Читать интересную книгу "Последняя книга. Не только Италия - Аркадий Викторович Ипполитов"

Античность и подготовила переворот – revolutio, «переворот, превращение», – что называется «научной революцией».

Церковь отнюдь не была противницей historia naturalis и технических новшеств. Коперниково «О вращении небесных сфер», написанное на латыни, по выходе в свет не вызвало особых возражений. Более того, католический клир к научным открытиям и техническим достижениям был более открыт, чем столпы протестантизма, Лютер и Кальвин, поскольку был более образован. Дело Джордано Бруно, сожженного инквизицией в 1600 году на Кампо деи Фьори, очень запутанно. Его приговор был вызван в первую очередь не его очень путаными и отнюдь не рационалистичными туманно-мистическими рассуждениями, а его авантюрной жизнью, в том числе и работой на английскую – протестантскую – разведку, возглавляемую Фрэнсисом Уолсингемом. Будучи в Англии, Бруно был платным информатором, помогавшим в раскрытии католического заговора против королевы Елизаветы. Итальянские либералы XIX века сделали из него, так же как и из Томмазо Кампанеллы, мученика идеи и поставили ему памятник на месте сожжения, чтобы воткнуть булавку в зад папе, но выдворен из Англии он был потому, что никто не был в силах выносить его удивительно скандальный характер, а потом он так всех достал, что все сочли за лучшее его сжечь, ибо сил выносить его свары не было. Томмазо Кампанелла же вообще великий комбинатор итальянского Чинквеченто, подготавливавший заговор против испанцев и готовый ради высокой идеи навести турок, с которыми вел переговоры, на свою родную Калабрию. В его заговор был вовлечен и Ватикан, настроенный антииспански после примирения папы Климента VIII с французским королем Генрихом IV, так что ему удалось избежать казни, прикинувшись сумасшедшим, а потом бежать от мести испанцев в Рим и далее в Париж, где он и скончался своей смертью в почтенном возрасте семидесяти лет. Оба, и Джордано Бруно, и Томмазо Кампанелла, были доминиканскими монахами.

Процесс Галилея также темное дело. На самом деле было два процесса. Первый состоялся в 1615 году. На Галилея, тогда уже очень известного ученого, поступил донос, после чего состоялось разбирательство. На нем католическая церковь окончательно сформулировала свое отношение к системе гелиоцентризма, к которому после публикации «О вращении небесных сфер» относилась неоднозначно. Утверждение, что Солнце является центром Вселенной и недвижно, было признано формально еретическим, хотя как предположение оно и могло высказываться. Папа Павел V после процесса милостиво принял Галилея, ему все было прощено, и он спокойно возвратился во Флоренцию под покровительство Козимо II Медичи преподавать астрономию и математику принцу Фердинандо. В 1621 году Козимо II умер, и принц, родившийся в 1610 году, стал Фердинандо II, великим герцогом Тосканским. Первые семь лет за него правила мать, но в 1628 году он стал вполне самостоятелен. Фердинандо в своем учителе души не чаял, поэтому Галилей осмелел и в начале 1632 года опубликовал во Флоренции «Диалог о двух главнейших системах мира – птолемеевой и коперниковой» с посвящением великому герцогу. Книга была написана так, чтобы формально соответствовать постановлению суда инквизиции: три участника, сторонник Коперника, его противник и нейтральное лицо обсуждают систему мироздания, высказывая свои предположения. Все вроде как невинно, сплошные гипотезы, что вроде как и неподсудно, но противник гелиоцентризма, носящий говорящее имя Симпличио, «простак», выглядит таким дураком по сравнению с коперниканцем Сальвиати, что не остается никаких сомнений в превосходстве доказательств последнего над бубнежом его противника, неуклюже ссылающегося на Птолемея и Аристотеля. Сразу после выхода книги разразился скандал. Урбан VIII тут же запретил книгу, признал ее еретической и назначил особое следствие. От Фердинандо II папа самолично потребовал доставки Галилея в Рим.

Урбан VIII так взбеленился, потому что публикация имела за собой хвост. Флорентинец по рождению, он в бытность свою кардиналом Маттео Барберини всячески изъявлял свою симпатию к Галилею. После того как его избрали папой в 1623 году, Галилей, рассчитывая на его поддержку, приехал в Рим, надеясь добиться отмены приговора 1615 года. В 1624 году Урбан VIII принял Галилея, но приговора отменять не стал. Этот папа был страстен, капризен и неуемен, как барокко, именно под его покровительством окончательно и сформировавшееся. Балдаккино ди Сан Пьетро, великолепное и нелепое творение Джан Лоренцо Бернини, – символ его правления. Урбан VIII прямо-таки жаждал грандиозности, он очень хотел походить на Юлия II. При нем была освящена базилика Сан Пьетро, наконец-то законченная, – в этом он видел себя завершителем великого дела, начатого Юлием II, – а также, подобно Юлию, он хотел славы папы-воина и втянул Государство Понтифика в войну по расширению территории. Guerra di Castro, война за княжество Кастро, им развязанная против герцога Фарнезе, стала последней агрессивной войной Святого престола.

Бурное строительство совмещалось с военными расходами, казна полностью опустела, все доходы уходили на погашение процентов с долгов, так что Ватикан оказался на грани банкротства. Захват княжества Кастро, последнее территориальное приобретение папства, не был нужен ни Риму, ни римлянам. Помпезность – вот самое подходящее слово для понтификата Урбана VIII: его колоссальные замыслы зиждились на неустойчивой основе. К тому же он желал казаться и могущественным, и просвещенным; могущество и просвещение вступали в конфликт, папа нервничал, так что многие его поступки иначе как истеричными не назовешь. Процесс Галилея был следствием такой истерики, вызванной тем, что Урбан VIII увидел в идиоте Симпличио свой карикатурный портрет – аргументы, который этот простак выдвигал против своего соперника, блещущего интеллектом, повторяли слова, сказанные им Галилею. Так осмеять и принизить его, вы́казавшего наивозможное расположение при первом процессе, готового и далее его выказывать при условии больше к этому вопросу не возвращаться, о чем он ясно дал понять во время последнего визита этого астрономишки, – такое простить невозможно. Урбан VIII из всех сил лично давил на процесс, а разбирательство складывалось негладко. Великий герцог Тосканский своего учителя не бросил, принял в слушании дела живейшее участие и ясно показал, насколько ему оно небезразлично.

Урбан VIII вроде как и победил, но с половинчатым результатом. В очередной раз ему пришлось удовольствоваться внешним эффектом, то есть помпой: Галилей отрекся, коперникианство подверглось запрету, но зато папа получил в веках славу мракобеса и к тому же хотя и испортил Галилею оставшиеся ему десять лет жизни, но самого его из рук выпустил. О том, что личные мотивы в процессе Галилея играли более важную роль, чем гелиоцентризм, говорит то, что Урбан VIII чуть ли не параллельно Процессу Галилея ходатайствовал перед Филиппом IV Испанским за Томмазо Кампанеллу, почитателя и сторонника Галилея. Папа и церковь постоянно спасали Томмазо из самых критических ситуаций, в которые он попадал из-за своего авантюризма, но тем не менее