Читать интересную книгу В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев

А дальше?

Неужели нельзя, пусть даже из бронзы, тупо склепать какую‑нибудь трубку и привязать ее к доске? А ведь это уже самопал, читай: «огнестрельное оружие». Увеличь в несколько раз – пушка…

А если еще напрячь фантазию?

Задумавшись, Дорофеев споткнулся в подступающих сумерках обо что‑то твердое и полетел вперед, потянув за собой слабо пискнувшего Ромку.

Наполовину утонув в песке и далеко отбрасывая угольно‑черную тень, на будущего «покорителя мира» с вечной своей иронией пялился голый человеческий череп…

* * *

Странники двигались вперед всю ночь, стараясь урвать от спасительной прохлады как можно больше, и подошли, вернее, подползли к отрогам горного хребта к полудню. Последние сотни метров Сергей просто тащил за собой совершенно потерявшего интерес ко всему на свете «напарника», останавливаясь лишь для того, чтобы убедиться, что не придушил того петлей ошейника до смерти. Счастье, что тощий, невысокий и высушенный солнцем рыбачок весил не больше подростка и особенной обузы не представлял.

Первым, что бросилось в глаза измученному Дорофееву у подножия, были пыльно‑зеленые кустики какой‑то пустынной растительности, обильно прораставшие из‑под камней там, куда падало больше всего тени. Плюнув на освобождение, он подтянул свою ношу к одной из таких «клумб» и принялся срывать жесткие, словно сделанные из ватмана, листочки с колючих стеблей, жадно, горстями, засовывать их в рот и разжевывать, скрипя песком и давясь горькой слюной.

Сока в растениях‑экстремалах было немного, но это все‑таки была вода, а, следовательно, жизнь! Мысль о возможной ядовитости местной разновидности саксаула как‑то не приходила в голову…

– Ничего!.. – бормотал Сергей, чуть ли не насильно запихивая живительные листочки в рот слабо сопротивлявшемуся Рамоону, который наверняка уже чувствовал себя где‑то на полпути в местный загробный мир. – Отлежимся тут в тенечке, травки этой пожуем, силы восстановим и – в путь. Там, на западе? – Нил, люди, жизнь… Делов‑то – горы перевалить! Это же не Кавказ, не Гималаи… Я эти места хорошо знаю…

Дорофеев не врал.

Он и в самом деле много раз пересекал эти горы, но, конечно, не пешком, а на туристическом автобусе или джипе, с опытным водителем за рулем, лишь лениво разглядывая проплывающие за окном угрюмые базальтовые скалы.

На деле восхождение оказалось делом непростым. Особенно если учесть, что на спине вместо рюкзака болтался по‑прежнему мало пригодный к альпинизму товарищ. Не будь его, Сергей прихватил бы с собой побольше «травки», оказавшейся не только хорошо утоляющей жажду, но и питательной, а так же весьма поднимающей тонус. Вряд ли это был местный аналог колумбийской коки, но нечто вроде женьшеня – наверняка.

– Драмба, – с улыбкой ткнул тонким пальцем в кустик Ромка, когда обрел маломальскую способность осознавать действительность. – Есть. Прясать. Спать.

Товарищ не понял, и абориген повторил то же самое с помощью пантомимы, разве что сплясать ему, болезному, не удалось – он смог лишь вяло повозить в пыли ногами.

Зато Сергей понял, что за варево хлебали тогда в Хургаде местные, предпочитая водке, и решил особенно не налегать на пусть и слабый, но все‑таки наркотик.

* * *

– Брось меня, Серр‑Гей, – жалобно стонал Рамоон, когда Дорофеев с нелегкой ношей за плечами переваливал непонятно какой по счету пологий гребень – а конца им не было и не было. – Брось, я хочу умереть…

– Русские своих не бросают, – твердил Сергей, отдуваясь и размышляя при этом, с какого боку оный тощий предатель приходится ему «своим». – И вообще, чтобы про геев я больше от тебя не слышал! Не можешь выговорить – зови просто «Серым». Понял?

– Поняр, Серр‑рий…

– Тьфу на тебя, чмо нерусское…

Все бы было ничего, но при каждом толчке «груз» больно давил на поясницу чем‑то твердым, словно в кармане у него лежал крупный голыш.

«У него и карманов‑то нет… – морщась, думал Дорофеев, стоически терпя боль в намятом на хребте синяке. – Что ж это такое?.. Драмбы своей обожрался никак? Ну, ничего, доползем до привала – разберусь…»

– Брось меня… – снова заныл рыбачок, и руки у путешественника во времени сами собой разжались.

– Ну что, доволен? Бросил. Что теперь? – навис Сергей над корчащимся на щебнистой осыпи товарищем. – Сдохнуть тут решил? Отмазаться? Не выйдет – галопом у меня побежишь! А ну – встать!..

