– Жги!
Наверное, Голем смог бы развести огонь даже под проливным дождем, но тут, как он ни старался, ковер загораться не желал. Голем извел весь запас спичек и ругательств, которых знал великое множество, но не смог спалить ни единого волоска на ковре.
– И что теперь? – спросил у Анны Гиршман.
– Попробуем по-другому, – сказала она без особой уверенности. – Отойдите-ка подальше.
Они повиновались, не понимая, что она задумала. Анна встала напротив камина, внутри которого бесформенной массой лежал ковер, сжала в кулак руку с перстнем и направила изумруд в центр ковра. Ее губы быстро зашевелились. Камень как будто накалился, начал светиться все ярче, пока из самого его центра не выстрелил ярко-зеленый луч. В одно мгновение в камине вспыхнуло яркое пламя, ковер скорчился и за считанные секунды превратился в кучу пепла, словно его сунули в раскаленную лаву. Как только это произошло, огонь мгновенно погас. Гиршман подошел к камину и изумленно потрогал лежащие там головешки. Они были холодными.
– Недурно, – сказал он, оборачиваясь к девушке. – Не хочешь запатентовать эту штучку в качестве зажигалки?
Анна прикрыла изумруд ладонью и засмеялась:
– Увы. Технологии изготовления этих штучек давно утеряны. Вам пришлось бы обращаться к Соломону.
– А кто это? – деловито осведомился Пивной король, но, увидев смех в ее глазах, закашлялся.
Макс подошел к Анне и обнял ее за плечи. Она подняла голову и потерлась затылком о его грудь.
– Я думала, что ты бросил меня, – прошептала она.
– Дурочка. Я достал бы тебя даже из ада. Правда, сам оказался в аду, прежде чем успел прийти тебе на помощь. Ты не изменила своего решения стать моей женой?
– Значит, ты все еще хочешь этого?
– Я люблю тебя. Теперь я знаю совершенно точно.
– Почему только теперь? – насторожилась Анна.
– Если бы ты видела себя сейчас… – ответил он, ласково целуя ее в макушку. Анна закопошилась в его объятиях, смущенно сопя. – Нет, только не пытайся приводить себя в порядок! – Он обнял ее крепче, не давая шевельнуться. – Во-первых, это совершенно бесполезно, а во-вторых, я люблю тебя и грязную, и мокрую, и ободранную.
Он произнес эти слова очень ласково. Анна повернулась, уткнулась лицом ему в грудь и неожиданно разрыдалась. Но то были слезы облегчения и радости. Люди не всегда плачут от боли.
Эпилог
Анна давно подозревала, что преступный мир, к которому, без сомнения, принадлежал Гиршман, обладает неограниченной властью. Теперь она убедилась в этом на собственном опыте. Вся фантастическая история, происшедшая с ней, и в том числе в доме Гиршмана, оказалась глубоко похороненной. Даже о смерти такого заметного человека, как Налимов, в прессе не промелькнуло ни строчки. Каких усилий и денег стоило молчание, ей оставалось только гадать.
Все обвинения с Анны и Макса были сняты – благодаря дневнику Кирилла, который Анна видела мельком, побывав однажды у него в гостях. В той самой тетрадке аккуратным, почти детским почерком подробно описывались все до единой кражи, совершенные парнем – адреса, перечень похищенного. Но в ней не было ни слова о той преступной страсти, которую юноша испытывал к Анне. Эту тайну он не захотел доверить никому, даже своему дневнику.
Возможно, Анна поступила плохо, но она ни слова не сказала Максу о том, что услышала в лесу под дулом пистолета Кирилла. Его смерть осталась на совести Налимова, но предательство, совершенное им при жизни, Анна похоронила на самом дне своей души. Она не могла избавить отца от известия о том, что его сын оказался вором, но постаралась облегчить его горе, скрыв то, что он был еще и предателем. Любовь к ней была для Кирилла грехом, который он скрывал от всех. Анна не считала себя вправе осуждать чужие грехи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});