Читать интересную книгу История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Второе упоминание о джихаде связано в книге Абу Йусуфа с введенным халифом Омаром законом, по которому завоеванные земли остаются в совокупном пользовании всех мусульман, а не разделяются между отдельными людьми. Это совокупное пользование обеспечивается налогом «харадж», главным государственным налогом, юридическим вопросам которого и посвящена книга Абу Йусуфа. Утверждая легальность повеления Омара и говоря, что «иначе нельзя было бы назначать людям жалованье и пайки, так что ас-Сугур (владения на границе с Византией) не был бы населен, а армия не была бы сильна для походов джихада», Абу Йусуф объясняет, что в данном случае он имеет в виду под джихадом: «И чем же защититься от возвращения неверных в свои пределы, если не будет там тех, кто может сражаться, и тех, кто получает воинское довольствие?[254]»

И наконец, третье упоминание о джихаде в этом трактате, отражающем, в общем и целом, всю систему ханафитского мировоззрения, восходящую к самому Абу Ханифе, также говорит о значении джихада как «подвижничества» на благо мусульман, которое понимается гораздо шире, чем защита ислама военными средствами. Суть этого упоминания в том, что один из сподвижников Пророка, назначенный на сбор налогов, обратился к халифу Омару с просьбой отправить его в джихад, на что Омар ответил вопросом: «А разве ты не находишься уже в джихаде?[255]»

Омар не отпустил этого человека, Суфьяна бин Малика, с его трудной должности, поскольку в его глазах правильный и справедливый сбор налогов был однм из видов джихада как «подвижничества на путях Аллаха».

Мы не можем с уверенностью сказать, по недостатку исторических свидетельств, какие именно книги и руководства легли в основу раннего обучения Шариату в Волжской Булгарии. Однако представляется очевидным, что среди этих книг и руководств были произведения, принципиально и по существу сходные с теми, которые мы упомянули и процитировали. Очевидно также, что введение религиозно обоснованных, но применяющихся в реальной жизни законов и положений Шариата происходило постепенно с ростом мусульманского самосознания населения Волжской Булгарии, хотя ряд наиболее жестоких местных законов был, скорее всего, отменен уже в первоначальные десятилетия после пришествия ислама на Волгу. В рукописи ибн Фадлана отмечается, что некоторые положения Шариата, в частности, в сфере прав наследования, были осознаны уже во время его приезда к царю булгар:

«Если у них умирает кто-нибудь, то наследником становится не сын, а брат умершего. Я сказал царю, что это недозволительно, и рассказал ему, каковы должны быть истинные законы. И он согласился со мной[256]».

Местные законы, касающиеся возмездия за преднамеренное убийство, воровство и прелюбодеяние, были гораздо более жестокими, чем законы Шариата, предусматривающие подробную юридическую процедуру с привлечением необходимого числа свидетелей и очевидцев для рассмотрения подобных случаев. Об исламских наказаниях за злостное воровство, в том числе, разбой, и прелюбодеяние, мы уже говорили. При всей необходимости рассматривать их в контексте нравов той эпохи, нижеследующая булгарская казнь за прелюбодеяние и воровство не идет ни в какое сравнение с исламским наказанием:

«А кто сделает это (прелюбодеяние) – понесет наказание, кем бы он ни был: для этого они заколотят в землю четыре сошника, привяжут к ним обе руки и обе ноги – потом рассекут его топором от затылка до бедер. Таким же образом они поступают и с женщиной. Потом каждый кусок мужчины и женщины вешают на дерево… Воров они наказывают так же, как и прелюбодеев[257]».

Надо думать, что среди новообращенных мусульман эти жестокие законы были вскоре отменены, хотя сама их жестокость, видимо, говорила о редкости подобных преступлений в Волжской Булгарии. Ибн Фадлан, говоря о том, что женщины и мужчины страны имеют обычай вместе купаться в реке совершенно голыми, отмечает, что при этом они «не совершают никакого прелюбодеяния. «Я все время призывал их закрываться друг от друга при купании», – сетует он, – «но ничего не добился».

Ясно, что замена местной этики мусульманской этикой потребовала немалого времени. С течением времени в законодательство Волжской Булгарии вошли, помимо непосредственно религиозных основ и требований, и другие юридические требования Шариата. Среди этих требований – исламские правила совершения торговых и экономических сделок, правила вступления в брак и развода, правила сбора налогов, правила землепользования и правила ведения военных действий, в том числе правила обращения с военнопленными, и многие другие правила, естественные для мусульманского сообщества.

