– Забавное совпадение, – заметил Тремито. – Только что в нем любопытного? Из множества копий одна всегда получится удачнее остальных.
– Вопрос, который я хочу вам задать, мистер Маранцано, немного о другом, – продолжал креатор. – Почему из превеликого множества М-дублей вы выбрали для себя именно этот?
– А почему футболисты любят рисовать на своих касках и майках оскаленные морды драконов и тигров? – усмехнулся в ответ Доминик. После чего добавил: – Но если вас интересует психологическая подоплека моего поступка, могу сказать, что в свое время у меня тоже были нелады с законом. Конечно, не такие крупные, как у Мичиганского Флибустьера, но вполне достаточные для того, чтобы навсегда невзлюбить полицию. Однако, как работника службы безопасности, меня постоянно ассоциируют с копом, отчего я частенько выхожу из себя. Поэтому считайте мой М-дубль своеобразным протестом против тех ярлыков, какие на меня навешивают. Я могу идти или вас интересует что-либо еще?
– Только одно, мистер Маранцано, и не в меру дотошный старик от вас отстанет, – извиняющимся тоном ответил Морган. – Поражаясь невероятной схожести вашего дубля с настоящим Аглиотти, хотелось бы выяснить, насколько педантично отнесся к работе ваш креатор.
– Вот уже чего не знаю, того не знаю, – развел руками Тремито. – Такие подробности я у него не уточнял.
– На самом деле это очень легко определить, – пояснил Платт. – Многие журналисты, кому довелось снимать Флибустьера в камере смертников, отмечали, что он не выпускает из руки круглый образок какого-то святого. Неизвестно, кто первый пустил слух, что приговоренный к смерти Аглиотти начал усердно молиться Деве Марии, но только этот факт настолько прочно втемяшился в журналистские головы, что никто потом даже не попытался его перепроверить. А зря. Будь репортеры хотя бы чуть-чуть дотошнее, они легко убедились бы, что все как один заблуждаются. И притом очень сильно… Вы заинтригованы, мистер Маранцано?
– Ничуть, – ответил Тремито, хотя ухмылка, с которой он отвечал на предыдущий вопрос, сошла у него с губ, едва креатор заикнулся о подмеченном репортерами «образке». – Мало ли, кому мог молиться перед казнью Мичиганский Флибустьер. Говорили, будто бы он вообще никогда не давал интервью. Поэтому можно сколько угодно спорить, что было изображено у него на иконе, – эта тайна давно ушла с ним в могилу. Но если вас интересует, ношу ли я в Менталиберте какой-нибудь медальон, отвечу – да, ношу. Но только не с иконой, а с фотографиями моей жены и дочери… А теперь прошу извинить, мистер Платт, но мне пора идти заниматься своей работой. Возможно, когда я закончу ее, у нас с вами найдется минутка поболтать о том, о сем, но сейчас у меня элементарно нет на это времени.
– Да-да, конечно, мистер Маранцано, – замахал руками мусорщик. – Это не вы, а я должен просить у вас прощения за чрезмерную назойливость: вы пришли ко мне по делу, а я донимаю вас глупыми расспросами. Всего хорошего. Возвращайтесь через час. Мой «Блэкджампер» уже будет вас ждать…
– …А ведь мистер Маранцано нам солгал, Людвиг, – заметил Морган Платт стоящему от него по правую руку роботу и указал тому на голографический монитор. – Взгляни-ка на это. Очень любопытно, не так ли?
Стальной Людвиг, напоминающий водруженный на гусеничное шасси скелет человека с отпиленными ногами, промолчал, хотя и умел говорить. Похожая на глухой рыцарский шлем с подсвеченной изнутри щелевидной прорезью голова робота повернулась в направлении монитора, да так и осталась в этом положении, ибо дальнейших приказаний от хозяина не поступило. Морган был поглощен своими исследованиями, непонятными для кибернетического телохранителя, сделанного по образцу тех человекоподобных машин, какие в изобилии выдумывали фантасты второй половины двадцатого столетия.
На дисплее находилось два изображения. Оба представляли собой портретные фотоснимки одного и того же человека, только на первом кадре он был запечатлен в реальном мире и довольно давно, а на втором – в образе М-дубля, снятого не далее как десять минут назад. Настоящий человек был одет в распахнутую арестантскую робу и шел со скованными цепью руками и ногами по тюремному коридору в сопровождении двух охранников, маячивших у заключенного за спиной. М-дубль сидел в кресле, а его фотография была сделана при помощи рентгеновского сканера. Арестанта звали Доминик Аглиотти, а его М-эфирный двойник представился Моргану как Игнасио Маранцано.
Впрочем, Платта интересовала лишь одна общая для обоих снимков деталь. Выделив на каждом из них небольшой участок изображения – а именно центральную часть грудной клетки реального Аглиотти и своего недавнего гостя, – креатор подверг фрагменты обработке программой-идентификатором. После чего установил, что проявившийся в рентгеновских лучах, висевший на груди Маранцано амулет почти на девяносто процентов идентичен тому, чьи контуры отчетливо проступали под майкой арестанта.
– Ну конечно! – Пристально изучив амулет М-дубля, озаренный внезапной догадкой мусорщик хлопнул себя по лбу. – Я ошибался: никакая это не дьявольская пентаграмма, как кажется на первый взгляд! Больше всего похоже на… Ты будешь смеяться, Людвиг, но, по-моему, эта штуковина есть не что иное, как колесо от игрушечного автомобиля! Уму непостижимо!.. Однако погоди кричать «Эврика!», мой друг. Ты знаешь, меня больше волнует не то, что я обнаружил на Аглиотти и Маранцано одинаковые талисманы, и даже не то, что эти талисманы могут для них обоих значить. Самое интересное, Людвиг, в другом. Скажи, почему при упоминании амулета Мичиганского Флибустьера Маранцано насторожился и предпочел нам солгать? Затрудняешься ответить? То-то и оно, что тебе сроду не понять таких вещей. А ведь объяснение лежит прямо на поверхности. Надо только признать кое-какие очевидные вещи и забыть, о чем в свое время кричали журналисты. Можешь со мной поспорить, Людвиг, но я практически уверен, что в действительности Дьявол скорее жив, чем мертв, и сегодня он удостоил нас своим визитом. Как думаешь, случайно ли это?..
Глава 14
Мог ли я ранее предполагать, что однажды наши отношения с Викки зайдут так далеко? Вряд ли. Пока она состояла в «Дэс клабе», ни о каком сближении Кастаньеты и Созерцателя не могло идти и речи. Я был в курсе, что, помимо Демиурга, еще несколько «мертвецов» пытались ухлестывать за своей очаровательной одноклубницей. А она упрямо игнорировала их ухаживания, предпочитая заводить романы с кем угодно, только не с боевыми товарищами. Их же сильно коробило такое к себе отношение Виктории, что порождало вполне закономерную ревность и желание свести счеты с теми, кого неприступная баскская красавица удостаивала своей благосклонности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});