Муромский госпиталь — большое пятиэтажное здание без затей и украшательств, стоящее почти на самом краю оврага, в паре кварталов от управления безопасников — гудел, словно потревоженный улей. По коридорам носились женщины в белых халатах, таскали позвякивающие склянками коробки и корзины, набитые грязным перевязочным материалом. Какой-то длинный тощий мужик в клеенчатом фартуке орал на медсестер, перемежая ценные указания отборным матом. Тут же в уголке хныкала и утирала сопли молоденькая девчушка, попавшая, видимо, под горячую руку. Впечатление было такое, будто началась война, о которой никто и не предупредил.
— Здравствуйте, — подошел Стас к окошку регистратуры. — Скажите, пожалуйста, где я могу найти Хигматулина Рената Маратовича? У меня к нему дело важное.
Тетка, роющаяся в картотеке, обернулась и, недовольно взглянув поверх очков на назойливого посетителя, молча вернулась к своему занятию.
— Простите, — еще раз окликнул Стас. — Вы не расслышали? Мне Хигматулин нужен. Где его найти?
— Занят он! — рявкнула регистраторша.
— Я вас не спрашиваю, занят он или свободен. Просто скажите, где я могу его найти, и все, больше от вас ничего не требуется.
Тетка раздраженно вздохнула, с сильном напором выпуская воздух из расширившихся ноздрей, и, понимая, что отделаться от назойливого гада просто так не удастся, соблаговолила-таки уделить ему несколько секунд своего бесценного времени.
— На третий этаж ступайте! В операционной Хигматулин ваш, наверное. Все? Могу я теперь делами заняться?
— Спасибо, — сквозь зубы поблагодарил Стас и под неразборчивое бубнение, доносящееся из окошка, пошел искать лестницу.
Длиннющий коридор третьего этажа, тускло освещенный потрескивающими ртутными лампами, был тих, если не считать стонов, доносящихся с нескольких каталок, примостившихся вдоль стены. Все больные, насколько заметил Стас, были одеты в черную форму с нашивками гвардейцев. Проходя мимо очередной больничной каталки, он почувствовал, как лежащий на ней человек с неестественно вывернутой ступней и разорванным, наспех перебинтованным бедром ухватился за его штанину и потянул на себя.
— Братишка, слышь, ты это… позови кого-нибудь, а. Я ногу не чую уже. Шестой час лежу здесь. Забыли они, падлы, что ли?!
Стас по инерции сделал еще шаг, и каталка с цепким пациентом покатилась за ним.
— Хорошо, хорошо, я позову.
Но гвардеец не отпускал, он мертвой хваткой впился в штанину и, запрокинув голову, сверлил Стаса умоляющим взглядом, словно не было больше в целом свете человека, способного ему помочь.
— Позову, сказал. Хочешь, чтобы я тебя по коридору волок за собой? — гвардеец немного успокоился и убрал руку. — Все нормально будет.
Из двери в противоположном конце коридора выскочила женщина и быстрым шагом направилась в их сторону. Раненый услышал стук подошв по кафельному полу и снова взялся причитать.
— Простите, — обратился Стас, подскочив к щупленькой женщине средних лет, несущей лохмотья разрезанной и окровавленной униформы, — Вы не знаете, где я могу найти Хигматулина Рената Маратовича? Мне в регистратуре подсказали…
— Он в комнате отдыха, — бросила женщина, не останавливаясь.
— А это где?
— Третья дверь налево после приемной.
— Сестра-а-а! — жалобно заныл гвардеец, не удостоившийся и капли внимания. — Нога-а-а!
— Простите, ради Бога, — Стас вприпрыжку обогнал женщину и замаячил у нее перед носом. — Тут парень жалуется, что ногу уже не чувствует…
— Не он один, — отрезала та и волевым жестом отодвинула Стаса с дороги. — Не мешайте.
— Извини, мужик, — пожал плечами Стас, проходя мимо раненного.
Тот стиснул зубы, лицо напряглось, раскраснелось, влага, поблескивающая в люминесцентном свете, наполнила глаза и покатилась по щекам, впитываясь в желтую подушку с разводами чего-то коричневатого. Плотно сомкнутые губы задрожали и, пузырясь слюною, произвели на свет тихие свистяще-воющие звуки, полные ненависти и обиды: «С-с-су-у-уки-и».
Стас миновал небольшую рекреацию, уставленную по периметру скамейками, на которых, безвольно потупив глаза, сидели с десяток людей в черной униформе, так плохо сочетающейся с кровавыми бинтами, налипшей ссохшейся грязью и опущенными плечами своих носителей. Отсчитав три двери, он остановился и постучал.
— Не заперто, — тягуче ответил недовольный усталый голос.
Стас повернул дверную ручку и вошел. В маленькой комнатке на кушетке сидел растрепанный человек со стаканом в руках, облаченный в белый халат с красными пятнами. Рядом, на тумбочке, стояла банка, наполненная прозрачной бесцветной жидкостью, источающей характерный запах.
— Ренат Маратович?
— О! Рад видеть вас! — врач поднялся с кушетки, взял стакан в левую руку, а правую протянул Стасу.
Рука оказалась влажной и слегка подрагивающей.
— Не забыли! Это хорошо, хорошо… Присаживайтесь, — Ренат Маратович убрал со стула плащ и повесил его на гвоздь, торчащий из стены. — Разговор у нас будет с вами. Очень славно, что вы именно сейчас пришли, вовремя очень.
— А что это у вас там за жертвы в коридоре? — поинтересовался Стас из вежливости, хотя ответ и так был очевиден.
— Жертвы-то? Это вы, Станислав, правильно выразились. Именно что жертвы, разгильдяйства и шапкозакидательства.
— Рейдеры потрудились?
— Они. Будете? — Хигматулин кивнул на банку и уже потянулся к тумбочке за вторым стаканом.
— Спасибо, воздержусь. А вам-то как, ничего?
— Нормально, — махнул Ренат Маратович рукой. — Сегодня можно чуть-чуть. Шесть часов уже в операционной проторчал, ночью подняли, поспать не успел даже.
— Что там произошло?
Хигматулин вздохнул, повертел стакан в руках, перекатывая его граненые бока между ладонями, и выпил.
— Гвардейцы на штурм пошли, — начал он, поморщившись. — Рейдеров с базы выбили. Впрочем, как рассказывают, те не очень-то и сопротивлялись, отступили почти без шума. У них, оказывается, тоннель быль прорыт! Представляете? Метров семьдесят с базы в лес. Они по нему и ушли все почти. Гвардейцы следом ломанулись. Ну а как тут не ломанешься, когда сверху слюной брызжут и подвигов требуют?! Только вылезли наружу, как тут же под шквальный огонь угодили. Бросились укрытия искать, а вокруг заминировано все. Кто от тоннеля недалеко еще отошел — тем повезло, а остальные… Из сотни с небольшим человек восемнадцать убитых и сорок два раненых. Вот такие дела. Ночью весь этот гуляш к нам привезли. Я лично уже четыре ампутации провел. Четыре! — гневно потряс Хигматулин пальцем. — Вы знаете, что это такое — руки-ноги отрезать людям в полном расцвете сил?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});