У меня в голове появляются некоторые проблески. Я улыбаюсь.
– Понятно. Он предложил тебе кое-какие грязные вещи, а ты съездил ему по физиономии – я догадался? Ты подумал обо мне то же самое, там, в Доме Порока – поэтому заодно решил врезать и мне? На всякий случай?
Усмехается, невесело.
– Да… Он говорил такое… и так… я не знаю, как так можно… делается мерзко от одной мысли… Ну да, я его ударил. А он позвал слуг, меня заперли. И донесли… в общем, донесли, что меня остановил его привратник и отобрал какое-то его барахло и деньги. А дальше вы знаете.
– Наверное, не стоило сразу его лупить?
– Я больше не мог быть вежливым. Я… я удивился. И разозлился. И… не мог, в общем. Ну да, у меня не было шансов. И вообще… я написал отцу И-Цу, а он прислал несвёрнутый лист с оборванным краем. С одной строчкой: «В моей Семье воров не будет». А сам И-Цу вообще не написал ни слова… я думал, сдохну… Мама продала дело и уехала в Э-Чир, к дальним родственникам – не захотела, чтобы Братишкам всю жизнь тыкали в лицо этим…
– Разбил жизнь тебе и твоей Семье – ровно ничем не рискуя…
Ри-Ё заглядывает мне в лицо снизу вверх:
– А вы скажите о нём… Государю, а не Государыне, а, Учитель? Государыне нельзя говорить таких грязных вещей, а Государь не позволит ему… не велит сделать так ещё раз…
– Ох, Ри-Ё… ну конечно, Государю – никак не ниже: это же государственное дело! Малыш, скажи, зачем нам рассказывать таким важным особам? Как ты думаешь, что станется с детьми старого дурака, если он отправится на каторгу, а его имение конфискуют?
Ри-Ё моментально понимает, вздыхает, чуть пожимает плечами:
– Вообще-то, я не думал, что его дети… что с ними… может случиться то же самое. Они-то при чём?
– Ну так вот мы и накажем только того, кто виноват, – говорю я, и Ри-Ё улыбается.
Поэтому мы нашей Государыне ничего не рассказываем. Только выражаем уверение в совершеннейшем почтении и преданности, а ещё просим милости к тому, кто был осуждён безвинно: «Ну вы же знаете меня, Государыня – это совершенно точные сведения». И Ра так улыбается, подписывая бумагу о реабилитации, что Ри-Ё шатает, когда мы выходим.
А возвращаясь с аудиенции у нашей августейшей дамы, мы заглядываем в приёмную Уважаемого Господина Канцлера. К нему частенько захаживают сановные бюрократы с докладами; я рассчитываю тут кое-кого повидать – и попадаю в точку. Господин Сборщик Налогов, немолодой холёный вельможа, безделушек на котором больше, чем на Ар-Неле, замечает меня, довольно-таки жеманно улыбается и кланяется.
Ри-Ё стискивает зубы и дёргается вперёд. И Уважаемый Господин его узнаёт – в шёлковом тряпье пажа важной особы, в чеканных браслетах и с очень приличным мечом: могу я сделать пару подарков парню, которого лишили всего?
И мы с Ри-Ё наблюдаем потрясающую игру красок на физиономии Уважаемого Господина. Он на наших глазах стареет лет на пятьдесят.
– Ри-Ё, – говорю я, – это, кажется, тот самый тип, о котором ты мне рассказывал?
Если бы взгляд разил, как меч, Сборщик Налогов рухнул бы трупом, но эмоции Ри-Ё не имеют убийственной силы, поэтому его недруг только отступает на шаг и пытается скрыть, как его трясёт.
– Как ты думаешь, Ри-Ё, – говорю я, – наверное, тяжело чистить нужники в таком возрасте?
Мой юный друг бессердечно хохочет. Его враг очень хочет что-то сказать, но не может придумать слов. Я улыбаюсь.
– Знаешь, что? – говорю своему пажу. – Надо будет поговорить с Шефом Гвардии. Или лучше – с Господином Куратором Департамента Добронравия?
Ри-Ё улыбается чудесной детской улыбкой, радостно кивает. И мы уходим, так и не позволив Сборщику Налогов что-нибудь придумать. Всю дорогу в мои апартаменты Ри-Ё смакует эту сцену; кажется, ему легче.
На следующий день мы получаем письмо и посылку от нашего Господина-Ржавый-Клинок: в письме он называет Ри-Ё «Уважаемым Господином» и горько раскаивается «в произошедшем между ними недоразумении», в посылке – меч и нож старинной чудесной работы, которые явно обошлись Сборщику в небольшое состояние.
Ри-Ё орёт на лакея, швыряет скомканное письмо в выстланную шёлком коробку с оружием, суёт всё это посыльному в руки и велит передать Господину-Раз-Навсегда, чтобы он затолкал это письмо себе в глотку при помощи меча. Я наблюдаю и тихонько веселюсь. Я уверен, что на этом история не закончится.
Точно. Вечером мы получаем второе письмо и посылку. В письме наш недруг сообщает, что сообщил в Департамент Добронравия о своей досадной и трагической ошибке и что умоляет его простить великодушно. В посылке на сей раз – деньги, весьма серьёзные. И Ри-Ё тут же выражает страстное желание швырнуть это всё в физиономию пославшему.
– Дружок, – говорю я, – подумай о матери, ей наверняка непросто одной с детьми. Хватит с него – он обгадился от ужаса и больше в жизни не предложит порядочному человеку какую-нибудь мерзость. Я понимаю, что тебе непросто его простить – но твоё доброе имя он восстановил. Я надеюсь, теперь всё будет хорошо.
Ри-Ё задумывается. Рана, нанесённая его гордости, ещё слишком свежа – и неприятно брать деньги в виде компенсации за оскорбление, но, видимо, о матери в чужом городе тоже думается…
– Ри-Ё, – говорю я, – теперь ты можешь написать своему Официальному Партнёру. Он уже знает, что ты невиновен – вы помиритесь.
Ага, ребёнок ожил. Наскоро пишет ответ на клочке бумаги: «Моего уважения вам не видать, но вашей жизни мне не надо», – и шикарная клякса в виде полного пренебрежения к адресату. Отдаёт письмо посыльному, поправляет волосы, пристёгивает ножны с мечом, накидывает плащ – убегает. Лично разговаривать – в письме всё не скажешь.
Возвращается на удивление быстро. Убитый. Садится на подоконник высокого дворцового окна с прозрачными стёклами, смотрит в наступающие сумерки пустыми глазами.
– Плохо? – говорю я.
– Плохо, – отзывается он еле слышно. – Очень. Хуже, чем было.
– Куда уж хуже?
– Оказывается, есть куда, – поворачивается ко мне. Огонёк погас. – Они не верят, что вы помогали мне просто так, Учитель. Для них это немыслимо – вы ведь Всегда-Господин, вельможа, а у меня теперь скверная репутация… Они не верят, что я ни в чём не виноват. И-Цу не хочет меня видеть. Нет Судьбы.
Полюбуйтесь-ка на этот клубок терний!
История с Ри-Ё очень располагает ко мне Братишек Л-Та, которые дружно считают мой поступок верхом благородства – а вот милый-дорогой Ча отнёсся как-то скептически.
– Поскольку я ни на миг не допускаю мысли, что этот отчаянный боец за честь ублажает тебя каким-нибудь нечеловечески грязным способом, – говорит Ар-Нель насмешливо при первой же встрече, – приходится сделать забавный вывод. Либо ты и вправду демон, либо твоя небесная добродетельность для меня, ничтожного жителя земли, непостижима, либо – ты деревянный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});