покраснела до кончиков ушей, казалось, волосы на голове встали дыбом. Наверное, представила, как ходит меж загорающих и орет: «Кукуруза горячая!» Не тот у нее склад характера.
— Я не смогу, — хрипнула она.
Настаивать я не стал. Мне предстоит оптовая торговля кофе, но не раньше, чем когда дед поедет в Москву. Без него ничего не получится. А туда он не поедет, пока отец не пойдет на поправку.
Помолчав намного, Гаечка осторожно спросила:
— И что, та маленькая сиротка прям по пляжу будет ходить и предлагать? И не испугается?
— Нет. Она милостыню просила, а так будет работать. Хотя, конечно, маленькие дети не должны работать. Да и такие, как мы — в идеале тоже не должны.
В прошлом году я искал абрикосовые деревья, растущие на улице, обрывал их и продавал плоды на рынке. Заработал три тысячи, накупил кассет и тетрадей. В позапрошлом мама взяла отпуск в мае и брала меня и Наташку на выходные собирать клубнику в колхозном поле. Расплачивались с нами ягодами, которые мы потом продавали.
На заработанные деньги мама купила мне брюки в школу. Можно сказать, что я работаю с двенадцати лет.
— А можно мне посмотреть, как это? — осторожно спросила Гаечка, и я не сразу понял, о чем она, и выдал лишь:
— Э-э-э?
— Поучаствовать в процессе, — уточнила она. — Помочь, если надо. Но торговать я не хочу.
— Придется знакомиться с бродяжками, — ответил я. — И делиться они с тобой не будут.
— А и не надо. Мне просто интересно. Вот мы добыли кукурузу — я поучаствовала. И дальше хочу наблюдать. Понять, зачем ты это делаешь, с тобой ведь тоже не будут делиться.
А действительно — зачем? Только ли для того, чтобы сдвинуть время на таймере? Нет. Я не стал бы заморачиваться тем, что неприятно. Чтобы откупиться от совести, что прикормил детей и бросил? Тоже нет.
Наверное, это можно сравнить с работой настройщика. Расстроенное пианино не звучит, механизм — не работает. А ты приходишь, натягиваешь струны, сводишь воедино процессы, молоточки и шестеренки и ловишь кайф от того, как оно начинает звучать и работать. И раз все получается, значит, я на правильном пути, и то, что делаю, нужно не только мне.
Может, именно это и есть мой путь — видеть скрытое, создавать системы взаимодействия, знакомить людей друг с другом?
Глава 27
Процесс пошел
Наше приключение закончилось позитивно: мы с Гаечкой купили билет, провезли мопед как багаж, без проблем доехали на конечную и в четыре вечера вдвоем тащили груженый мопед в горку по бездорожью к недострою, где обосновались дети.
Светка ждала, как Хатико — хозяина, как Ассоль — алые паруса. Завидев нас, рванула навстречу и давай обниматься — сперва со мной, потом — с Гаечкой, даже не спросив, как ее зовут. Подруга села на корточки, чтобы быть вровень со Светкой, и сказала:
— Меня Сашей зовут.
— Круто! — Светка снова к ней прилипла и лишь потом обратила внимание на добычу.
Обошла мопед, по привычке почесывая голову.
— О-го!
— Давай, зови брата, будем учиться варить кукурузу, — сказал я.
— Я кушать хочу, — пожаловалась девочка.
В кармане осталось уже четыреста рублей — можно купить десяток яиц даже без хлеба, не говоря о чае и обо всем прочем. Запасы истощаются, доллары менять не хочется, дед в Москву не едет. Дела встали.
Будь я фаталистом, сказал бы, что так нужно для того, чтобы помочь детям — само мироздание не дает развернуться.
— Можно купить пять яиц и хлеб, — сказала Гаечка. — Ну, или шесть. Им по три. А кукурузой закусить. — Она посмотрела на Светку и протянула руку. — Идем в магазин.
Девочка с радостью за нее ухватилась.
— Ваню найди, — напомнил я.
— Прослежу! — откликнулась Гаечка.
Я осмотрел участок и прикинул, с чего бы начать. Обошел его по периметру, заметил ежевику, черную от ягод. Вот еще небольшой плюсик к Светкиным доходам.
Собрал хворост, почесал в затылке. В огороде лучше костер не разводить, чтобы не злить соседей. В доме топить печь?
Я вошел внутрь. Тоже нет. Она слишком высокая, как дети спустят казан с кукурузой? Обварятся еще. Из валяющихся огнеупорных кирпичей я сложил кострище. Вот так более и менее.
Костер дети разводить должны уметь, готовить на огне — тоже, но лучше их дождаться и проинструктировать.
Пока ждал, собрал грязные тряпки, чтобы сжечь, обошел комнату, запрокинул голову, глядя на прорехи между плитами перекрытий. Если хлынет ливень, сюда будет затекать, а в подвал…
Туда спускалась вертикальная самодельная лестница из досок. Это был скорее не подвал, а подпол, добротный, бетонный, большой, три на два метра, чистый и сухой. Судя по вот этим белым потекам на стенах — сухой до поры до времени. Грунтовые воды тут близко к поверхности. Проще плиты наверху пленкой или шифером застелить, чем тут устранять течи.
Зимовать здесь однозначно нельзя. Да и детям надо в школу.
Память взрослого подкинула знания о беспризорниках. Обычно на улице они звереют, в них нет жалости и сострадания, за полгода они полностью деградируют из-за клея и веществ. В течение двух лет половина погибает от отравления, передоза или переохлаждения, часть — насильственной смертью, в том числе страшной, особенно девочки, которые начинают заниматься проституцией раньше, чем созревают. И если бродяжка скитается долго, скорее всего, это уже пропащий ребенок, который не доживет до совершеннолетия.
Если я выдернул Светку с Ваней из этой среды, то вряд ли свои их простят. И теперь ответственность за их жизни — на мне. Взять хотя бы пляжный заработок. Если другие бомжата их заметят, то наверняка захотят поживиться. И часть выручки, если не половину, им придется отдать. Если не отдать, это конфронтация и изгнание из круга, их сочтут предателями и попытаются уничтожить.
Значит, надо придумать, как их обезопасить. Подписаться за них? Вспомнился сутенер, крышующий малолетних проституток. По идее, ему же отстегивают «за крышу» малолетние бродяги. И это не Зяма с Русей, эти на всю голову отмороженные, которые и нож под ребро могут всадить, и башку проломить. Таким на малолетке срок отмотать — плюс к авторитету. С ними лучше не воевать. Но и делиться с такими — последнее дело.
Если бы я задумал Свет и Ивану такой бизнес на все