Марледи Ланхолия завизжала в ужасе, туша свой подол.
Лётные штаны Гидры загорелись, но она не сдвинулась с места, в отличие от рыцарей, которые кинулись в разные стороны. Она смотрела, как Лукавый сжирает Тавра, будто Бархатца, и смеялась. Слёзы текли по её щекам, но смех наполнял Пруды жутким аккомпанементом. И даже когда сэр Арбальд потянул её за руку прочь, она продолжала хохотать.
Ведь её желание исполнилось.
Смотреть на тело Энгеля Гидра не могла — от этого её сердце рвалось в клочья. Она сперва молча бродила по шумным замковым коридорам. Её слух даже уловил нечто любопытное: воины обнаружили в подвалах недавно убитого тигра. Благородный зверь был зарезан ритуальным ножом, будучи на привязи у одной из тюремных решёток.
«Твои чары имели свою цену, но счастья они тебе тоже не дали», — подумала Гидра. И поняла, что ни это злорадство, ни что-либо другое не утешит кровоточащую рану в её душе.
Она отправилась к Мордепалу. Лишь её лётный супруг мог утешить её. Невозмутимость и потаённая злоба дракона напитали безутешную диатрис, и она отправилась летать над ночным морем, чтобы не дать себе погибнуть от тоски.
«Ты не исполнил своего обещания», — твердила себе Гидра, пытаясь отдать свою душу звёздам. — «Но и я не уберегла тебя, хотя ответ был всё это время перед глазами. Ты всегда всё делаешь плохо, Гидра. Всегда».
И лишь одно было причиной жить для неё: отец наконец-то помер.
Она не считала дней, которые провела в полёте. Мордепал охотился при ней на дельфинов и диких лошадей, а она не замечала ничего и не хотела слезать.
Но однажды звон колоколов всё же позвал их — и они мрачной тенью смерти полетели на остров Дорг.
Мордепал оставил её в Раале и отправился домой, к своему гнезду и Сакраалу. А она возвращалась в гнездо разорённое и опустевшее.
Сойдя с башни, она пала в руки Авроры. Теперь нежная фрейлина не поливала её слезами. Она решительно привела подругу в порядок, приодела её и надела ей корону диатрис обратно на голову.
— Ты не можешь просто стать кормом для детёнышей Мордепала, когда вся Рэйка ждёт тебя, — сказала ей Аврора сурово.
И Гидра очнулась.
Настал день Суда Гагнаров, учреждённого века назад для того, чтобы боги могли указать на того, кто займёт трон, если выбор не был определён законом наследия или законом дуэли. В тронном зале, при множестве облачённой в чёрное знати, предстали и Гидра, и марледи Ланхолия, и марлорд Вазант.
Впрочем, марлорд Вазант сразу же сказал, что противостояние с драконьими лордами его не интересует — и он выходит из состязания, если между его внуками и детьми кого-то из Ланхолии или Гидры будет обязательно заключён брачный союз.
«Старый слизень как всегда устраняется», — закатила глаза Гидра, стоя перед Иерофантом Мсарой на пару с матерью.
— Ваше Высокопреосвященство, — голос прекрасной марледи Ланхолии надламывался, она была вся одета в чёрное. Многие смотрели сочувственно на неё и на её выступающий живот. — Всяк тому свидетель, что мой супруг одержал победу честно по заветам Кантагара. И уговор их с диатром Энгелем был стар, как мир: кто победит, тот и получает корону. Тавр победил. И я ношу под сердцем его наследника. Значит, ему и быть владыкой Рэйки, а мне до срока — ди-регент Гидриар.
Иерофант Мсара тоже был в чёрном. В дни траура всякий служитель одевался, как последователь Схали, в неприметные тёмные обноски, будто церковь была лишена достатка и богатств. Он кивнул марледи Ланхолии, принимая её заявление, и та добавила:
— Великая Мать наградила меня силой. Я дам жизнь ребёнку, и он будет надеждой и отрадой Рэйки. Но Ландрагора уродилась не в меня. Она слаба и вряд ли сможет продолжить род. После её смерти страна придёт в смуту, и её сомнительные женихи начнут рвать страну на части.
Иерофант кивнул вновь, но уже более неохотно. Его тяжёлый взгляд обратился к Гидре.
«Не помог мне что-то камушек», — ответила Гидра глазами.
