наконец Хастред отметил, что глазки Чумпа, глубоко всаженные в его резную рожу а-ля коренной брулазиец, сверкнули знакомым недобрым стальным отблеском.
- А папаша посидел, поскрипел зубами... достал из-под стола арбалет и как стрельнет мне в грудь, - Чумп похлопал себя по торсу. - Я ж без доспехов, да и какие там доспехи, на пяти шагах из арбалета — насквозь, как муху к стене пришпилил. От недоумения я даже увернуться не попытался — какого, думаю, стремгода он творит, я ж ничего лишнего себе не позволил? А он арбалет бросил, сам едва не рыдает, вытащил кинжал, подходит ко мне нетвердыми шагами и скулит в морду: «Я», говорит, «тебя нанял чтоб ты мне одного сына вернул, а не чтоб другого опорочил!».
Впечатлительный Хастред испустил протяжный вздох. Эдакая драма! Так бы и написал по мотивам оного труда пиесу, если б еще эти пиесы было куда складывать, и если бы они все не сбивались в его переложении на водевиль, который здесь не очень-то уместен.
- Я, понятное дело, огорчился от таких предъяв, - продолжил Чумп, морща нос от старых воспоминаний. - Дал ему лбом в переносицу, снялся с болта — шоб я так жил, как больно было — и наутек. Сразу понял, что к Гильдии уж лучше не соваться, там народ такой — за свои профиты продадут хоть родную бабушку, нашел в трущобах угол, перекантовался, пока подживать не начало. И все это время думал — а что ж я не так сделал, в какой момент дурака свалял? Ну, понятно, что можно было не корчить из себя благородного инквизитора, разоблачающего ересь, а зайти к младшему со спины и пырнуть его в печень... в любом другом случае так бы и поступил, да уж больно честных правил был тот, старший сударь, мне и в голову не пришло, что он вдруг с этих правил так резко может сковырнуться. Хотел поддержать, не выносить сор из его избы, пусть бы решал сам, как правильно, внутри семьи, никого не примешивая, своею рукою вершил правосудие... или, чего уж там, попросил бы и в этом помощи, я как раз был в настроении. Он бы мне кивнул сурово, и я б ему сурово кивнул, и разошлись бы такие с высоко задранными головами, исполненные достоинства. Но нет, в один миг вся красота порушилась.
Чумп многозначительно подвигал бровями и замолк.
- Ну и? - поторопил его Хастред, заподозрив ускользающую развязку.
- Чего — и? Вот тебе фрагмент из жизни, как бывает.
- Так почему, в конечном счете, так бывает? И чем в конечном счете все кончилось?
- Кончилось? Ну, я тут с тобой по лесам езжу, туда не суюсь больше, потому как там до сих пор за мою башку награда, ибо я, видите ли, главный злодей. А эти ребята до сих пор в том городе. Папаша поседел весь, когда я его в последний раз видел, а сын так и получил все его мануфактуры в наследство. А бывает так потому, что есть одна штука куда выше того, что правильно, разумно и необходимо. «Свои» называется. Это как если ты полжизни будешь себе дом строить, и в итоге он выйдет кособокий, продуваемый, без дверей и с дырявой крышей, но твой. И ты б может и рад был жить в доме получше, но столько всего в твоей жизни с этим связано, что никакие доводы разума не дозволят ни его перестроить, ни в другой переехать. Да вон у тебя, собственно, был такой... типа дом.
- Хм, - только и ответствовал Хастред.
- Угу. И теперь всякий раз, подряжаясь кому-нибудь услугу оказывать, я внимательно слежу, чтоб не оказать лишнего. Есть пословица про то, куда ведут благие намерения, так вот я енту алгебру проверил самой что ни на есть собственной гармонией. И Морт этот, который Красаво, видимо однажды проверит собственной — что берясь сапоги чистить, дешевле от них голову не вздымать и потомственных домашних камердинеров не стыдить достижениями на этом поприще.
- Так может, упредить его надо как-то?
- Я что сказал только что? Лишних, непрошенных услуг оказывать не надо. Тем более что он нас постарше, поопытнее, небось и поумнее еще. Да и вообще — нам ли заклинать ветер, он дует не спросясь.
Хастред недоуменно лупнул глазами.
- Что за ветер?
- Все на свете делятся на ветры и флюгеры, - Чумп демонстративно покрутил пальцем, изображая вращение. - Ветры дуют, флюгеры на ветрах вращаются. Ну, я в разных наглядных образах слышал эту теорию. Те, кто протаптывает тропы, и те, кто по ним ходит. Короче, те, в чьих силах мир изменять.
- Аааа. Пассионарии.
- Дуподрючное какое-то слово, но допускаю, что верное. Старик наш был тем еще Ветром, так нас развернул, что до сих пор направление помним.
- А генерал?
- А он не ветер и даже не флюгер, а намертво вколоченный указатель на получение трендюлей.
Дорога вильнула чуть влево, и последовав ее изгибу гоблины вывалились на узкую тропинку, отходящую в сторону севера.
- Карта чуток погорячилась насчет «дороги», - рассудил Хастред. - Но, думаю я, нам именно сюда.
- Под ноги смотри, - напомнил Чумп и указал бердышом на свежие отпечатки копыт на этой новой тропинке. - Тяжелый конь, наши-то отметины полегче будут, даже твои. Вроде маленькая дорожка, а популярная.
- Мне тоже, что ли, тетиву надеть?
- Не надо. Попробуешь стрелять из этого чудища — либо сам с седла свалишься, либо какое-нибудь дерево застрелишь, тут-то тебе старина Лес ввалит со всем прилежанием. Ты впереди, на тебе, случись что, щит и эта, как ее модно называть... активная оборона.
Хастред сумрачно кивнул, подвинул поближе, под левую руку, выданный генералом щит и приглашающе похлопал лошадь пятками. Послушная животинка втянулась на тропу и потрусила в единственно возможном направлении. Копыта чумпова скакуна сочно чвакали позади. На скаку книжник перещупал свои топоры, успел еще кратко взволноваться на тему неприязни к ним леса (подумать только, жил себе не тужил сколько лет, ходил с топором по лесам и в ус не дул, а потом выскочил как чертик из коробки друид и заявил, что елки, мол, одну железку от другой отличать умеют)... и выскочил на обширную прогалину, где повстречался с живописной компанией.
Первым попался на глаза (и странно было бы, если б не попался) крупный молодчик — размером с самого Хастреда, к