Прибыв к товарищам, Егор поспешил поделиться с ними этой действительно радостной новостью. Наличие корабля конвоя существенно повышало шансы добраться до Земли целыми и невредимыми. Новость всех обрадовала. И только командир, глядя на радостные лица подчинённых, неопределённо хмыкнул, и приказал продолжать тренировки. С лёгким ворчанием штрафники выполнили приказ. Но особого энтузиазма они сегодня при учёбе не проявляли: кому охота тренироваться, если нет реальной угрозы? Да и выходной завтра…
Шелехов, на удивление, отнёсся к такому поведению своих подопечных спокойно. А после окончания тренировок объявил, что завтра выходной на целый день. Правда, после того, как стихли радостные возгласы, добавил:
— Завтра в девять ноль-ноль всем собраться у моей каюты. Форма одежды — лёгкий скафандр без шлема, — после чего недоумевающие по поводу такого странного приказа штрафники были распущены по каютам.
Наутро все, как и было приказано, прибыли к каюте командира. Как оказалось, двое из прибывших были ему нужны, чтобы отнести к кормовой зоне отдыха большие серебристые чемоданы. Зачем понадобились остальные — непонятно. Пока группа двигалась к указанной цели, Сашка Карлаш отправил друзьям файлик с предположением, что в чемоданах — надувные механические акулы со стальными челюстями, которых Шелехов собрался запустить в воду. Вместе со штрафниками. А сам он будет наблюдать за происходящим с пляжа…
Месяц назад бойцы оценили бы вероятность описанной ситуации довольно высоко. Но сейчас они только посмеялись шутке товарища.
Путь до зоны отдыха был неблизким, учитывая тот факт, что каюта командира располагалась примерно посередине корабля, но и не слишком тяжёлым, принимая во внимание половинную гравитацию в главном тоннеле. Уже через пятнадцать минут штрафники по очереди переступали порог зоны отдыха. И останавливались…
Горячего песка, лазурных волн, и чаек над водой не было. Был заснеженный зимний лес. Дохнуло холодом. Под ногами захрустел снег. Шелехов, не оглядываясь, торил дорогу к известной ему одному цели, иногда проваливаясь в сугробы чуть ли не по пояс. С низкого серого неба сыпались редкие снежинки. Ветки застывших вокруг в торжественном молчании елей и сосен тяжело прогибались под тяжестью придавивших их белоснежных шапок. Егор неосторожно задел плечом одну из таких веток, и на его голову тут же обрушился целый каскад искрящихся снежных хлопьев. Пришлось вытряхивать снег из волос и из-за "шиворота" отключенного силового пузыря — шлема. Избавившись от большей части "сугроба" на себе, Белецкий включил силовое поле шлема, и врубил обогрев. Снег быстро растаял, а адсорбирующий слой впитал образовавшуюся воду. Все эти манипуляции Егор производил на ходу, следуя в фарватере командира, уверенно топавшего впереди.
Шли недолго. Буквально метров через двадцать выбрались на небольшую поляну, окружённую заснеженными деревьями. Слева из-под снега выглядывали голые ветки какого-то кустарника. Справа, судя по всему, был замёрзший сейчас ручей. Открытое пространство пересекали наискось две цепочки следов, оставленных какими-то мелкими зверьками. Шелехов остановился посередине свободного от леса участка, где под снегом угадывались очертания двух толстых брёвен, лежащих под прямым углом друг относительно друга, постоял немного на месте, оглядываясь по сторонам и выдыхая клубы пара, а затем приказал бойцам разгребать и трамбовать снег. Когда площадка у брёвен была наконец расчищена, а сами брёвна освобождены от снега, Шелехов торжественно открыл один из чемоданов. Егор ожидал увидеть там всё, что угодно: от разобранного крупнокалиберного снайперского рейлгана до тактического ядерного заряда. Но действительность превзошла все его ожидания. Шелехов начал сноровисто извлекать из чемодана и выкладывать на снег…
…Дрова. Судя по всему — дубовые.
— Откуда дровишки? — поинтересовался Левинзон, у которого единственного не отвисла челюсть при виде этого зрелища, а только глаза стали большие-пребольшие.
— Из лесу, вестимо… — невозмутимо ответил прапорщик, вытягивая из чемодана последнее полено.
— И где у нас ближайший лес? — подключился к беседе фон Стиглиц.
— На Земле, конечно, где же ещё?
— И вы… Сюда?… с Земли?… Дрова? — потерянно вопросил Карлаш, к которому, видимо, только что вернулся дар речи, но не способность связывать слова в предложения.
— Не всем же с собой библиотеку таскать…, ответил Шелехов, подмигнув фон Стиглицу.
