— Считаю своим долгом поставить вас в известность, господа, — важно объявил он, — что хоть я и являюсь офицером белой армии, мне близки многие ваши воззрения и идеи.
— Это интересно, — оживился Шейнкман и, протерев очки, с любопытством воззрился на пленного. — Какие же именно наши идеи вам по душе?
— Идея всеобщего равенства, например, — быстро, как гимназист на экзамене, торопящийся заслужить похвалу учителя, заговорил пленный. — Но особенно мне импонирует ваша программа по национальному вопросу. Хотя по происхождению я великоросс, но меня издавна глубоко возмущало угнетенное состояние малых народов, населяющих нашу страну. Если угодно, вы можете пригласить сюда комиссара Вахитова. Мы с ним вместе учились, я думаю, он меня вспомнит… Я всегда считал, что все народы Российской империи должны иметь равные права перед законом. Однажды…
И тут Мулланур узнал его. Ну конечно! Это ведь тот самый студент-белоподкладочник, с которым он так яростно спорил на студенческой сходке в 1908 году. Тогда он как будто вовсе не склонен был объявлять себя таким уж горячим сторонником равноправия и защитником интересов малых пародов. Но сейчас, чтобы спасти свою драгоценную жизнь, свою голубую кровь, он, похоже, готов был объявить себя сторонником и единомышленником самого сатаны.
— Стало быть, вы сторонник равенства всех народов? — не утерпел и вмешался он. — Всех без исключения?
— Разумеется, всех! — оскорбленно пожал плечами пленный офицер. Лицо его дышало благородным негодованием.
— И даже зырян? И даже чукчей? А как же завет великого поэта? — И Мулланур процитировал: — «У чукчей нет Анакреона, к зырянам Тютчев не придет…»
Лицо офицера посерело.
— Это в-вы? — заикаясь от волнения, только и мог выговорить он.
— А что вас так напугало? Ведь вы сами жаждали встречи со мною…
Офицер тем времепем уже слегка оправился от смущения.
— Я рад, что вы оказались здесь. Я и в самом деле предпочитаю объясняться с вами, старым своим э-э… коллегой… При всех обстоятельствах всегда лучше иметь дело с интеллигентным человеком…
— Даже если этот коллега осведомлен о ваших истинных убеждениях лучше, чем кто другой?
Офицер надменно вскинул голову:
— Господин Вахитов! Мы с вами не сходились во многом, мы спорили… Но это был спор об оттенках… О нюансах…
— Однако эти расхождения во взглядах, которые теперь вы склонны считать столь несущественными, все же привели к тому, что мы оказались по разные стороны баррикады и стали стрелять друг в друга, — усмехнулся Мулланур. — Или, быть может, это всего лишь недоразумение?
— О да! — обрадованно воскликнул офицер. — Конечно, это было недоразумение! Если бы вы только знали, как я страдал, как мучился! Я даже всерьез подумывал, не перебежать ли к красным. «Я русский дворянин, все мои предки честно служили России. Я не вправе идти против своего народа», — уговаривал я себя.
— Ну и как? Уговорили? — На этот раз ирония Мулланура дошла до пленного. Тот молча потупил голову и махнул рукой. Лицо его опять приняло пепельно-серый оттенок. Видимо, решил, что дело и впрямь пахнет расстрелом.
— Ну что ж, дорогой коллега, — сказал Мулланур. — Попробуем исходить из того, что вы говорили правду. Вообразите, что вы успели осуществить свое намерение и добровольно перебежали к нам. По идейным, так сказать, соображениям. Вот карта… Подойдите к столу я расскажите нам, по возможности подробно, о расположении ваших частей…
Глаза пленного заблестели, на сером лице его вновь заиграл румянец.
— Я расскажу! — суетливо заговорил он. — Я все расскажу. Если вы меня не расстреляете, я смогу быть вам полезным. Я знаю не так уж мало… Поверьте, господин Вахитов, я вам пригожусь!
И, заглядывая поочередно в глаза то Вахитову, то Шейнкману, то Вацетису, молча наблюдавшему всю эту выразительную сцену, он стал словоохотливо и подробно объяснять, где расположены войска Комуча, где стоят части мятежных чехословаков, сколько у них в распоряжении броневиков, где находятся артиллерийские огневые точки.
Когда пленного увели, Вацетис брезгливо передернул плечами и задумчиво сказал:
— Подумать только, что вот такие ничтожества сотни лет сидели на шее у трудового народа, правили этой огромной страной.
— Вы знаете, друзья! — воскликнул Вахитов. — Я рад, что встретился вновь с этим человеком. Рад, что увидел насквозь его слабую, жалкую душонку. Хотите, смейтесь надо мной, но после разговора с ним я вдруг как-то особенно ясно понял, что эти люди обречены. Какое бы ни было у них численное превосходство, какое бы ни было преимущество в технике пли вооружении, им нас не победить!
— Ты прав, — сказал Шейнкман. — Я тоже об этом подумал. Это люди без убеждений, без чести, без совести. Какая там Россия! Голый звериный страх. Все отдаст, все продаст, только бы сохранить свою драгоценную шкуру.
— Ладно, хватит о нем, — нахмурился Мулланур. — Займемся лучше анализом тех данных, которые нам удалось из него выудить…
Глава V
1Шестого августа Пиктемир Марда отправился патрулировать по городу. С ним был Абдулла и красноармеец-башкир по фамилии Рамазанов.
Они бодро шагали по пустынным улицам, залитым ярким августовским солнцем. Погода стояла безветренная, ясная. И солнце светило так горячо, так безмятежно.
— Э-эй! Глянь-ка, что это?! — раздался вдруг тревожный крик Абдуллы.
— Где? — вскинул голову Пиктемир.
Абдулла прижался к стене дома, осторожно выглянул из-за угла; хоть и недолго довелось ему повоевать, но, как видно, солдатский опыт не прошел для него даром. Пиктемир и Рамазанов последовали его примеру.
Из боковой улицы выскочил человек с винтовкой наперевес. Пригибаясь, побежал в сторону вокзала. Следом за ним — другой, третий, четвертый…
— Чего испугался-то? — сказал Рамазанов. — Это ведь наши.
И бесстрашно вышел из-за угла навстречу бегущим.
В тот же миг Пиктемир увидал, как на плече бегущего впереди блеснул яркий солнечный блик. Погоны! Офицерские ногоны!
— Ложись! — крикнул он Рамазанову.
И тотчас услыхал, как рядом засвистели пули.
Прижавшись к земле, Пиктемир по-пластунски пополз к высокому каменному крыльцу ближайшего дома, чтобы использовать его как укрытие. Абдулла и Рамазанов ползли за ним.
— Чехи, — обернувшись к ним, вполголоса сказал Пиктемир.
— Какие чехи? Откуда? — недоверчиво отозвался Абдулла.
— Не видишь, что ли?
Пиктемир осторожно выглянул из своего укрытия. Быстрыми перебежками вражеские солдаты двигались им навстречу. Впереди бежал офицер, на плечах которого ярко сверкали погоны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});