разговаривали с ним в последний раз, так как все это время он работал. Я тут же нажимаю на ссылку. Впервые я вижу лицо Финна без маски и замечаю синяки у него на переносице. По мокрым волосам я определяю, что он, вероятно, совсем недавно принимал душ. При виде меня лицо Финна озаряется радостью.
– Почему ты не сказал, что моя мать жива? – выпаливаю я.
– А почему бы ей не быть живой? – недоуменно спрашивает Финн.
– Потому что, когда я была… под действием успокоительного, то думала, что она умерла!
– Боже мой, Диана! – выдыхает он.
– Я звонила ей по FaceTime, она тогда едва дышала! – поясняю я. – А потом она… – Я не в силах закончить фразу, боясь сглазить это неожиданное воскрешение. – Я спрашивала тебя о ней, когда впервые пришла в себя. Ты сказал, что обо всем позаботишься. Поэтому я и решила, что ты в курсе произошедшего. Что ты разговаривал с Центром по уходу за больными деменцией, похоронным бюро и прочими службами.
– Ну… – неуверенно начинает Финн, – нет худа без добра, так?
– Когда я думала, что она умерла, то не чувствовала ровным счетом ничего. Я считала себя монстром.
– Может быть, ты ничего не почувствовала, потому что на каком-то подсознательном уровне знала, что это неправда…
– Мне происходящее казалось правдой, – огрызаюсь я, делая ударение на первом слове, после чего вытираю заплаканные глаза. – Я хочу навестить ее.
– Хорошо. Мы непременно это сделаем.
– Я бы хотела поехать к ней одна.
– В таком случае у тебя появилась еще одна причина поскорее прийти в норму. – Тон Финна становится более мягким. – Как продвигается твоя реабилитация?
– Это настоящая пытка, – отвечаю я, все еще шмыгая носом. – Каждый дюйм моего тела болит. Мне положили под простыни специальный пластик, поэтому я вся издергалась.
– Уверен, ты там долго не задержишься, – подбадривает меня Финн. – Обычно требуется в три раза больше времени, чтобы вернуться в исходное состояние до интубации. В твоем случае это всего пятнадцать дней.
– Физиотерапевт заверила меня, что я справлюсь за две недели.
– Ты всегда была девочкой-отличницей.
Я вглядываюсь в лицо Финна.
– Тебя кто-то ударил? – Я показываю на своем лице место, где заметила у него синяки.
– Это от маски, – поясняет он. – Она должна прилегать к лицу очень плотно, чтобы мы не заразились. Я ее даже не замечаю. Возможно потому, что вообще не снимаю эту чертову маску.
Внезапно мне становится стыдно. Я набросилась на Финна сразу же, как увидела на экране его лицо, почти обвинив его в утаивании информации о том, что моя мать жива и здорова. Откуда ему было знать, что я считаю иначе? Плюс, учитывая, какое место мать занимала в моей жизни, ее здоровье никак не могло стать не то что первым, но даже пятидесятым пунктом в списке вопросов, которые Финн кинулся бы обсуждать со мной, когда я пришла в себя после ИВЛ.
– Я не спросила, как прошел твой день, – пытаюсь я загладить свою вину.
Что-то в выражении лица Финна тут же меняется. На него словно бы опускается тень. Но не для того, чтобы оградиться от меня, а для того, чтобы оградить его от необходимости возвращаться туда, куда возвращаться ему, по-видимому, совсем не хочется.
– Главное, что он уже прошел, – отзывается Финн. – Это, пожалуй, все, что я могу сказать по этому поводу. – Внезапно его губы растягиваются в улыбке, а глаза вновь загораются. – Я тут подумал… Нам обоим сейчас не помешало бы немного расслабиться.
Я устраиваюсь поудобнее в постели, сворачиваясь калачиком на боку, и кладу телефон рядом с собой на подушку.
– Что-то связанное с ванной? Пожалуйста, скажи, что это что-то связанное с ванной, – молю я.
Финн смеется:
– Я имел в виду, скорее… какое-нибудь порно.
У меня отвисает челюсть.
– Что? Нет! – возмущаюсь я. – В любую минуту сюда может кто-нибудь войти…
Финн запускает демонстрацию экрана, заходит в браузер и в адресной строке набирает: zillow.com.
– Я не уточнял, какое именно порно, – поясняет он.
Я не могу удержаться от смеха. Ленивым воскресным утром мы с Финном провели кучу времени в постели с кофе и рогаликами и с балансирующим между нами ноутбуком, изучая недвижимость нашей мечты. Большинство домов мы не могли себе позволить, но мечтать о них все равно было забавно. Некоторые были просто нелепыми – огромные особняки в Хэмптонсе, настоящее ранчо в Вайоминге, домик на дереве в Северной Каролине. Мы рассматривали фотографии и придумывали сценарий для нашего совместного будущего. На этом крытом крыльце мы съедим кусок торта, оставшийся со свадьбы, в нашу первую годовщину. Эту комнату с нишей мы выкрасим в желтый цвет, как только узнаем, что у нас будет ребенок. В этом дворе мы установим для малыша качели, когда он немного подрастет. Ковер из этой комнаты придется убрать, потому что наш щенок бернского зенненхунда будет на него мочиться.
Финн показывает мне скромный викторианский дом с башенкой.
– Миленький, – отзываюсь я. – Где он находится?
– Уайт-Плейнс. Добираться до работы, конечно, будет непросто.
Дом на фотографиях розовый, с фиолетовой отделкой.
– Как в истории про Гензеля и Гретель, – резюмирую я.
– Вот именно. Идеальный конец для сказки.
Он так старается, а я словно бы упираюсь всеми руками и ногами. И я решаю с головой погрузиться в эту игру. Когда Финн нажимает на фотографии внутреннего убранства дома, я комментирую:
– На то, чтобы разобраться, как работает эта печь фирмы «Ага»[64], уйдут месяцы! Мы можем умереть с голоду.
– Ничего страшного, потому что, смотри, здешняя кладовая размером с Род-Айленд. Мы можем до отказу набить ее лапшой рамен. – Финн кликает по другой фотографии. – Три спальни… одна для нас, одна для нашей дочери… А как же быть с близнецами?
– Если хочешь иметь близнецов, тебе придется самому их родить, – парирую я.
– Смотри, ванна на когтистых лапах. Ты всегда о такой мечтала.
Я киваю, но при этом думаю лишь о том, что пока даже в душ не могу залезть. Как, черт возьми, я научусь залезать в такую ванну?!
Финн с радостью ведет меня на виртуальную экскурсию по дому: гостиная с дровяной печкой и кабинет, который он превратит в домашний офис; милый маленький кухонный лифт, который можно переоборудовать в винный шкаф. Затем Финн нажимает на фотографию подвала с земляным полом, который кажется каким-то зловещим. В последней комнате обнаруживается железная дверь с металлическими прутьями, как в тюремной камере.
– Все хуже и хуже, – бормочу я.
Финн кликает на очередное фото, и мы оказываемся в комнате, оклеенной обоями из красного