таких ненавидят, как и те их. Всё, короче, глаз за глаз. Вот.
– Я не засланный, – тихо, посматривая по сторонам, сказал Рома. – Правда.
– Да я в принципе, то верю. Вот этим попробуй в головы впаять то, что ты сейчас сказал. Хе, не так уж просто окажется, поверь. Ну, вот вид твой например. Ты порой на сектанта смахиваешь, на все сто. Иногда такие повадки у тебя, что точно кажется, что вот-вот и станешь там какому-то богу своему молиться. Реально. От тебя даже чем-то таким иногда отдает. Мужики это тоже чувствуют.
Тот вдруг резко потерялся, начав бегать своим испуганным взглядом по сторонам, в надежде, что Илья забудет про это через какое-то время и наконец сам сменит тему.
– Чего молчишь?
– Я не сектант.
– Ну, так не очень правдоподобно. А кто тогда? Ну, правда. Вот если между нами. Я просто реально не понимаю. Ну, америкос из тебя точно никакой. Вряд ли они так смогли завербовать, что ты всего почти перестал бояться. Человека ведь, сколько не пытайся изменить, страх то из него все равно никуда не денешь, а у тебя его прямо иногда как будто нет. Кто ты, ну серьезно? Я, правда, не скажу, – говорил Илья, даже немного придерживая его за руку.
– Я один жил. Из дома ушел, когда всех убили. Вот в лесу каком-то..
– Ай, всё ясно, – снова оборвал его тот. – Ладно. Не хочешь – не надо. Просто знай, что я тебе сказал по поводу мужиков.
– Я серьезно. Даже не понимаю, про кого это ты говоришь? Американцы, сектанты… Я не знаю. Честно, – тихо говорил Рома, пытаясь внутри себя понять, что ведь на самом деле он от части прав и почти все то, о чем говорил Илья, он лишь слышал.
Тот снова посмотрел на это в его более правдивое и уверенное лицо, застыв на нем куда дольше, нежели в тот раз и отвернувшись, глубоко вдохнул немного душный воздух, резко, и довольно громко выдохнув обратно.
– Правда, ничего не знаешь?
– Да.
– Это что получается, такие люди ещё существуют? Значит, прав был Пятя-балаб… Он мне всегда больше остальных нравился своей правотой. Это ведь он здесь первый всем рассказал, что за нашими округами есть места, где люди вообще нихрена не знают. А я верил… – поначалу радостно, а потом всё же печально говорил Илья. – Ты правда из Архангельска?
– Да. Но не из самого. Из области.
– И как там? Правда что-ли военных нет?
– Да, таких раньше не видел.
– Вот черт. Значит, брешут всё. А Петя то красавчик. Вещи глаголил. Ну ладно. А кто там у вас тогда заправляет? Белые что-ли?
– Мы сами по себе жили. У нас только иногда в деревню какие-то приходили, но они потом обычно дальше шли.
– Аа, ну это путники, наверное, или разведчики. Это военные.
– Не знаю, – ответил Рома.
– Черт, это что получается, Петя и про Сибирь был прав, – как-то дико грустно вытянул из себя Илья, и взявшись за голову погрузился в небольшое молчание.
Рома вдруг вспомнил, что вещало радио про Сибирь и тут же заинтересовался тем, что знал этот паренек. Он помнил, что тот голос о Сибири лишь говорил, как о запретной зоне, но никогда не пояснял почему именно? Когда Илья немного отошел от тех мыслей, которые, видимо, действительно застали его врасплох, он медленно пошел к столу, глотнув из первого попавшегося стакана немного воды и сел обратно, на скрипучую металлическую кровать рядом с ним.
– Вот черт. Ну, Петя. Его тут Мамай за эти слова вообще как-то хотел задушить и даже Василич был за. А он, оказывается, правду говорил. Хотя, кто его знает на самом деле? Может уже и всё не так. У нас тут ведь вроде улучшения, а может тогда и там? Хе, – на довольно радостной ноте закончил он.
– А что в Сибири?
– Ну, это всё зависит от того, кто тебе расскажет? Если Мамая спросишь или вояку какого-то, хотя, вояка не будет с тобой… ну, в общем, у них ответ один – там война. Самый эпицентр. Мол, наши с Америкосами и Китайцами бьются. Но я когда сначала в 72-м отряде был, то там мужик один, после ранения, точно бывший вояка, вечно говорил про, что туда ни одной командировки, ни у него ни у его сослуживцев не было. Его походу за это и в ад этот отправили, что много знал и язык распускал. Помер кстати потом. Пуля вроде органы хорошо у него задела тогда. Жалко мужика. Хороший человек был. Никогда плохого слова ни про кого не сказал, только про русскую армию… – сказал Илья, снова немного погрузившись в небольшое молчание.
– Я по радио слышал, что…
– Ооо, это ты вообще забудь. Радио это… хуже Мамая будет. Такое порой выдает, что даже сам Мамай головой водит. Эх, – вздохнул он. – Кажется, теперь уж точно в Европу махну. Только от туда никаких вестей никогда ни у кого нет. Даже плохих. Петя тоже про ту часть всегда молчит. Никогда в диалоги на эту тему не встревает. Да, молодец парень. Надо будет ему как-нибудь спасибо сказать, когда выбираться отсюда будем. А, кстати, я же и забыл. Вот, а он, америкос то наш, ну Петя, всё время говорил, что там уже как год почти, после первого взрыва, Китайцы поселились. Они ведь там у нас уже лет тридцать леса вырубали и колонии свои потихоньку строили, а когда удар случился, то сразу свои семьи в Сибирь, поближе к оставшимся лесам и перебросили. Там ведь чище раз в сто, чем у них. На их то котелок пару нормальных бомб сбросить и всё, нет муравьев этих косоглазых, а Сибирь то большая, одни леса, ну почти. Короче, Петя про это и говорил. И ещё всё время с Мамаей из-за этого дрался, особенно когда начинал, что эти его вояки туда ссут лезть. Что мол китайцы им сказали – сунетесь – сразу кирдык тогда всем будет. Ещё кстати говорил, что они там сейчас с Американцами около Аляски. Но я, правда, про это даже и не думаю. Это для меня, как другой мир. Вот у нас тут… Да…. – Закончил он и с небольшой усталостью стал дышать глубже и тяжелее.
– Так, значит, война, – почти про себя, легким шепотом дал себе понять Рома.
– Да какая тут война. Это только походу Мамай, да радио это гребанное вечно тороторят, что война. Я вот уверен, что никакой войны