Переход от языческой, полукочевой и, для ряда племен Волжской Булгарии, кочевой культуры к культуре Шариата ханафитского толка происходил, как мы отметили, постепенно и не носил характера цивилизационной революции. По существу, внедрение Шариата исподволь шло в Волжской Булгарии и до приезда посольство ибн Фадлана, и в сфере новой морали и религиозного знания распространение нравственных правил и законов Шариата шло, скорее всего, путем примера и подражания. Очевидно, что мусульмане, сколько бы их ни было на деле в стране в начале X века, были самой яркой и зажиточной частью булгарского общества. Это ясно уже потому, что ислам, как мы неоднократно говорили, приходил на берега Волги с торговыми караванами из Средней Азии. Люди, связанные с этой прибыльной торговлей, обладали не только бо́льшими знаниями, но, скорее всего, и бо́льшим материальным достатком по сравнению с соплеменниками-язычниками и сопредельными племенами, занятыми менее прибыльным скотоводством и земледелием, которое и до пришествия ислама имело в волжско-камском регионе тысячелетнюю историю. Археологические находки свидетельствуют, что появление железных серпов для уборки урожая можно отнести к первому тысячелетию до нашей эры[258]. Уже тогда обитатели Волго-Камья использовали для земледелия открытые речные долины и поля, созданные при помощи подсеки, когда плодородная земля отвоевывалась у леса путем вырубки деревьев и сжигания их на корню.

В более близкие времена в Волжской Булгарии уже применялись плуги с железными лемехами. Что же касается сельскохозяйственных злаков, то исследователи на основе археологических материалов, выявленных в период с X по XIII век, пишут:

«В зерновых материалах выявлено около 20 видов культурных растений. Среди зерновых преобладают пшеница мягкая, просо, яхмень и полба-двузернянка. В сравнительно небольшом количестве обнаружены пшеница твердая, чечевица, горох, вика посевная. Преобладание посевов пшеницы, ячменя, проса и полбы подтверждается также материалами других памятников… Из технических культур популярностью пользовался лен; конопля встречается значительно реже[259]».

Классик татарской археологии Ф. Халиков, рассказывая о структуре экономики Волжской Булгарии, также утверждает, что

«В основе хозяйства домонгольской Булгарии лежало развитое для своего времени земледелие и мясо-молочное скотоводство… В X–XII веках основными орудиями обработки почвы были тяжелый однолемешный сабан (плуг) для поднятия целинных черноземных почв и легкая соха с двумя железными сошниками для более легких почв. Ведущей системой земледелия в этот период еще остается переложная система с освоением целинных земель, но булгарам была известна и паровая система с применением трехполья. Показательно, что, как для центральных, так и окраинных земель, например, для района булгаризированных буртас, становится характерным однотипный набор сельскохозяйственных культур – преобладание в посевах пшеницы, затем проса и ячменя. Эти факты наряду с находками почти по всей территории Волжской Булгарии однотипных земледельческих орудий свидетельствуют об установлении почти по всей стране близкой системы земледельческого производства[260]».

Как бы то ни было, в начале X века булгарское земледелие еще не играло той основополагающей роли в структуре экономики и налогообложения, которую начало играть в конце того же века. Однако, в целом, экономика Волжской Булгарии в начальные десятилетия пришествия ислама на Волгу уже представляла собой нечто сложившееся, как в смысле своей структуры, так и в смысле определенной системы налогообложения, о которой, впрочем, нам известно достаточно мало.

Ведь когда мы говорим о развитии булгарского государства, мы имеем в виду не только развитие религиозной и традиционной культуры, но и экономическое развитие, которое и в те времена являлось основополагающим. Для экономического же развития государства главной необходимостью является сбор налогов, деньгами и натурой, достаточный для того, чтобы государство не только сводило концы с концами, но росло и укреплялось. Динамика экономического развития Волжской Булгарии, как представляется, получила с принятием ислама новый толчок, однако неверно было бы считать, что к моменту принятия ислама экономика булгар находилась в застое. Об этом свидетельствует уже известный нам разговор ибн Фадлана с царем булгар: