с остальной моей одеждой, когда авиакомпания потеряла мой багаж. Все это время они лежали на кухонном столе вместе с нашими паспортами и подтвержденными бронями билетов и отеля. Я даже не успела сложить их в рюкзак.
Я делаю глубокий вдох и открываю одну из книг.
Исабела – самый большой из Галапагосских островов. Часть острова труднопроходима из-за застывшей лавы, колючих кустарников и скалистых негостеприимных берегов.
Пуэрто-Вильямиль не слишком популярен среди туристов. Это крошечная деревушка с песчаными дорогами, окаймленная кактусами с одной стороны и великолепным пляжем – с другой.
Я подчеркнула некоторые достопримечательности, которые хотела бы посмотреть вместе с Финном.
К Конча-де-Перла ведет специальная тропинка. Это отличное место для снорклинга.
Миновав несколько небольших лагун с фламинго, вы выйдете к Центру разведения гигантских черепах.
В двух часах ходьбы от Плайя-де-Амор находится Эль-Муро-де-лас-Лагримас, или Стена слез.
Вода вокруг лавовых túneles чистая и прозрачная. Здесь обитает множество морских эндемиков острова.
Я читаю о местах, которые посетила, пока находилась без сознания, и чувствую, как они, словно бутоны, распускаются и превращаются в реальные воспоминания, полные звука, цвета и запаха.
Я кладу книгу на тумбочку и восстанавливаю по памяти образ Финна. Я вспоминаю, как запускала пальцы в его волосы и что при этом чувствовала. Я вспоминаю его запах – сосны с карболовым мылом. Я вспоминаю, как наш первый с ним поцелуй не стал для меня открытием, а лишь подтверждением того, что я уже плавала в этих водах прежде и точно знала, куда идти, как поступать, что правильно, а что нет.
В ту ночь я не позволяю себе заснуть.
Родни злится, потому что мы должны вместе смотреть «Последнего героя» и присылать друг другу прогнозы о том, кого выкинут с острова на этот раз, но я продолжаю дрейфовать, пытаясь наверстать упущенное.
Он пишет мне:
Эй, ты там что, умерла?
…
Или я тороплю события?
Звук сообщения будит меня, и я вчитываюсь в написанное, затем печатаю ответ:
Очень смешно.
Я найду себе новую лучшую подружку в Новом Орлеане.
Родни переезжает к своей сестре в Луизиану, так как пособие по безработице, увы, не покрывает аренду квартиры в центре Нью-Йорка. Это меня отрезвляет. Ведь в стране объявлен карантин, и я, вероятно, последняя, с кем кто-то захочет контактировать, но мысль о том, что я не увижу Родни до отъезда, трогает меня до глубины души.
Прости. Я больше не засну. Обещаю.
Я наблюдаю за тем, как на крошечном экране моего телефона один из участников шоу, учитель начальных классов, забирается в бочку и собирается преодолеть полосу препятствий, чтобы выиграть немного арахисового масла.
#клаустрофобия. Помнишь, как тебя заперли в том хранилище на работе и ты чуть с ума не сошла от страха?
Я так понимаю, Родни простил меня за то, что я задремала. И я пишу в ответ наглую ложь:
Ничего я не сошла с ума, просто немного испугалась. Я ведь смогла проползти по туннелю, который был чуть шире обхвата моих бедер.
Ни за что не поверю. Какие у тебя есть доказательства?
Я отвечаю не сразу.
Это было на Исабеле.
Какое-то мгновение я наблюдаю за мигающими тремя точками, пока Родни думает над тем, как лучше сформулировать свои мысли.
Внезапно картина с «Последним героем» зависает, и на экране моего телефона высвечивается информация о входящем звонке. Я нажимаю «Ответить» и вижу лицо Родни.
– Не уверен, что это можно считать преодолением своих страхов, если все происходило, пока ты была без сознания, – заявляет он.
– Тонкий момент, безусловно.
Родни долго меряет меня взглядом.
– Хочешь поговорить об этом?
– Место называется trillizos. Эти туннели похожи на сусликовые норы, ведущие к самому центру земли. Туристам, должно быть, нравится спускаться по ним.
Родни вздрагивает:
– Лучше расскажи мне о том, как ты пила на пляже охлажденную «Маргариту».
– В первый раз меня туда привела Беатрис. А во второй раз мы приехали туда на машине, и я спустилась вниз, чтобы попытаться спасти ее.
– Почему ее нужно было спасать?
– Она вроде как застала меня в постели со своим отцом и не слишком обрадовалась увиденному.
Родни заливается громким смехом:
– Диана, только у тебя могут быть галлюцинации, связанные с какой-то этической дилеммой. – При слове «галлюцинации» что-то во мне щелкает и словно бы закрывается; Родни замечает это и продолжает гораздо более мягким тоном: – Послушай, мне не следовало так говорить. Травма есть травма. То, что кто-то не испытал чего-то в реальности, не делает это для него менее реальным.
Мэгги рассказывала мне о пациентах, прошедших через ЭКМО, и о тех, кто страдает ПТСР. Некоторые из моих симптомов очень похожи: боязнь засыпать, панические атаки при кашле, навязчивая проверка уровня кислорода в крови. Но я по-прежнему помню, каково это – тонуть и чувствовать, как вода наполняет легкие. Я просыпаюсь среди ночи оттого, что сердце колотится где-то в горле, и я вновь оступаюсь на скользкой лестнице туннеля в поисках Беатрис. Я помню то, чего, по словам окружающих, со мной никогда не происходило, и теперь, спустя почти десять дней после того, как мне перестали вводить седативные препараты, эти воспоминания по-прежнему со мной.
– Может, мне просто стоит помалкивать, – размышляю я вслух. – Может, упоминание об этом в разговорах только усложнит дело в долгосрочной перспективе. Но я просто… – Я качаю головой. – Помнишь того парня, который как-то пришел к нам в «Сотбис»? Он был уверен, что является владельцем картины Пикассо. Причем это была не фальшивка или подделка – это был флаер какой-то идиотской мальчиковой группы, а парень оказался просто больным психом? – (Родни кивает.) – Теперь я понимаю его. Для него это был чертов Пикассо! – Я сжимаю пальцами переносицу. – Я не знаю, почему воспоминания… не проходят. И почему я не могу просто поверить, что это был чрезвычайно яркий, невероятно странный сон.
– Может, потому что не хочешь в это верить?
– Если в реальности я чуть не умерла, то да, конечно. Но дело не только в этом. Те люди из моего сна были… такими настоящими.
Родни пожимает плечами:
– Ты ведь умная, Ди, а ведешь себя крайне тупо. У тебя ведь в руках телефон, так? Скажи мне, что ты их хотя бы загуглила.
Я моргаю, глядя на него.
– Боже мой! – выдыхаю я.
– Да, дитя мое, – отзывается Родни.
– Почему я об этом не подумала?
– Потому