— Ты бы хотел, чтобы это был мальчик?
— Конечно! Какой мужчина не хочет сына?
Галия была так счастлива, что ее возлюбленный уже мысленно окрестил их первенца маленьким Эгдемом, что ей и в голову не пришло усомниться в его искренности.
Счастливая, она нежно поцеловала его и убежала.
Но как только хрупкая фигурка Галин скрылась за поворотом, улыбка сползла с уст Дулдуловича. Вынув из кармана платок, он медленно вытер со лба проступивший холодный пот.
— Только этого недоставало, — пробормотал он, злобно скривив губы. — Ну и влип! Влип в историю. Теперь, пожалуй, так легко мне уже не отделаться. Придется как-нибудь выкручиваться…
Оглядевшись еще раз по сторонам, он быстро зашагал вниз по улочке, свернул в ближайший переулок, нырнул во двор низенького одноэтажного дома, уверенно спустился по крутым каменным ступенькам, толкнув плечом, распахнул тяжелую скрипучую дверь. Позвал вполголоса:
— Харис!
— О, друг мой! Это ты? — По тону Хариса, как всегда, нельзя было понять, льстит он собеседнику или втайне глумнтся над ним. — Ну? — теперь уже резко, без улыбки спросил он. — Есть новости? Сведения? Факты?
— Есть, — буркнул Дулдулович.
— Я слушаю, — сказал Харис.
— Слушай и запоминай. Четыреста ручных бомб. Четыреста три винтовки. Пятнадцать тысяч патронов…
— Пулеметы?
— Четыре пулемета.
— Хотят вооружить рабочих? Когда?
— Завтра.
— Задержать раздачу оружия нельзя?
— Трудно. Этим будет заниматься сам Вахитов.
— И все-таки хорошо бы задержать.
— Попробую.
— Надо это сделать во что бы то ни стало. Задержи хотя бы до вечера. Наши уже совсем близко.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Если это тебе удастся — это ведь все равно что вывести из строя целый вражеский полк. Ты понимаешь?
— Не уговаривай меня. Это почти невозможно, но я постараюсь.
— Ну а теперь давай рассказывай.
— О чем?
— О дислокации вашего батальона, о его боеспособности. Постарайся не упустить ни одной мелочи.
Дулдулович с досадой отметил, что как-то незаметно их роли переменились: Харис, тот самый Харис, который в былые времена разговаривал с ним почтительно, даже подобострастно, теперь держался так, словно он его начальник. Неприятно… Делать, однако, было нечего: снявши голову, по волосам не плачут.
Придвинув кресло поближе к тщедушному, щупленькому Харису, он наклонился чуть не к самому его уху и стал рассказывать.
3Этот долгий, утомительный день уже подходил к концу, когда они наконец уселись за стол, чтобы поговорить о самом главном. Их было трое: Мулланур, Шейнкман, а третий — Иоаким Иоакимович Вацетис, недавно назначенный командующим Восточным фронтом, плотный, коренастый лысый человек с умным крестьянским лицом и выправкой кадрового военного. Муллануру и Шейнкману он казался чуть ли не стариком, хотя ему было всего-навсего сорок пять лет.
— По данным разведки, — четко, по-военному информировал товарищей Вацетис, — противник сегодня утром попытался перейти в наступление. После полудня вражеская флотилия внезапно прорвалась в районе городских пристаней и высадила десант на левом берегу Волги.
— Атака удалась? Или отбита? — быстро спросил Мулланур.
— Распоряжением штаба фронта туда немедленно был выслан Пятый Земгальский латышский стрелковый полк и Первый татаро-башкирский батальон, — ответил Вацетис.
— И коммунистические отряды рабочих Алафузовского и Крестниковского заводов, — добавил Шейнкман.
— Совершенно верно, — кивнул командующий. — Стремительным ударом наши части отбросили вражеский десант за Волгу. Потоплено два корабля противника.
— А что произошло здесь? — Мулланур показал на карте район Верхнего Услона.
— Я вижу, товарищ Вахитов, вы уже в курсе всех наших дел, — удивился Вацетис. — Здесь дело обернулось хуже. Чехословаки внезапно окружили отряд наших разведчиков. В неравном бою все наши товарищи погибли.
Мулланур мрачно забарабанил пальцами по столу.
— Война, — виновато пожал плечами Вацетис. — На войне, знаете ли, убивают. Тут ничего не поделаешь…
Словно нарочно, чтобы подтвердить эту нехитрую истину, в распахнутое окно ворвалась песня:
Смело-о мы в бой пойдемЗа власть Совето-овИ, как один, умремВ борьбе за это…
Песня смолкла, но еще долго слышался удаляющийся нестройный топот ног, обутых в тяжелые солдатские сапоги.
— Рабочий отряд, — негромко сказал Шейнкман. — Идут занимать позицию за Кабаном.
Все встали, подошли к окну. Рабочие были одеты кто во что горазд. Многие были в кепках. Шагали нестройно, вразброд. Но держались бодро. А главное, все были при винтовках.
У Мулланура потеплело на душе: в самое время привезли сюда они эти винтовки.
— Выдержат ли? — раздумчиво сказал Вацетис. — Необученные люди.
— Эти рабочие отлично дрались на баррикадах. Они были главной силой революции… — ответил ему Шейнкман.
— Я не сомневаюсь, — вмешался Мулланур, — что рабочие отряды нас не подведут. И командиры, я думаю, у них достаточно надежные. Давайте за стол. Итак, о завтрашнем дне. Как вы считаете, где у нас самое уязвимое место?
Все трое склонились над картой.
Однако продолжить работу им не удалось. В дверь постучали. Вошел красноармеец, откозырял, подал Вацетису пакет.
— Что это? — спросил Мулланур.
— Донесение с передовой, — ответил командующий. — В стычке с противником захвачены пленные. Среди них офицер.
— Где он? — обернулся Мулланур к красноармейцу.
— Здеся. Где ж ему быть? — степенно ответил тот. — На всякий случай, говорю, давай, мол, прихватим в штаб. Может, наши у него чего-нибудь важное выведают.
— Молодец, — обрадовался Мулланур. — Давай его сюда!
Ввели пленного. Это был высокий, стройный офицер с капитанскими звездочками на погонах. Повел он себя, однако, не по-офицерски. Суетливо заглядывая в глаза то одному, то другому из находящихся в комнате «большевистских главарей», он заговорил неожиданно высоким тенором:
— Вы не посмеете расстрелять меня! Я военнопленный! Вы обязаны соблюдать конвенцию!
У Мулланура сразу возникло странное чувство, будто он когда-то уже слышал этот высокий, истеричный голос.
А капитан тем временем, как видно сообразив, что его выкрики не производят никакого впечатления на людей, от которых сейчас зависит его судьба, решил переменить тактику.
— Считаю своим долгом поставить вас в известность, господа, — важно объявил он, — что хоть я и являюсь офицером белой армии, мне близки многие ваши воззрения и идеи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});