Он едва удержал ногу, чтобы не врезать лежащему египтянину в бок. Хотя босая нога – не подкованный сапог, но все‑таки… Сломанное ребро или отбитая почка жизнерадостности спутнику не добавят.

– Ладно, не скули, – буркнул он примирительно, приподнимая Ромку, чтобы снова взвалить на закорки. – Не брошу я тебя. Только вот пристрою поудобнее… Чем ты там колешься?

Откуда только силы взялись у только что лежавшего без сил паренька. Он защищал свои истрепанные лохмотья, из‑под которых во множестве прорех виднелось изможденное грязное тело, так, словно это был драгоценный лионский бархат, расшитый золотом. Скулил, царапался словно кошка, даже кусался.

– Ты чего это! Чего! – пытался успокоить его Сергей. – Ты чего, Ромка? Царапаешься, вон, как девчонка… Я ж не съем тебя, дурак!

Ветхая ткань внезапно треснула сверху донизу, и Рамоон мгновенно прекратил сопротивление. Лишь из‑под полуприкрытых век с длинными ресницами по щекам, оставляя в слое пыли извилистые чистые дорожки, ручьем бежали слезы.

Вокруг тонкой талии у лежащей фигуры была обмотана цепочка, а с нее свисал донельзя знакомый предмет…

Но потрясенный Дорофеев глядел вовсе не на него, а на порывисто вздымающуюся грудь с крупными сосками, тощую, почти мальчишескую… Почти.

– Ромка‑а!.. – ошарашенно протянул мужчина, выпуская «противника» из рук, чем тот тут же не преминул воспользоваться и мгновенно свернулся калачиком. – Где же были мои глаза?.. Ты же…

До самого заката он просидел рядом с изредка всхлипывающей девушкой, гладя ее по узкой спине с острыми, выступающими рыбьим плавничком, позвонками…

* * *

«Ну и ладно. Ну что с того, что хрономобиль спер… ла, – успокаивал сам себя Сергей, сидя у скалы рядом с крепко спящей Ромкой, продолжавшей иногда всхлипывать во сне. – Все равно бы фараоны эти чертовы отобрали… Зато теперь – вот он, целенький».

Рука сама собой тянулась проделать необходимые манипуляции и оказаться дома, в покое и безопасности, но каждый раз опускалась, не дойдя миллиметра до прибора.

«К чему она там тебе, эта дикарка? Когда ты на арабок разных западал? А она даже не арабка! И взглянуть‑то не на что – пигалица пигалицей. Ни кожи, ни рожи, ни этого самого… Ладно – притащишь ты ее с собой, а там что? Да она, если и не спятит сразу, то все равно не приживется…»

Палец нерешительно погладил головку «часов», которую всего‑то требовалось повернуть два раза и нажать. Но именно на эти легкие движения сил и не хватало.

«Да у нас любая азиатка, с гор спустившаяся, на рынке торгующая, в сто раз чище и умнее этой будет! – продолжал убеждать Нечистый, примостившись где‑то за плечом так, что Дорофеев чувствовал щекой его отдающее серой дыхание. – Брось ее! Брось – и дело с концом! И что с того, что она через день тут сдохнет? Она и так тысячу лет назад померла. Теперь и костей ее нет, а ты с ней – как с человеком. Она – фантом, нежить, привидение…»

Исчез искуситель, как всегда с первыми лучами солнца, позолотившими скалы, превратившими их в застывшие языки пламени…

* * *

Рамоон проснулась, как никогда, счастливой, потянулась, выпрастывая из лохмотьев тонкие руки. Ей захотелось вскочить, засмеяться, пройтись колесом…

Впервые в жизни она ощущала себя такой полной жизни, что‑то кипело в душе, плескалось, рвалось на волю. Вообще тот день, когда она, рано осиротевшая дочь рыбака, заплыла далеко‑далеко от родной деревни и увидела в волнах слабо сопротивляющегося течению человека, необычно белого и огромного, не забудется на всю жизнь.

Как она хотела очаровать его, как мечтала остаться с ним один на один, чтобы открыться… Но проклятые родичи…

А когда отвергнутый жених Хасраф навел на новую деревню с таким поэтическим названием Хургада фараонов? Кто подсказал стащить из необычного жилища Белого Пришельца то, что он ценил больше всего на свете, и спрятать?

А когда грозный Акер, разметав караван, пощадил Серр‑рия и ее, недостойную, в придачу? Не знак ли это всевидящих богов?

Девушка привстала на локте и встревоженно завертела головой, не находя на узкой площадке между скалами своего спутника.

Ушел! Конечно, ушел! Зачем ему, такому могучему и красивому, простая замарашка? Наверное, там, откуда он пришел, не счесть красавиц, готовых отдать все на свете и себя саму этому земному воплощению самого Амона… А если так, то зачем ей тащиться куда‑то, продлевая свои жалкие дни?..