– Ну как вода? – спросил я. – Не холодная?
Вокруг нас вода стала неприятно коричневого цвета, это я взбаламутил сапожищами. Теперь может подобраться любая гадость и хватануть зубами за причинное место. Или даже за задницу, все равно… и задница у меня не железная, а мозоли там еще не стали костяным панцирем, как у Бернарда и прочих героев.
Она смотрела на меня большими зелеными глазами. При моих словах они распахнулись и стали огромными, как сейлормуны. Бледный ротик приоткрылся в великом изумлении.
– Рыцарь, – прошептала она едва слышно, ее голос был похож на шелест травы. – Ты… почему не кричишь в страхе?.. Почему не бежишь?
– Ха, – ответил я. – Конечно, вода мутная, страшно, а вдруг пиявки, но на мне штаны крепкие, кожаные, а тебя укусят за попку… Или не укусят?
– Здесь пиявок нет, – ответила она растерянно.
– Фу, – сказал я, – отлегло. Поверишь, не так боюсь всяких там драконов, как пиявок. А ты че в воде сидишь?
Она все еще смотрела на меня растерянными глазами. Протянула руки снова, я не противился, она обхватила меня вокруг пояса, прижалась, ее красивую грудь расплющило. Я погладил по мокрой голове с прилипшими волосами, потом, не зная, что делать дальше, вспомнил красноармейца Гусева и почесал ее за ухом.
– Мы здесь живем, – ответила она тихо.
– Мы?
– Да…
Я окинул взглядом озеро.
– Вам не тесно?.. Чтобы прокормиться на такой территории, надо бы ареал побольше. Разве что вы от сбора дикой рыбы перешли к ее разведению. Так, конечно, можно прокормить больше народу на единицу площади…
Она слушала с удивлением, потом сказала тихо:
– Это озеро соединяется с другими… У нас есть подземные туннели. А через систему шлюзов у нас есть даже выход в гадкие отвратительные воды… большие воды… где вода ужасно соленая и разъедает кожу, разрушает внутренности…
– Ага, – сказал я, – море. Кстати, рыбка, там все-таки живут ундины, наяды и прочие русалки. Как-то приспособились и к соленой воде. Слушай, мне тут стоять как-то неловко. Ты сможешь выйти на сушу?
Она покачала головой, глаза стали отчаянными. Муть в воде за это время наполовину осела, осталась только мелкая взвесь, но эта будет опускаться еще сутки.
– Ах ты ж, Ихтиандрина, – сказал я с жалостью, – занесло же вас… Я бы этого Кусто за такую пропаганду прибил бы, не отходя от кассы… И много вас сюда переселилось?.. Впрочем, что ты знаешь о делах, что случились тысячи лет тому назад… Еще каких-нибудь пару миллионов лет, и вообще одельфинитесь.
Она запрокинула лицо, всматривалась в меня снизу вверх. В лице появилась отчаянная решимость.
– Рыцарь, – сказала она, – ты… сможешь меня поцеловать?
– А почему нет? – ответил я. – Целовал же я курящих женщин, а это куда противнее, чем целовать рыбу.
Она вытянула губы трубочкой и закрыла глаза. Я осторожно прикоснулся к ним, на удивление теплым, мягким, податливым. Оторвался с неохотой, ибо на обед снова было жареное мясо, а это нехорошо разогревает кровь… вообще-то хорошо, но в походе ни к чему.
Не открывая глаз, она прошептала:
– Еще…
– Э-э, – сказал я предостерегающе, – тебе сколько лет?.. Я вообще-то не слишком придерживаюсь писанных людьми законов, но и нарушать их не хочу… чересчур.
Она сказала непонимающе:
– Лет?.. Я не знаю, что это… Но я уже готова стать матерью.
Я отшатнулся:
– Не-е-ет, только не это!.. Я не собираюсь перескакивать через ступеньки.
– Ступеньки?
– Ну, чтобы решиться с рыбой, сперва… словом, тебе это знать не нужно. Девушка, у нас тоже, конечно, имя спрашивают потом, когда отдышатся, но все-таки в воде… слишком романтично. Я еще понимаю, на обеденном столе или на рояле, но…
Она прижалась ко мне крепче.
– Я не поняла ни единого слова, – прошептала она жарким шепотом, – но я чувствую, что ты можешь меня спасти…
Я промямлил:
– Вообще-то я спаси… тьфу, спасатель, но я больше извлекатель… из пещер, замков… А при чем тут спасение? Тебя что, из воды вытащить?
– Да… нет-нет, не так!.. Легенды гласят, что если сольется воедино кровь человека суши и кровь женщины вод, то женщина сможет покидать воду… Это все знают, но еще не нашлось такого мужчины, чтобы не убежал с криком… Иногда женщины хватали и затаскивали кого-нибудь из неосторожных в воду, но…
– Понятно, – прервал я, – это должно быть добровольным. А ты правда не рыба?
– Да нет же!
– Понимаешь, лапочка, – сказал я, – понимаешь… у меня есть женщина, которую я очень люблю. И никто в мире, понимаешь…
– Так то любовь, – прервала она. – А здесь совсем другое.
Она прижималась ко мне все крепче.
– Да, – сказал я, – да, ты не рыба.
Гендельсон сидел возле костра обнаженный до пояса, доспехи неопрятной грудой громоздятся рядом. Казалось, еще один болван, только железный, сидит, понурившись, опустив голову на грудь. Тело знатного вельможи напоминало хорошо отваренную стерлядь, на плечах красные канавки от доспехов, груди отвисают так, что не помешал бы лифчик. Белый живот, дряблый и в морщинках, а складки, одна другой мощнее, накатываются друг на друга, как барханы в знойной пустыне.
От костра шел сильный приятный запах жареного мяса. На камнях и на прутиках я заметил коричневые ломти. Гендельсон кивнул, лицо оставалось кислым.
– Я разогрел, кое-что подогрел заново… В той таверне готовят не очень-то…
– Там готовят с кровью, – возразил я. – Везде свои рецепты… Но если у вас религиозные запреты…
Он поморщился:
– Еще скажите, запрет есть свинину…
Мясо поддавалось на зубах, словно хорошо прожаренные бифштексы. Гендельсон наблюдал за мной искоса.
– Что-то удалось обнаружить?
– Да так… там дальше по тропе еще деревня. Это все, что узнал.
Он спросил после паузы:
– Как?
– Да так, – повторил я, – встретил в лесу кое-кого…
Он торопливо перекрестился. У меня трещало за ушами, но я услышал слова молитвы. Наконец Гендельсон спросил подозрительно:
– Это была нечисть?
Я проглотил кус, вытер губы, подумал и потянулся за другим.
– Как сказать… Или как посмотреть. Если смотреть строго, то в нечисть придется записать очень многих. В том числе и нас… или вы считаете себя абсолютно чистым? Тогда это гордыня, первый смертный грех… или не первый, но все равно смертный, верно? С другой стороны, если быть чересчур снисходительным, то и самого дьявола можно оправдать… верно? Словом, я стараюсь держаться где-то посредине. Пусть не очень золотой, но все же, все же… Что-то ни рыба ни мясо. И вот с этой середины, эти… встреченные не были нечистью…
Гендельсон выслушал, перекрестился, сказал мрачно:
– Судя по вашему тону, сэр Ричард, они не были и людьми. И что же вы с ними… как общались?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});