Данте стоял не шевелясь. Эцио перевел взгляд на него, мужчина выглядел уставшим.
— Все кончено, — объявил Эцио. — Ты поставил не на ту лошадь.
— Возможно, — не стал спорить Данте. — В любом случае я собираюсь убить тебя. Ты грязный ассасин. И ты меня утомляешь.
Эцио вытащил пистолет и выстрелил. Пуля попала Данте в лицо, тот упал.
Эцио присел на колени возле Сильвио, чтобы отпустить ему грехи. Эцио был честен с собой, и всегда помнил, что убивать надо, только когда нет иного выбора. А умирающий довольно скоро утратит все, и поэтому имеет право хотя бы на последний обряд.
— Куда вы направлялись, Сильвио? Что это была за галера? Я полагал, что ты метишь на место Дожа.
Сильвио слабо улыбнулся.
— Это была только уловка. Мы собирались отплыть.
— Куда?
— Слишком поздно, — рассмеялся Сильвио и умер.
Эцио повернулся к Данте и приподнял его массивную голову.
— Они собирались на Кипр, Аудиторе, — проворчал Данте. — Возможно, я спасу душу тем, что скажу тебе правду. Они хотят… Они хотят… — но тут он захлебнулся кровью и обмяк.
Эцио обыскал сумки обоих, но не нашел ничего важного, кроме письма Данте от его жены. Испытывая жгучий стыд, он прочитал его.
Мой любимый,
Я верю, что настанет день, когда ты будешь рад услышать эти слова. Прости меня за то, что я сделала — за то, что позволила Марко забрать меня у тебя, за то, что развелась с тобой и разрешила Марко жениться на мне. Но теперь, когда он мертв, я надеюсь, что найду способ снова быть с тобой. Помнишь ли ты меня? Или боль твоя была слишком сильна? Смогут ли мои слова пробудить твою память, или затронуть струну в твоем сердце? Я знаю, что в глубине еще скрывается человек, которого я люблю. И я найду путь к нему, моя любовь. Чтобы напомнить тебе. Чтобы вернуть тебя.
Навеки твоя Глория.
Адреса не было. Эцио бережно сложил письмо и убрал в сумку. Надо будет расспросить Теодору, знает ли она эту странную историю, и сможет ли она вернуть письмо отправительнице вместе с печальным известием о гибели ее мужа.
Он в последний раз посмотрел на трупы, осенил их крестом и грустно прошептал: «Покойтесь с миром».
Эцио все еще стоял над мертвецами, когда появился тяжело дышащий Бартоломео.
— Вижу, тебе, как обычно, не нужна моя помощь.
— Вы взяли Арсенал?
— Думаешь, я был бы здесь, если бы мы проиграли?
— Поздравляю!
— Спасибо!
Но Эцио уже смотрел в сторону моря.
— Мы отвоевали Венецию, мой друг, — вздохнул он. — Агостино сможет править ей, не боясь тамплиеров. Думаю, теперь я смогу немного отдохнуть. Видишь галеру на горизонте?
— Да.
— Данте сказал перед смертью, что она плывет на Кипр.
— Зачем?
— Это, мой друг, как раз то, что я хочу выяснить.
Глава 21
Эцио не верилось — наступило 24 июня, день летнего солнцестояния, 1487 года от Рождества Христова. Ему исполнилось двадцать восемь лет. Он стоял, опираясь на балюстраду Кулачного моста, и хмуро смотрел на воду в канале под ним. Мимо проплыла крыса, тащившая в зубах капустные листья, украденные с ближайшей баржи торговца овощами, к дыре в черном кирпиче канала.
— Вот ты где, Эцио! — радостно воскликнул голос, и Эцио узнал Розу еще раньше, чем увидел — по терпкому запаху мускуса. — Давно не виделись! Я уже начала думать, что ты избегаешь меня!
— Я был… занят.
— Ну, конечно. И что бы Венеция без тебя делала!
Эцио грустно склонил голову, Роза оперлась на балюстраду рядом с ним.
— С чего такая серьезность, красавчик?
Эцио смерил ее серьезным взглядом и пожал плечами.
— У меня день рождения.
— День рождения? Серьезно? Ух ты! Поздравляю! Это же просто чудесно!
— Вовсе нет, — вздохнул Эцио. — Прошло уже десять лет с тех пор, как погибли отец и братья. Десять лет я выслеживаю их убийц, людей из списка отца и тех, кого добавил в этот список после его смерти. И я знаю, что близок к цели, но я ни на шаг не приблизился к пониманию того, ради чего все это было затеяно.
— Эцио, ты посвятил жизнь благому делу. Это сделало тебя одиноким, но, в каком то смысле, именно в этом твое призвание. И хотя инструменты, которые ты используешь, ведут к чужой смерти, ты никогда не был несправедлив. Благодаря тебе Венеция стала куда лучшим местом, чем была ранее. Улыбнись. У тебя же, кажется, день рождения. А у меня как раз есть подарок. И как раз вовремя!
Она вытащила официально выглядящий судовой журнал.
— Спасибо, Роза. Даже не представляю, что ты мне подаришь. Что это?
— Кое-что, что мне удалось… достать. Это декларация судового груза из Арсенала. День, когда твоя черная галера, отплывшая в прошлом году на Кипр, возвращается…
— Ты серьезно? — Эцио потянулся за журналом, но Роза, дразня его, отвела руку. — Отдай мне его, Роза. Это не шутки.
— За все нужно платить, — прошептала она.
— Ну, раз так…
Он взял ее за руки и подарил долгий поцелуй. Она расслабилась, и он быстро выхватил книгу.
— Эй! Это не честно! — рассмеялась она. — В таком случае, чтобы избавить тебя от ожидания, скажу, что твоя галера возвращается в Венецию завтра!
— Интересно, что они привезут с собой?
— Почему-то я не удивлена, что кто-то, не буду показывать пальцем, собирается это разузнать.
Эцио просиял.
— Это надо отметить!
Но в этот самый момент к ним торопливо приблизилась знакомая фигура.
— Леонардо! — воскликнул крайне удивленный Эцио. — Я думал, ты в Милане!
— Я вернулся, — ответил Леонардо. — Мне подсказали, где тебя найти. Здравствуй, Роза. Прости Эцио, но нам срочно нужно поговорить.
— Прямо сейчас?
— Да. Прости.
Роза засмеялась.
— Идите, веселитесь, мальчики. Я подожду!
Эцио неохотно позволил Леонардо увести себя.
— Надеюсь, это действительно важно, — пробормотал Эцио.
— О, да, да, — примирительно ответил Леонардо.
Они с Эцио прошли несколько узких улочек, пока не пришли в мастерскую Леонардо. Леонардо занялся делом, вытащив на стол теплое вино и черствые кексы, а еще кипу документов, которые он бросил на большой стол в центре студии.
— Я отвез страницы Кодекса в Монтериджони, как и обещал, но я не удержался и изучил их. И сделал кое-какие выводы. Не понимаю, почему я никогда не искал между ними связи, но когда я сложил страницы вместе, я понял, что линии, символы и буквы древнего алфавита складываются в слова. Это просто золотая жила — все эти страницы должны располагаться рядом! — он оборвал себя. — Вино слишком теплое! Имей в виду, я привык к винам из Сан-Коломбано, по сравнению с которыми это венето, словно комариная моча.