Андаис удивленно на меня посмотрела:
– Он использовал магию, чтобы обмануть меня. Это достаточное основание, чтобы я вызвала кого-то из них или их обоих на поединок.
– Киеран сказал мне, что Сиобхан пыталась убить наследницу трона и все еще жива, и ее не пытают, потому что Иезекииль ее боится. Он сказал, что если за такое ты никого не покарала, то попытка убить полукровку-пикси, обычного стража, точно сойдет им с рук.
Она взглянула на Киерана, и он попятился под ее взглядом и остановился, только наткнувшись на стражей.
– Ты это сказал, Киеран?
– Не этими словами...
– А суть эта?
Он сглотнул так, что было слышно, и кивнул.
– Весь дом Нерис был вовлечен в заговор, они пытались убить тебя, моя королева, и они живы. Почему жизнь стража-полукровки должна стоить дороже жизни самой королевы?
– Вот видишь, Мередит, стоит проявить милосердие – и оно обратится против тебя.
– Нерис пожертвовала жизнью, чтобы спасти свой дом, – напомнила я. – Она заплатила за проявленное тобой милосердие.
– Верно... Отчасти. – Андаис взглянула поверх всех голов в сторону другого благородного дома. – Дормат!
Поднявшийся мужчина был высок и невероятно худ. Белейшая кожа, какой только мог похвастаться наш двор, бескровная бледность трупа. Откинутый капюшон черного плаща открывал волосы такие же белые, как кожа, так что Дормат показался бы альбиносом, если б не глаза – черные, огромные и блестящие. Он был очень похож на современные представления о Смерти. Мне говорили, что когда-то он был мужественно-красивым и мускулистым, как все сидхе, но века людских верований его изменили. Кое-кто всерьез спорил, о чем свидетельствует такая его подчиненность людским представлениям: о его магической слабости, раз он не способен от них защититься, или, наоборот, о невероятной силе и уме – раз его до сих пор почитают среди людей, хоть и своеобразно. Голос у него был ниже, чем можно ожидать.
– Да, моя королева, – пробасил он.
– Иннис – один из твоих, как и Сиобхан. Вы тоже все заговорщики, подобно дому Нерис?
– О нет, моя королева, я клянусь, что не знал ни о планах Сиобхан, ни о планах Инниса.
– Ты заступился за Сиобхан. Ты просил для нее милосердия. Я его проявила, потому что мой сын тоже ее ценит и просил сохранить ей жизнь. Я прислушалась к сыну и к тому, кого считала своим союзником.
– Я и есть твой союзник, моя королева. Мой дом принадлежит тебе.
– Двое изменников, Дормат, двое в одном доме! Как мне поверить, что их не больше? – Она рисовала пальцем круги на подлокотнике трона.
– Разве не также обстоит дело с домом Блодайвет? – спросил он.
– Не впутывай меня в твои дела, Дормат[17], – отрезала Блодайвет. – Ты, носящий имя собственной собаки, ибо опозорил свое!
– Я ничего не позорил!
– Детишки, – сказала Андаис, почти забавляясь. А у меня волосы на затылке встали дыбом от ее голоса. – Вот видишь, куда правителя заводит милосердие? Понимаешь теперь, Мередит? Милосердие ведет к слабости и гибели.
– Я знаю, как истолковал твои действия Киеран.
Она посмотрела на меня. Привлекать ее внимание, когда она в таком настроении, не хотелось ужасно, но деваться было некуда.
– Ну и как же?
– Он решил, что раз ты не казнила никого за попытку убить меня, то за покушение на Галена кара будет еще меньшей.
– И как ты думаешь, он прав? Ты думаешь, что я его не накажу?
– Я думаю, что Сиобхан следует казнить, а Киерана примерно наказать.
– Как наказать, если не смертью?
Я облизнула внезапно пересохшие губы.
– Так далеко я не загадывала, тетя Андаис.
– Ах так... Ну а я загадывала, и в этом состоит разница между принцессой и королевой.
Она открыла красные, яркие губы, чтобы сказать что-то жуткое, но тут огромные двойные двери с треском распахнулись, и на пороге показался Дойл.
Глава 25
Усна и Кабодуа волокли кого-то следом за Дойлом. Кого-то в белом меховом плаще, расцвеченном яркими алыми пятнами.
– Мра-ак, – протянула Андаис, – как мило, что ты к нам пожаловал. Кого это ты приволок сюда так бесцеремонно?
Она чуть не мурлыкала от удовольствия, что всегда предвещало кому-то боль. Дойл предоставил ей новую жертву.
– Это Гвеннин, белый лорд, слегка потрепанный, правда.
Гвеннин в друзьях Кела не числился. Он не был другом никому, кого считал типично неблагим. Один из последних изгнанников Благого Дзора, он до сих пор вел себя так, словно рассчитывал когда-нибудь туда вернуться. Напрасно. Благие могли принять обратно изгнанника из мира людей, но тот, кто ушел к неблагим, навеки становился нечистым. Таких не прощали.
Я смотрела, как Дойл шествует ко мне. Высокий темный преследователь, мрачный тип, которого я до жути пугалась в детстве, – а сейчас мне с трудом удалось подавить желание подозвать его. Я хотела, чтобы он меня обнял. Хотела почувствовать себя в безопасности. Я не чувствовала себя в безопасности, сидя на виду у всего двора. То, из-за чего я сбежала от фейри три года назад, вернулось полностью. Слишком много смертей, слишком много покушений. В конце концов, если у вас достаточно врагов, которые хотят вас убить, рано или поздно им это удастся. Простая арифметика. Вам нужно выживать всякий раз, им достаточно одной успешной попытки.
Гвеннин не был союзником ни одного из арестованных лордов. Я не могла представить заговор, объединивший их всех. Неужели был еще один? И какой из них имел отношение к убийствам?
– Гвеннин, – с удивлением сказала Андаис, – ты же этим не друг?
Она произнесла мои мысли вслух. Я задумалась, хороший это знак или плохой: я ли совершенствуюсь в политике, или королева теряет класс?
– Он сказал, что действовал сам по себе. Его возмутило, что принцесса вызвала человеческую полицию. Он счел, что воспользоваться помощью людей – ниже нашего достоинства. Так что он сотворил заклинание, которое сделало бы людей бесполезными, а может, и убило, если бы мы донесли его до полицейских.
– Донесли?
– Он наложил заклятие на Бидди, поскольку она наполовину человеческой крови, и каждый, в ком есть человеческая кровь, заразился бы, коснувшись ее.
Гвеннин обрел голос, хоть и лежал ничком между Усной и Кабодуа.
– Раз заклинание подействовало на принцессу, значит – она человек.
Кабодуа отвесила ему затрещину.
– Говорить будешь, когда тебя спросят, изменник!
– Да, – сказала Андаис, – они все изменники. Так много изменников, но ни один из них не покушался на Мередит. Пытались убить Галена, пытались не пустить людей в ситхен, но никто не попытался убить Мередит. Интересно.
Я подумала и поняла, что она права. Я взглянула на Дойла и поймала встречный взгляд. Это было и правда интересно. Очень.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});