— А почему нельзя здесь дров достать? — кивнул Похмелов на окружающие деревья, — Экология не позволяет?
— Да откуда ж здесь дерево, Илья Ефимович? — улыбнулся прапорщик, — только пластик, да и тот негорючий. А если бы и был горючий, то кто ж на пластике шашлык жарит? С этими словами Шелехов раскрыл второй чемодан, в котором оказались походный мангал, шампуры, контейнер с уже замаринованным мясом и порезанным луком, и… две бутылки "Столичной". В наступившей тишине отчетливо было слышно, как сглотнул Похмелов. Нельзя сказать, что бойцов плохо кормили, но шашлыка в меню стандартных кухонных блоков не было. Как и родного зимнего леса в интерьере корабля. А две бутылки водки превышали стандартный "праздничный" лимит спиртного на одного человека почти в два раза.
— Ну что? Как готовить русское национальное блюдо — шашлык, все знают? — задал риторический вопрос прапорщик, — тогда приступайте.
И бойцы с энтузиазмом "приступили"…
Только Яков сначала осторожно поинтересовался, а что подумает местный ИскИн по поводу открытого огня в боевом модуле? На что Шелехов беззаботно ответил, что местный ИскИн очень вежливый, и, если что и подумает, об этом никто не узнает.
После чего дрова в мангале были торжественно подожжены, а Карлаш с Левинзоном принялись нанизывать мясо и лук на шампуры.
Небо над головой быстро темнело — видимо, здесь время отличалось от общего внутрикорабельного, согласно которому ещё не окончилось утро…
Весело пылающий огонь плевался снопами искр, и бросал яркие отблески на замершие вокруг заснеженные деревья, от чего казалось, что они тоже горят, то вспыхивая багровым светом, то вновь потухая. Искры взметались высоко-высоко в небо и там гасли одна за другой. Поднимающийся от огня тёплый воздух искажал картинку, и казалось, что ели напротив двигаются, и вот-вот взлетят…
Постепенно огонь погас, превратив поленья в тлеющие ярко-красные уголья. Всё вокруг погрузилось во тьму, но прапорщик подвесил над поляной яркую белую точку левитирующего тактического светильника, озарившего окрестности ровным белым светом. Левинзон торжественно положил на мангал шампуры. Ответственность за приготовление шашлыка он взял в инициативном порядке на себя, и никого к тонкому делу своевременного прокручивания шампуров и поливания соусом нанизанных на них сочных мясных кубиков не подпускал. Вскоре над поляной поплыл ароматный запах жареного мяса, заставляя бойцов в нетерпении притопывать и глотать слюнки.
Наконец первая партия шашлыков была прожарена, и Яков, торжественно вручив каждому по шампуру, принялся за вторую. Шелехов достал из чемодана бутылку, разлил водку по стаканчикам, и провозгласил первый тост: "За Победу!". Выпили дружно. И так же дружно вгрызлись в горячие куски сочащегося мяса. Подождав, пока бойцы уничтожат по полшампура, прапорщик налил по второй. "За тех, кого с нами нет". Выпили, не чокаясь, и минуту посидели молча. Белецкий, Карлаш и Похмелов ещё не теряли боевых друзей, но погибшие в бою родственники были и у них. А остальным, судя по затуманенным взглядам, было кого вспомнить. Но жизнь продолжается… Третий обязательный тост "За милых дам!" выпили стоя. Карлаш и Левинзон тут же затеяли спор о том, кто лучше — блондинки или брюнетки? Остальные время от времени вставляли свои замечания. Подоспела вторая партия шашлыков. Опрокинули ещё по стопочке. "За тех, кто в космосе". Потом были ещё беседы и ещё тосты. В конце концов Сашка Карлаш осмелел до того, что слегка заплетающимся языком поинтересовался у Шелехова, почему тот был таким… Таким…, — Карлаш сделал неопределённый жест руками…, — на Земле, и оказался вполне нормальным человеком в космосе? За исключением не нужной здесь, по мнению Сашки, демонстрации своей религиозности (Собственно говоря, Шелехов никому ничего не демонстрировал, разве что, побывавшему у него в каюте Белецкому, который и рассказал потом своим товарищам об убранстве жилища командира, умолчав о причинах, по которым он в этом жилище оказался).
Карлаш спросил, и сам испугался своего вопроса. Мгновенно протрезвев, он принялся оправдываться в воцарившейся тишине, что дескать, совсем не то хотел…, то есть, совсем не хотел… Но прапорщик оборвал его излияния движением руки, помолчал немного, а потом, тяжело вздохнув, сказал…