тебе.
Несмотря на то, что его тело слилось с камнем под его сапогами, от моих поглаживаний Лор начинает таять.
— Когда всё это закончится, сделаешь меня своей королевой?
Его пульс ускоряется под подушечкой моего большого пальца.
— Почему это звучит, как вопрос?
Я запускаю пальцы в его шёлковые локоны и пропускаю их между костяшками.
Он вздрагивает, но только не его голос, который хрипло произносит:
— Поклянись, что ты, мать его, никогда больше меня не покинешь.
Я понимаю его волнение, ведь раньше я часто оказывалась в самых невероятных ситуациях, думая, что нам это поможет. Но я не собираюсь добровольно возвращаться туда, где он не сможет меня достать.
— Лоркан Рибав, клянусь, что я, мать твою, никогда больше тебя не покину.
Сделка выжигается в области моего сердца в виде горящей точки, и теперь Лоркан может потребовать от меня условий её выполнения, если я решу выследить Данте в одиночку.
«Похорони эту идею».
Я продолжаю ласкать натянутые жилы на его шее и впитывать мокрый аромат грома, который поднимается от кожи моей пары.
Он сжимает мои бёдра и прижимается своим носом к моему носу, а затем проводит им по моей скуле.
— Тебе не обязательно было повторять слово в слово, — бормочет он мне на ухо.
Я хмурюсь, но затем улыбаюсь, когда понимаю, что заставило его перья взъерошиться. Он тоже улыбается и снова проводит носом по моей щеке, но уже в обратном направлении. Я заполняю лёгкие его медленным и ровным дыханием, не желая прерывать этот драгоценный момент, хотя знаю, что нам надо возвращаться в таверну.
«Прости мне мои слова, птичка. Мне не следовало наказывать тебя за свою уязвленную гордость и разбитое сердце».
«Ты прощен, но, пожалуйста, Лор, никогда больше не намекай на то, что я могу захотеть вернуться к Данте, потому что для меня существует лишь один мужчина — ты».
Он кивает, а я встаю на носочки и прижимаюсь губами к его губам, но не раскрываю их. Я жду, когда он расслабится, и позволяю ему осознать, что мы вместе и мы в безопасности. И хотя нам ещё предстоит преодолеть миллион и одну напасть, никто не может нас тронуть. Не тогда, когда он окружён своими воронами, а я нахожусь в стенах его королевства… в его объятиях.
Лор опускает руку на мою поясницу и растопыривает пальцы так, что теперь его рука обхватывает меня за талию. И только когда он прижимается ко мне, его губы наконец-то начинают двигаться.
Медленно, очень медленно, его губы раскрывают мои, предоставляя мне доступ к каждому его вдоху, к каждому удару сердца. Я жадно поглощаю их, и у меня начинает кружиться голова от его уверенных поцелуев и требовательных прикосновений. Святой Котёл, как же я по нему скучала.
Я наслаждаюсь его теплом и вкусом. Мне так хочется, чтобы он проник ещё глубже, заполнил каждый тёмный уголок моего тела и души. Ворвался в меня точно поток, который стекает с вершины его горы и может смыть воспоминания о прошедшем месяце.
Его губы продолжают раскрывать мои, всё шире и шире, но язык не проникает внутрь, а зубы не прикасаются ко мне. Я поглощаю драгоценный воздух, который он вдувает в меня, пока мои лёгкие не начинают болеть, и мне не приходится вернуть его вдохи небу и суше.
«Он целовал тебя?» — шепчет он у меня в голове.
Я отрываюсь от него.
«Я думала, что мы закрыли эту тему».
«Я не спрашиваю, целовала ли ты его».
В уголках его глаз появляются морщинки, словно этот разговор доставляет ему физическую боль.
«Я спросил, хватило ли ему наглости коснуться губами твоего тела?»
«Нет, Лор».
Я качаю головой, чтобы смысл моего ответа дошёл до моей своенравной пары.
«Всё, чего хотел от меня Данте, это мою кровь».
Его глаза проходятся по моему лбу, носу, щекам, подбородку, и останавливаются на пульсирующей точке в основании шеи. Неужели он пытается понять по пульсации моей кожи, вру ли я?
— Как ты мог подумать, что я могла целовать этого мужчину? — резко говорю я.
Пальцы Лора соскальзывают с моих волос, спускаются вниз по спине, перемещаются на запястье и сжимают мои пальцы. Он подносит мою руку туда, где бьётся его сердце под чёрной кожаной тканью.
— Потому что я ужасно ревнивый, а ты, птичка, моя пара. Моё всё.
Он накрывает мою руку своей.
— И это, мать твою, навсегда.
Моё раздражение улетучивается. Я влюбилась в этого мужчину мгновенно и сильно. И даже если это спровоцировала магия, моё желание остаться с ним… принадлежать ему до конца времён… оно никак не связано с магией. Я осталась, потому что этот мужчина живёт теперь в моём сердце, в теле, в душе.
Я откидываю прядь чёрных волос с его лимонного глаза.
«Я хочу, чтобы всё это закончилось».
Его пальцы ещё крепче сжимают мои, а лицо опускается очень низко.
— Прости, если разочарую, mo khrà, но наши с тобой отношения никогда не закончатся.
Я закатываю глаза, которые кажутся мне сейчас липкими и горячими от переизбытка эмоций.
— Я говорила о войне, любовь моя.
Медленная улыбка приподнимает уголок его губ. Я встаю на цыпочки, чтобы поймать её, и чувствую, как что-то несколько раз касается моей щеки. Я хмурюсь, потому что, во-первых, рука Лора не находится сейчас рядом с моим лицом, а, во-вторых, трепать кого-то по щеке — совсем не в его стиле.
— Боюсь, нам пора возвращаться, — бормочет он.
Я чувствую, как его рука сжимает меня, а затем чувствую ещё чью-то руку. Более изящную и тёплую.
— Фэл?
Серые глаза Сибиллы сделались такими же круглыми, как те тарелки, которые мы разносили в «Кубышке».
— Думаю, она снова с нами.
Фибус, лицо которого выглядит сейчас бледнее, чем завеса из облаков над люком в потолке, осматривает меня с головы до ног.
Они оба присели на корточки перед стулом, на котором я сижу, далеко ото всех остальных. Интересно, я сама упала на этот стул, или это они меня усадили?
— Простите, я перенеслась в своё сознание.
Сиб вздрагивает.
— Перенеслась в своё сознание? — восклицает она невероятно писклявым тоном.
— Я же тебе говорил, — шипит Фибус. — И просил тебя не трясти её.
— Я переживала. Её глаза сделались белыми! То есть, полностью белыми, и она перестала дышать! А Кахол без всяких объяснений приказал нам усадить её на стул.
Мне так странно наблюдать, что волосы моей подруги опускаются теперь ниже лопаток, как и у меня. Раньше в Люсе нас бы оштрафовали за