С низким поклоном,
Пьер Кастиль.Я посмотрела на Матильду, глаза которой стали огромными, как блюдца.
– Я просто поверить в это не могу, – сказала она надтреснутым голосом.
– Открой свое.
Матильда надорвала конверт, достала письмо и тут же протянула его мне.
– Прочти ты, Соланж, вслух. Меня просто трясет от волнения.
Я быстро просмотрела письмо, написанное тем же аккуратным каллиграфическим почерком, что и мое.
– Он возвращает нечто под названием «Красная ярость», – сказала я. – Это доставят завтра специально зафрахтованным судном.
– Он – что?! Это же… Это же та картина, которую он купил в Буэнос-Айресе! Что там еще говорится?
Я откашлялась и прочитала:
– «…начать с того, что эта картина на самом деле никогда мне не принадлежала, Матильда. И я, вообще-то, просто не могу на нее смотреть, не думая о моем весьма неджентльменском поведении по отношению к Кэсси, по отношению к Дофине в Буэнос-Айресе, и я уверен: ты уже слышала о том, как я держался в Париже с Соланж. Я из тех людей, которые не привыкли к отказам, к тому, чтобы не получать то, чего им хочется. И я решил слегка исправить дело, вернув картину. Я надеюсь, что мы сможем сохранить все это дело в секрете и теперь, и в будущем. Я надеюсь, что этот дар обеспечит долгие годы благополучия вашему обществу. Полный раскаяния Пьер Кастиль».
Мы с Матильдой довольно долго молчали.
– Ну, денек выдался интересный, – наконец произнесла Матильда, глядя куда-то вдаль. – Но что ты, Соланж, сотворила с этим человеком?
И я рассказала ей о том, что, наверное, и стало моментом просветления для миллиардера, – о том, как коленом врезала ему в пах.
– Да, ты определенно сумела на него воздействовать. Мне очень жаль, что тебе пришлось через такое пройти. Я только и могу сказать спасибо. Это значит, что С.Е.К.Р.Е.Т. отныне не просто жив и здоров, но у нас еще есть и средства для того, чтобы весьма, весьма красочно организовать твою последнюю фантазию, – сказала Матильда.
– По правде говоря, Матильда, я провела время в С.Е.К.Р.Е.Т. потрясающе. И мне хочется поблагодарить тебя за все и каждую из моих фантазий. Но они также дали мне и совершенно новый взгляд на мою собственную реальность. И она теперь стоит прямо передо мной. Я больше не могу все это игнорировать.
Я рассказала Матильде о моих вновь проснувшихся чувствах к Джулиусу, о том, как они внезапно появились как будто ниоткуда.
– А Джулиус знает? – спросила она.
– Я думаю, он заподозрил, что кое-что появилось снова. Но ведь именно я порвала с ним. Поэтому вполне естественно, что он держится осторожно. Можешь дать какой-нибудь совет насчет того, как снова завоевать бывшего мужа?
– Мне бы и самой хотелось это знать, Соланж, – грустно ответила Матильда.
И тут мы услышали скрип открывающихся парадных ворот Особняка. Сквозь окно кабинета мы наблюдали за тем, как в них въезжает лимузин и поворачивает к парадному подъезду.
Матильда посмотрела на наручные часы:
– Посиди тут немножко. Твой рекрут только что приехал на тренировку.
– Ты вполне можешь дать ему выходной на эту ночь, – пошутила я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не посмотреть на мужчину.
– Верно. Я могла бы это сделать, – ответила Матильда, все так же глядя на лимузин; на ее губах играла улыбка. – Но думаю, я позволю этому уроку идти своим чередом. А почему бы и нет? Это ведь просто секс, верно? Просто секс.
* * *Гас радостно ждал поездки к отцу, собираясь остаться у него на ночь, а я с нетерпением ожидала встречи с Джулиусом, и мы оба были немного разочарованы, когда он прислал сообщение о том, что у него одновременно заболели двое служащих в передвижном кафе – повар, который жарил еду во фритюре, и кассир.
Когда я сказала, что вечер с папой отменяется, мой сын, вместо того чтобы надуться, внезапно сказал:
– А почему мы не можем ему помочь?
– Мое изумительное дитя! – воскликнула я, осыпая Гаса поцелуями.
Он увернулся, но не слишком активно.
Одевшись по-рабочему, мы отправились на Фререт-стрит. Я без труда управлялась с фритюрницей. Гас же мог бы стать чемпионом по пересчитыванию монет. Кое-кто узнавал меня, поскольку не раз видел в новостях, и мне пришлось отшучиваться, что я работаю по совместительству для того, чтобы проводить больше времени со своими мужчинами.
– Отличная получилась команда! – воскликнул Джулиус, когда пришла пора закрываться; он поднял тент и запер грузовик.
– Это все Грозные Фарадеи! – заявил Гас.
– Да, детка, это мы, – согласилась я, не сводя глаз с Джулиуса.
Я не взяла сумку с вещами Гаса, и Джулиусу пришлось везти нас домой. Я пригласила Джулиуса на поздний ужин, и он снял ботинки у двери и остался. Мы вместе ели, вместе смеялись, сидя за столом втроем. После ужина и после того, как я помыла посуду, а Джулиус уложил Гаса спать, Джулиус подошел к лестнице и увидел, что я стою внизу, глядя на него с надеждой, ожиданием, восхищением.
– Ты спустишься вниз? Или… мне подняться? – спросила я дрогнувшим голосом.
– Давай встретимся посередине, – ответил он.
Я медленно поднялась, ступенька за ступенькой, осторожно входя в его широкие объятия.
– Это все на самом деле, Соланж?
Я подняла голову, посмотрела ему в глаза и кивнула. Джулиус поцеловал меня в губы и на секунду показался мне совершенно новым, другим – его руки, его губы, его вкус. Немного погодя Джулиус прервал поцелуй, но лишь для того, чтобы подняться наверх вместе со мной. В спальне, когда за нами закрылась дверь, я поняла, как сильно скучала по его телу, которое так хорошо знала прежде.
Джулиус раздел меня с сосредоточенностью врача, снимающего повязки с больного, который уже почти полностью поправился. Снял с меня футболку, которая еще сохранила запах его закусочной на колесах. Секунду-другую он смотрел на мой бюстгальтер, восхищаясь им. На этот раз я весьма тщательно выбирала белье, надеясь, что, может, именно так все и пойдет. Костяшками пальцев Джулиус обвел мою грудь под кружевом, понимая, что, когда он снимет с меня эту вещицу, пути назад не будет; вид моей груди всегда доводил этого мужчину до безумия.
Потом он стянул с меня джинсы – одну штанину, вторую. Джулиус делал это почтительно, все еще не веря своей удаче, почти ожидая, что я остановлю его, скажу что-нибудь вроде: «Ничего не выйдет, во второй раз не получится». Но я вообще не могла говорить, я могла лишь восхищаться мускулистым телом Джулиуса, а мои пальцы сами собой предъявляли власть на каждый его дюйм. Вот этот живот – мой. Вот эти руки, обнимающие меня, когда я уже лежу на кровати, – мои. Вот эта спина, по которой легко скользят мои ногти, – моя.