– Но в том-то и дело, – возразил Диэрри, – что мы, чисто эмпирически, воспринимаем Вселенную как некую последовательность времен и событий, как поток. Таково ее основное свойство. Но какова же в этом случае польза от теории, которая доказывает, что на некоем «более высоком» уровне, а может, и в иной плоскости Вселенная может восприниматься как нечто застывшее, вечное – во времени и в пространстве? Возможно, для теоретиков решить такую задачку и забавно, но практической применимости у подобной теории нет! Она не имеет отношения к реальной жизни. Если только в ней нет ключа к созданию машины времени, разумеется! – прибавил он с каким-то отвратительным веселым подмигиванием.
– Но мы даже эмпирически далеко не всегда воспринимаем Вселенную как некую последовательность, – удивился Шевек. – Неужели вам никогда не снятся сны, господин Диэрри? – Он был очень горд собой: наконец-то он вовремя вспомнил и назвал кого-то «господин»!
– Какое это имеет значение? Разве мои сны имеют отношение ко Вселенной?
– Видите ли, очень похоже, что мы способны воспринимать время только разумом. У младенца вообще никакого понятия о времени нет; в принципе, он может полностью дистанцировать себя от прошлого и понять, как оно соотносится с настоящим и будущим. Он не знает, что время проходит. Он не понимает, что такое смерть. Человек, не имеющий разума, пребывает в том же состоянии, как и человек, разум которого как бы выключен, работает одно подсознание. То есть во время сна. Во время сна времени как бы не существует, всякая последовательность событий и явлений смещена, а то и полностью изменена. Меняются местами причина и следствие. В мифе, в легенде времени также не существует. Какое прошлое имеет в виду сказка, начинаясь словами: «Давным-давно жили-были…»? Таким образом, мистики, связывая разум и бессознательное, воспринимают это как единый процесс и тем самым обретают способность понять вечную необходимость возврата к истокам.
– Да, верно! – с воодушевлением подхватил до той поры молчавший застенчивый собеседник. – Теборес, например… еще в восьмом тысячелетии писал: «Лишенная разума душа существует совместно со Вселенной…»
– Послушайте, мы же не дети неразумные, в конце концов! – резко оборвал его Диэрри. – Мы не только разумны, но и рациональны. А ваша теория, господин Шевек, случайно, не разновидность мистического регрессивизма?
Повисло молчание. Шевек не отвечал: тянул время. Он угостился тарталеткой, которую, впрочем, есть ему совсем не хотелось, однако возражать этому Диэрри хотелось еще меньше. Он сегодня уже один раз вышел из себя и оказался в дураках.
– Возможно, ее можно рассматривать как некую попытку нарушить существующее равновесие научных понятий, – неторопливо начал он. – Видите ли, классическая теория, согласно которой все физические величины могут изменяться лишь непрерывно и последовательно, прекрасно объясняет наше ощущение линейности времени и очевидности эволюции, как и процессы созидания и смерти. Но далее эта теория не идет. Она не может объяснить, почему все же некоторые вещи и явления остаются неизменными. Она трактует время всегда как вектор, но никогда – как круг.
– Круг? – удивился второй, вежливый собеседник Шевека, однако в глазах его светилось такое горячее желание что-то понять, что Шевек не устоял.
Забыв о Диэрри, он с энтузиазмом, размахивая руками, погрузился в рассуждения, словно желал прямо здесь, сейчас, наяву показать эти векторы, эти циклы, эту вибрацию времени, о которых он постоянно думал и писал.
– Время в такой же степени циклично, как и линейно, – говорил он. – Это сродни периодичности обращения планеты вокруг своего солнца, понимаете? Один цикл, то есть одно обращение, мы принимаем за год, верно? Два цикла равны двум годам и так далее. Эти обращения планеты вокруг солнца можно считать бесконечно – если бы, скажем, нашелся такой «наблюдатель». Такова и наша система отсчета времени, наше летосчисление. Но где внутри этой циклической системы отсчета начало времени? Где его конец? Бесконечное повторение одного и того же цикла – процесс вневременной, не имеющий ко времени отношения. Чтобы воспринимать его как временной, его необходимо соотнести с каким-либо другим процессом – не важно, циклическим или нет. И знаете, что весьма любопытно? Атомы, как вам известно, совершают движение по орбите. Внутри атомов электроны также совершают циклическое движение вокруг ядра, внутри которого еще более мелкие частицы делают то же самое. Именно эти крошечные составляющие, находящиеся в постоянном циклическом движении относительно друг друга, и сообщают атому и всей материи достаточное постоянство, которое и делает эволюцию возможной. Крошечные «безвременности», соединенные вместе, создают время! Примерно то же самое происходит и в космосе – только в несоизмеримо большем масштабе; и получается, что вся Вселенная – это некий циклический процесс, относительно регулярная вибрация пространства, его сжатие и приход в «возбужденное состояние», что примерно соотносимо с дискретным изменением количества энергии атома при квантовом переходе. Никаких «до» и «после». Только внутри каждого из этих великих циклов, только в течение определенного периода жизни человечества можно говорить о существовании линейного времени, эволюций, перемен. Таким образом, получается, что у времени как бы два аспекта: вектор – летящая стрела, бегущая река, – без которого в нашей жизни нет перемен, нет прогресса, нет направления и не может быть созидания, и круг, или цикл, без которого возникает хаос, бессмысленная череда и смена мгновений, мир без летосчисления, без смены времен года, без обещаний…
– Но это же две абсолютно противоположные вещи! – возмутился Диэрри, поглядывая на Шевека с явным превосходством. – Из того, что утверждаете вы, следует, что лишь один из этих ваших аспектов реален, второй же – просто иллюзия.
– Так говорили когда-то многие физики, – спокойно кивнул Шевек.
– Но какова ваша личная точка зрения? – спросил тот, который действительно хотел что-то понять.
– Ну, я считаю, что существование двух аспектов предоставляет довольно простой способ выйти из затруднительного положения. Никто не сможет отмахнуться от собственного бытия и не станет отрицать происходящие с ним перемены как иллюзии, верно? Стать кем-то, не существуя вообще, – бессмыслица. А существовать в неизменном, застывшем состоянии – ужасная скука… Если разум способен воспринять оба эти аспекта времени и их взаимосвязанность и взаимозависимость, то условия этого восприятия должна обеспечить некая единственно верная хронософия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});