Впрочем, настал её черёд взять слово. Взгляд Авроры из-под чёрной вуали посмотрел на неё сурово и побудительно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Она права. Я не позволю колдунье надругаться над тем, чего столько лет добивался Энгель».
— Ваше Выск… Про… тьфу, — после стольких часов молчания язык Гидры заплетался. Иерофант махнул рукой, позволяя ей пропустить титулование. — Словом. Тавр одолел Энгеля потому, что Ланхолия — ведьма. Они бились, и Ланхолия заговаривала его на победу.
Мать раздражённо вздохнула.
— Моя дочь сама большой любитель оккультных наук. Но подкрепить её гнусные обвинения ей нечем.
— И всё же мы их выслушаем, — заметил Иерофант. — Всякая из вас будет говорить в свою очередь.
Гидра вздохнула. Поймала тяжёлый взгляд ди Монифы, что смотрела на неё с обособленного от прочих сиденья.
«Да не бойся, я не желаю посмертно очернять Энгеля, упоминая его происхождение», — мысленно фыркнула на неё Гидра. И заговорила:
— Всё началось давно. Когда диатр Эвридий разорвал помолвку с марледи Тамрой Гидриар и женился на ди Монифе. Марледи Тамра обратилась к колдунам. Она мечтала, чтобы счастье Эвридия длилось недолго. И за колдовство заплатила частью своего разума. Но у неё получилось: беды замучили почившего диатра. Его обжёг Мордепал, а вместе с его смертью его дружную семью постиг раскол.
История старухи Тамры многому научила марледи Ланхолию. Она всерьёз взялась за обучение колдовству. Её цель была выйти замуж за марлорда, неприступного и желанного. И она своего добилась. Вот только марлорд Тавр был увлечён другой девушкой — Сагарией Райской Птицей. И обручение не смогло изменить его влюблённость. Сагария стала первой жертвой.
Когда соперница была уничтожена, марледи Ланхолии не было нужды продолжать ритуалы. Одно у них не выходило с Тавром — произвести на свет сына, а не дочь. Боюсь представить, чем именно она занималась, чтобы добиться желаемого. Однако познания её росли. Тавр, тем не менее, не любил ждать. Его увлекали военные кампании, и он в конце концов велел жене прекратить колдовать впустую, а взяться устранять тех, кто был ему вреден: торговца из Мелиноя, который мог знать о странных поставках на Аратингу. Потом лорда Магра Денуоро, который заподозрил вмешательство колдовства в войну. Потом и нас с Авророй.
Но мы с Авророй избежали этой участи благодаря тому, что я тоже кое-что знала от старухи Тамры. Защитное колдовство — поджигание трав и камушков. На этом, увы, мои познания кончались, и я не могла понять, кто является нашим врагом, если не мой отец. Как всякий знаток драконов, он был по-своему вовлечён в тонкие искусства, и мне не приходило в голову думать на кого-то, кроме него.
Всё, что у меня было — это камушек оникса, который я держала в руке и шептала слова, запретившие бы Тавру колдовство во время поединка. А шептать надо было на марледи. Она выиграла чисто, не дав никому себя заподозрить, ведь всю жизнь она была лишь безымянной тенью Тавра — никто не мог ожидать от неё такого могущества. Вот только магия не всесильна. Она потеряла своего мужа — никаким колдовством было не образумить его жажду демонстраций собственной власти.
Для ритуалов Тавр покупал ей тигров — животных, чья кровь способна дать силу Мелиною, который исполнял все приказы колдуньи. Первый тигр был убит для Магра, два следующих — для нас с Авророй, а последний был заколот перед самой дуэлью. Его-то и нашли солдаты в катакомбах Оскала. Впрочем, сейчас марледи Ланхолия наверняка уже спрятала всё, что выдавало бы её колдовство, но я изложила вам всё, что знаю — клянусь праведным Ирпалом, грозным Ранкаром и молчаливым Схали, — довершила Гидра. И хотя её слова звучали сухо, бесстрастно, сквозь сдержанность просвечивало пламя гнева.
Гул в зале стал громче. Теперь Гидре было ясно, что её история прозвучала весьма голословно, и полный презрения взгляд матери доказывал это. Кроме того, она косвенно обвиняла в колдовстве и себя в этот момент.
— Помилуйте, ну нельзя ж все необычные смерти списывать на чаровство, — заговорил марлорд Вазант. — Да ещё и одного-единственного человека.