классные штуки, а затем взимают плату за хранение. Или разработчики прогностических технологий говорят, что помогут раскрыть больше преступлений с помощью своих крутых программ. Все это происходит в процессе закупок: компании предоставляют полиции
бесплатные технологии для решения проблем, а полицейские не понимают, что это торговая сделка. Используя полученный продукт, они предоставляют изготовителю данные, на которых он будет строить свой дальнейший бизнес».
Джо Деврис согласился бы с этим заявлением. «К нам приходили ребята и пытались продать эти дурацкие камеры, которые устанавливаются сверху на уличных фонарях, – рассказал он. – Они говорили: вы позволите нам разместить их по всему городу, и у вас везде будет бесплатный Wi-Fi. И улучшенное обслуживание сотовой связи. И нам будет видно, как чихает блоха, и у нас есть подслушивающее устройство, чтобы ее услышать. Я спросил: зачем нам это нужно на каждом столбе в городе? А они: ну, для бесплатного интернета. Нет. Это не бесплатно. За это приходится платить».
Один из коллег Девриса, присутствовавший при нашем разговоре, вмешался: «Люди обнаружили, что государство – отличный пользователь технологий. Это большой бизнес, а в правительстве зачастую работают не очень практичные люди. Поэтому правительственные учреждения принимали решения о передаче крупных контрактов поставщикам, не понимая толком, что они покупают и как это использовать».
В результате данные, собранные государством, могут оказаться в руках частных компаний. По сути, это не так уж и плохо – при условии, что правительственные органы согласовывают правильную политику хранения, совместного использования и доступа к данным. Но такие учреждения работают на благо общества, а частные фирмы нацелены на максимизацию прибыли. Так и должно быть: в прибыли или успехе нет ничего дурного. Но государственные службы действуют по другим принципам. Люди должны иметь право знать, кто использует и покупает их данные.
Дейв Маасс из Фонда Electronic Frontier предупреждает, что поставщики могут оказывать удивительно большое влияние на работу полицейских подразделений. «Компании делают свои продукты бесплатными для полиции, чтобы подцепить ее на крючок, – сказал он мне, – чтобы правоохранители жить не могли без этих технологий. Полицейские агентства подписывают контракты, которые дают компаниям контроль над определенными соглашениями: мы предоставим вам эти вещи бесплатно или со скидкой, а вы должны доказать, что сделали столько-то установок, или предоставить нам подробности, которые мы будем использовать в маркетинге.
Другие контракты запрещают полицейским агентствам говорить что-либо плохое о компании-поставщике без письменного позволения. Поэтому офицеры не могут сообщать, что техника не работает. Агентства не могут ничего раскрывать без разрешения. Нельзя рассказывать прессе об этих технологиях. Я делал запросы на публичные записи – все было отредактировано, как они требовали. Но закон работает не так».
Если появятся гарантии, что полицейские не будут вынимать устройства из ящиков (и даже соглашаться на получение ящиков) до тех пор, пока не продумают, какая технология им нужна и как они хотят ее использовать, значительно уменьшится вероятность манипулирования полицией со стороны поставщика, который ставит перед собой совсем другие цели.
Брайан Хофер оценивает главное преимущество консультативной комиссии по вопросам конфиденциальности более прямолинейно: «Правоохранительные органы осознают, что должны вести себя по-другому, потому что за ними наблюдают». Но он не луддит и не борец с полицией. Он также не считает, что его задача – просто говорить нет. На самом деле комиссия никогда не рекомендовала городскому совету блокировать приобретение полицией технологий, в которых она нуждается. И дело не в молчаливом согласии, а в том, что теперь существует правительственный орган, который поощряет полицию к предусмотрительным действиям. «Технология сама по себе не хороша и не плоха, – объяснил Хофер. – Главное, чтобы они довели до ума политику ее использования».
Это не означает, что в конце каждого заседания члены комиссии и полиция в обнимку распевают примирительные песни или вместе отправляются за пивом. Без сомнения, многие офицеры с раздражением встречают неприятные вопросы комиссии, и наверняка многие борцы за неприкосновенность частной жизни по привычке негативно относятся к полиции как таковой и ее работе.
Но действующая комиссия по вопросам конфиденциальности отодвигает все эти крайние мнения на периферию. Дервиса рассказывал: «В создании комиссии прекрасным было то, что в одном помещении с юристом из ACLU, адвокатом Фонда Electronic Frontier и простым жителем Окленда, которому небезразлична эта тема, находились сотрудники полиции и служб экстренного реагирования, пожарные и эксперты по безопасности порта, и вы все обсуждаете это и вдруг понимаете, что на самом деле не так уж трудно разработать такую политику, с которой все согласятся, которая не будет ущемлять гражданские свободы и мешать защите общественной безопасности. И вот она. И никому не пришлось идти на компромисс.
От правоохранительных органов и служб экстренного реагирования может звучать вся эта риторика: не вставайте у нас на пути, иначе будут потеряны жизни. И можно выслушивать все аргументы адвокатов, что ваши действия лишат людей их прав. Но когда вы откладываете эту риторику в сторону и фактически сводите все к функциональности машины, получается вот что: да бросьте, ребята. Здесь мы можем быть на одной волне. И нам это удалось».
* * *
Созданная в Окленде консультативная комиссия при городском совете, которая проводит слушания, следит за соответствующими законами штата и федеральным законодательством и представляет ежегодные отчеты, – далеко не единственная модель, доступная гражданам, желающим помочь местным органам власти играть более активную роль в защите данных. Одна и та же система не везде будет работать одинаково. В Окленде сошлись определенные условия: глубоко укоренившаяся подозрительность к правоохранительным органам, история активной политики и технически подкованное население. Эти условия нечасто встречаются за пределами Западного побережья.
Но руководители службы защиты информации есть как минимум в семнадцати штатах, городах и округах, в том числе в таких республиканских регионах, как Западная Виргиния, Теннесси и Арканзас, а также в аризонском округе Марикопа – на родине опального (и, к сожалению, помилованного) шерифа Джо Арпайо. Конкретные обязанности этих чиновников различаются, но в целом они следят, чтобы государственные учреждения защищали личные данные своих граждан.
Есть подозрение, что некоторые штаты создали эти роли не в ответ на общественный протест, как в Окленде, а из соображений ответственности (как узнал частный сектор, утечка данных может привести к крупным судебным искам). Это не повод очернять службы защиты информации или отвергать их работу. Просто следует отметить, что их существование не отменяет необходимости в таких органах, как консультативная комиссия Окленда по вопросам конфиденциальности.
По примеру ACLU, который выступил с инициативой общественного контроля за полицейским наблюдением (CCOPS), Брайан Хофер и его коллеги разработали план долгосрочного и эффективного взаимодействия с гражданами. Утомительная, негламурная работа