Встаешь в свой ряд. Но тут опять начинаешь думать: почему немцы не стреляют? Где они? Вот тут опять коленки могут задрожать. Погодя, смотришь, зенитки ударили. Ага. Вон они. Все как всегда. Двое наших отрываются и пошли на них в атаку. Кто кого! Ребята мчатся прямо на зенитки, нас прикрывают. Зенитки атаковать — опасная работа. Это все равно что на львов охотиться. Потом летим назад. Двоих или троих с нами уже нет. Сбиты. Думаем: кого потеряли? Хорошо, если на горящих машинах до своих дотянули. Тогда, может, через день-другой в полк вернутся. Если во время посадки не взорвутся, не разобьются. Попробуй посади горящий самолет. Машина уже ни руля не слушается, ни высоты нет, ни скорости. Падает. Шасси не выпускаются. А если и сам еще ранен, если мессер прицепился и добивает, всаживает в машину очередь за очередью…
Летчиками мы стали только в сорок пятом году. Научились. Немцы перед отправкой на фронт должны были налетать 700 учебных часов. У нас было по 23 часа! Но мы их уделали!
А бывало, и своих бомбили. Неразбериха. И по соседнему аэродрому отработаем. Однажды, это было под Довском, мы вдвоем в непогоду сели к соседям. А на них днем раньше наши налетели, отбомбили, сожгли один самолет, американский двухмоторный бомбардировщик «Бостон». Под ним погиб техник. Вот так. Радиостанции не работали. А летчики — новички, из пополнения. Залетели, глянули, а на взлетной полосе незнакомые самолеты, которых на своих аэродромах они никогда не видели… Вот и шарахнули. Сели мы, а на нас там смотреть не хотят. Говорят: «Что ж вы, сволочи, вчера натворили!» А наш полк — с желтыми колпаками. Они как увидели желтые колпаки на пропеллерах наших самолетов, так чуть не в драку.
Много наших могил от Москвы до Берлина. Илы лежат везде. И чем дальше на запад, тем их больше.
Везде лежат наши соколы, ребята из штурмовых авиаполков. Лежат три состава и нашего 946-го, а затем 189-го гвардейского штурмового авиаполка.
А я все еще лечу. Снится иногда: лечу. Может, к ним и лечу.
— Из маршевой роты попал я в команду аэродромного обслуживания. Был зачислен в 137-й батальон.
Вначале была Малая Вишера под Новгородом. Шел сорок третий год. Конец ноября.
Служил я в стартовой команде. Провожали самолеты в полет и принимали.
На нашем аэродроме базировались два авиаполка: истребительный и штурмовой. Истребители были разные. Сперва Ла-5. Потом Як-9, Як-9У. Хорошие самолеты. Немцы их боялись. Были и американские «Аэркобры». Но летчики их не хвалили. А хвалили штурмовики Ил-2.
Наша задача была выкладывать на взлетной полосе в конце аэродрома полотнище буквой «Т».
Взлетали самолеты по одному. Делали круг, строились и уходили на задание. Назад часто прилетали не все, строя уже не держали. Прилетали подбитые. Другой раз летает над аэродромом, а шасси выпустить не может. Садились на живот. Если опытный летчик, то еще ничего. И сам, смотришь, живой, и машина восстановлению подлежит. Правда, масляный радиатор обычно сразу отлетал. Но иногда и летчики разбивались, и самолеты горели.
По первости потери были большими. Редко когда возвращались без потерь. Звено полетело — одного или двух обязательно потеряют. Немцы часто бомбили нас на аэродроме. У нас, у каждого, вдоль взлетной полосы были вырыты окопы. Немцев мы определяли по гулу моторов. Еще издали. Вот, бывало, налетят, все накроют: и зенитные расчеты, и наши самолеты…
Последний раз нас бомбили в Чехословакии. На наш полевой аэродром налетели сразу несколько десятков немецких самолетов. А у нас в небе, как назло, ни одного дежурного истребителя. Все улетели на задание. А штурмовики только прибыли, и техники их еще не успели подготовить.
Когда немцы налетели, мы сразу бросились к своим окопчикам. С нами оказался майор из батальона аэродромного обслуживания. Так этот майор тоже спрятался в окоп и сверху прикрылся куском фанеры.
Немцы отбомбились, улетели. Мы вылезли из окопов, стали подтрунивать над майором. Из наших никто не пострадал. Кто-то из ребят и говорит: «Спасибо вам, товарищ майор! Если бы не ваша фанера, засыпал бы он наши окопы бомбами…» А майор и сам посмеяться не прочь. Живой! Можно и над собой посмеяться!
Но тяжелее всего было летчикам. Очень часто они прилетали ранеными. С перебитыми ногами. Чаще всех гибли стрелки штурмовиков. Бывало, прилетит Ил-2, на плоскостях дыры от пуль, стрелок откинулся, весь в крови. Чтобы сбить нашего штурмовика, немецкие штурмовики старались сперва убить стрелка. Тогда самолет беззащитен. А у стрелка был хороший пулемет — ШКАС. Они его боялись. Попадешь под очередь такого пулемета — все, отлетался.
Помню, под Киевом хоронили стрелка, молодого парня, Березюка. Тоже мертвый домой прилетел.
— Воздушным стрелком Ил-2 я стал совершенно случайно.
Это произошло 2 ноября 1943 года. Наша 230-я Кубанская штурмовая дивизия поддерживала десант морской пехоты. Морпехи в тот день высадились северо-восточнее Керчи и вели упорные бои. Немцы пытались сбросить десант обратно в море.
На старте стояла шестерка наших Илов в боевой готовности. Группу должен был вести штурман полка майор Коновалов. Вылет задерживался. И у людей затеплилась надежда: авось его и вовсе не будет, вылета, ведь боевой день уже закончился. Но нет — последовала команда: лететь на Эльтиген.
Самолеты уже начали разбег перед взлетом, когда из последнего штурмовика выскочил сержант-стрелок. Он катался по земле и в истерике кричал: «Не полечу!» Сержант только что вернулся из госпиталя после тяжелого ранения. Был сбит, летчик погиб, а его вытащили из горящей машины наши пехотинцы.
Подбежал командир полка: «Марш отсюда!» Увидел меня, приказал: «Парашют!» Я схватил парашют, побежал к самолету, еще толком не соображая, что произошло, чуть не на ходу залез в кабину стрелка.
Я хоть и не был штатным стрелком, но стрелять умел неплохо. Какой оружейник не владеет оружием? Вот и я, будучи оружейником штурмового авиаполка, умел стрелять из всех видов вооружения, которым был оснащен Ил-2.
Ил пилотировал младший лейтенант Мансур Зиянбаев. Это был его второй боевой вылет.
Взлетели. Мансур догнал над аэродромом истребителей прикрытия и занял место замыкающего в шестерке штурмовиков.
Над Эльтигеном дым, видны всполохи разрывов снарядов и бомб. Падают сбитые самолеты. Мы с ходу сбрасываем бомбы, делаем разворот, снижаемся, стреляем из пушек и пулеметов. Проходим вдоль плацдарма. С земли из немецких траншей по нашим машинам бьют из всех видов оружия. К нам прорываются «Мессершмитты». Но прикрытие на месте, наши истребители перехватывают их, завязывают бой, и мы вырываемся из этого ада живыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});