– Не уходите далеко.
– Ничего не случится.
– В лесу, – изрек он, – может быть опасно. А вы один, без меня…
Дурак, так вошел в роль, что уже забыл, как весь недавно раскрылся. Разболтал же, что и драться не умеет, и что не пьет, и что охоту не любит, но на людях имидж держит могучерыцарский, сверкает глазами, раздувает щеки и грозно сопит, что должно означать быстро приходящего в ярость человека, признак благородного сословия.
– Да, – ответил я, – да.
Усталости в теле нет, при таком раскладе нет сил просто лежать и смотреть в небо. Лучше брести между деревьями, делая вид, что намечаю маршрут. До Кернеля неизвестно сколько дней, но это дней, а если ехать сутками, то вдвое меньше. Правда, даже мы не сумеем сутками трястись в седлах, а уж коням так и вовсе нужен отдых.
Я с тоской вспомнил своего шургезового коня. Вот на том бы за один день…
Над головой наступила тишина, из-за ближайших деревьев отчетливо донесся скрип. Я взял молот, скрип доносится издалека, потихоньку обогнул деревья. По лесной тропке усталый конь тащит тяжело нагруженную тележку. Правда, только туго увязанный хворост, зато целая гора, верхушкой цепляет за ветви. На облучке дремлет лохматый мужик, скорченный, похожий на гнома, но все же не гном, весь в жуткой бороде, грязный, в лохмотьях. Рядом с ним сидит, прижавшись, и честно спит мальчишка, худой и бледный настолько, что явно подкидыш из каких-нибудь герцогов или графьев.
Я присел за деревьями, тележка протащилась мимо. Правое колесо виляет настолько, что я невольно вспомнил хрестоматийное: доедет ли до Таганрога…
Когда они скрылись за поворотом тропки и деревья надежно отгородили их, я вышел на тропку и пошел уже свободнее, молот повесил на пояс. И… почти лоб в лоб столкнулся с женщиной, что несла в подоле кучу грибов. Она ахнула, ротик начал открываться для крика, я сказал быстро:
– Зачем? Они все равно не успеют…
Ее пальцы дрожали, но грибы не выронила. Рот закрыла, сообразила, что не только не успеют, но что они могут против такого здоровяка, у которого и меч, и кинжал, и молот.
– Что, – прошептала она, – что вы… хотите?.. ладно, я все сделаю…
Я засмотрелся на ее удивительное лицо: удлиненное, как у козы, с длинными козьими ушами, покрытыми шерстью, глаза раскосые, без зрачков, но заполненные удивительной синевой. Пышные волосы собирались в прическу, падали на плечи и на спину, но по их форме я сообразил, что они там и растут прямо со спины, однако спереди кожа ее оставалась чистой, нежной.
– Да мне-то совсем пустяк надо, – сказал я.
– Я все сделаю, – сказала она тихо и украдкой взглянула в ту сторону, куда уехала тележка с хворостом.
На ней было нечто вроде туго облегающего фартука из тончайшей кожи, одетого прямо на голое тело. Руки ее мешали мне любоваться ее нежной чистой кожей, тугими шарами грудей, что выступали и поверх нагрудника, и по краям. Когда фартук сдвинулся, я увидел на миг одну ее грудь целиком, нежную, как будто выточенную из мрамора, но колыхнулась она приглашающе, словно целлофановый пакет, наполненный густым горячим молоком повышенной жирности.
Фартук заканчивается на пару ладоней выше колена, но снизу по бокам широкие разрезы до пояса, я рассмотрел прекрасной формы ноги. Правда, шерсти, на взгляд горожанина, многовато, но шерсть нежная, золотистая, шелковая.
– Гм, – сказал я, – ну тогда расскажи, куда ведет эта дорога? Есть ли там какие города и села?.. Кто в них правит, какие порядки?
Она смотрела на меня, широко открыв рот. Зубы ее оказались ровными, чистыми, хотя и крупноватыми, а на месте клыков обычные резцы, как у зайцев.
– Господин, – произнесла она все еще тихим покорным голосом, – откуда я могу знать?.. Мы не покидаем леса!.. Да и сюда никто не заходит, боятся…
Она заколебалась, я спросил:
– Вас боятся?
Ее выразительные глаза стали печальными, она судорожно кивнула.
– А чего вас боятся?
Она покачала головой.
– Сразу видно, что вы из дальних земель…
– Ладно, – ответил я, – уже догадываюсь, что на мне это написано крупными буквами. Ты знаешь, что такое буквы?.. А ближайшее село по этой тропке далеко?
Ее руки едва не отпустили подол, где все еще держала грибы, явно хотела показать рукой.
– Нет, к вечеру будете там. Там живут просто… люди. Обыкновенные. Но нас боятся, тут уж ничего не поделаешь.
Я сказал успокаивающе:
– Ладно, мутантик, не горюй. Все наладится. Не все боятся. Ты очень хорошенькая. Иди, догоняй свою родню.
Она заколебалась, я отступил на обочину, давая ей дорогу, но все равно она обошла меня до дуге, царапая плечо и локоть о ветки. Уже удалившись на десяток шагов, обернулась, крикнула:
– Спасибо!
– За что? – спросил я.
– Что говорили со мной, – крикнула она и ускорила шаг.
Я тряхнул головой, тропка двинулась навстречу, за каждым деревом открывались тайные и явные проходы в темный лес, в черные дыры, где кусты, буреломы, гниющие пни – все переплетено блестящей паутиной.
Дальше проступило небольшое лесное озеро, вода темная, загадочная. Я пошел по краю, стоячая вода кажется застывшей смолой, а широкие мясистые листья кувшинок, что на одинаковом расстоянии друг от друга, выглядят красивой аппликацией. Как украшение на торте, белеют сказочно чистые и целомудренные лилии. Вода темная, таинственная. С дерева сорвался желтый лист, медленно опускался, плавно раскачиваясь в воздухе, словно лодочка невидимых качелей.
Озеро загибалось по крутой дуге, я шел по самой кромке воды. Дорогу перегородило упавшее дерево, я прикинул, в какую сторону проще обойти: если справа, то придется по колено в воду, если слева, то шагов тридцать через колючие заросли, выругался и начал осторожно обходить по воде. Прозрачность чисто вымытого стекла уступила место коричневой мути из-под моих сапог, я придерживался за корни дерева, обходил и не зря держался, ибо впереди оказалась яма, внезапно ухнул по пояс.
Охнул, но тут же нога нащупала край ямы. Я уже оперся и собирался толчком поднять себя из воды, как вдруг нечто холодное прижалось ко мне со спины. Мои пальцы не метнулись к рукояти меча лишь потому, что сразу ощутил женское прикосновение. И хотя это нечто холодное, как рыба из Баренцева моря, но руки точно женские, я-то их не знаю, такие холодные бывают после душа, а уж зимой, после игры в снежки, так и вовсе…
Женщина высунулась из воды по пояс. С длинных рыжих волос стекает вода, прилипли к ее голове и плечам. Крупные капли усеяли все тело, оно стало похожим на покрытое волдырями после ожога. Мне она показалась чересчур худенькой, субтильной, не женщина, а подросток, хотя грудь развита вполне, вполне, а живот, несмотря на худобу и выпирающие по бокам ребра, украшен тонким слоем нежного жира… что, несомненно, служит дополнительной теплоизоляцией, запасом калорий и буфером, что защитит будущего ребенка от травм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});