домика выглядывали ветки какого-то куста. Конь вытянул длинную шею и принялся жевать.

Мой… собеседник — как ни трудно назвать его так, иначе тоже не получается — тем временем издал странный замороженный звук. Я не сразу распознал его и сперва подумал, что того тошнит. Звук повторился, и я ушам не сразу поверил — тот едва сдерживал смех.

А что делать, и впрямь положение — комичней не придумаешь. Впору фаблио написать. Про двух доблестных рыцарей. Хуже, чем про Беранжера Пышнозадого, получится.

— Смешно? — глупо спросил я. А что еще оставалось делать.

— Ты правда франк? — спросил тот, продолжая дергаться всем телом — то ли от смеха, то ли в попытке вырваться.

— Да. То есть нет… Слушай, если я тебя отпущу, не трогай меня.

— Еще чего, — резонно отозвался тот. — Я тебя зарублю.

— Тогда не пущу.

— Ладно. Посмотрим, надолго ли тебя хватит. А еще я могу заорать.

— Если заорешь, я тебя ударю шлемом в затылок. Может, даже получится насмерть.

— Ха. Ври давай. Если б мог, давно бы ударил.

— Послушай… Я не шпион, — выдавил я, еще глупее прежнего — а делать-то что? Руки мои медленно, но верно начинали неметь. Еще немного — и простым рывком парень сможет освободиться. И тогда пиши пропало. Оставался еще вариант попробовать-таки трюк со шлемом; но бить в затылок человека, только что спасшего мне жизнь, страшно не хотелось. И вообще, Иисус-Мария, не хотелось мне никого бить!