небесный терем будет богатым да праздничным, что боги сидят на трех тронах из хрусталя, а вокруг порхают диковинные птицы да цветут каменные цветы. А здесь — пусто, как в покинутом доме.
— Это и есть покинутый дом, — ответила Васса, следуя за мерцающим впереди огоньком Хвата. — И покинут он нашими далекими предками, называемыми людьми.
Ива вскинула брови, но переспрашивать не стала.
Отчасти Васса понимала ее: совсем недавно, сидя с Хорсом у охотничьей избушки, глядела на звезды и слушала странные, диковинные росказни лекаря.
При мысли о Хорсе кружилась голова, и ком подступал к горлу.
Мечталось быть вместе — да не случилось.
Хотела убереть, спасти — не уберегла, и не спасла.
Не отомстила убийцам родных.
Не помогла ни Поладе, ни Даньше.
Есть ли для чего жить теперь?
Кишка коридора оканчивалась тупиком. Хват запульсировал возле пластинки, схожей с той, что была на летучем корабле, но вместо россыпи огоньков здесь горел только один. Васса протянула руку, дотронувшись до него — ничего не случилось.
Что же теперь?
Она растерянно обернулась. Ива стояла рядом, поджав губы: измотанная, изгвазданная, раненая, немного испуганная, но полная решимости идти за Вассой хоть в огонь, хоть в воду, хоть на небо.
— Знать бы, как открыть, — сказала вслух Васса. — Рассказывал мне Яков про Ирий, а как добраться до богов — не сказал.
Пластинка из алого окрасилась в синий. По стене сверху донизу пробежала трещина, и Васса отступила, услышав возникший ниоткуда женский голос:
— Пароль «Ирий» принят. Доступ открыт, Вера Ивановна.
— Кто? — переспросила Ива.
Васса покачала головой: не знала. Но за разломом оказалась еще одна горница — тесная, озаренная белесым, каким-то глубоководным светом. Хват без промедления в нее влетел и заплясал у стены.
— Надо идти, — сказала Васса и шагнула за ним.
Ива опасливо вошла следом, и разлом схлопнулся, отрезав от оставленного небесного купола, от летучего корабля и тишины коридоров.
Следом за гулом пришло ощущение полета ввысь, но оно оказалось недолгим. Стена распалась на две половинки снова, явив перед Вассой новую сеть коридоров. Здесь было светлей, чем внизу, чуть громче стало потрескивание, попискивание чего-то запредельного, неживого. В конце коридор оканчивался распахнутым дверным проемом. Над ним мерцала алая надпись.
— Ме-ди-цинс-кий от-сек, — по слогам прочла Ива.
— Вовремя, — устало ответила Васса. — Лекарство нам бы не помешало.
Хват давно вился впереди и не подавал сигналов опасности, а потому Васса проследовала за ним.
Лекарская горница оказалась куда просторнее, чем подвал, в котором орудовал Хорс. Под потолком мерцали белые шары: из восьми горело только пять, но Васса все равно различала хрустальные домовины, закрытые заиндевевшими скорлупками. Она уже видела их. Видела! Не только во снах: такие же были в доме Хорса. Коконы, в которых спали шатуны-железники, разбуженные неосторожной рукой.
— Холодно, — Ива зябко передернула плечами.
Здесь и вправду было холоднее. Клубы пара висели неподвижно, точно клочья савана. Шнуры оплетали стены, путались под ногами, как корни. По ним — знала Васса, — текла людова соль. А может, что-то иное, погрузившее богов в сон, подобный смерти.
В ближайшем коконе угадывалась женщина: круглое лицо, большой рот с пухлыми губами, отвисшие груди и раздутый, как у жабы, живот. В ногах поблескивала выбитая на пластинке надпись:
«Дашкевич, Галина Даниловна, д.б.н., генетик, рус.».
— Она спит? — вытянув шею, из-за плеча прошептала Ива.
— Спит, — повторила Васса, протягивая руку и едва касаясь заиндевевшей скорлупы пальцами. — Но снов больше не видит, иначе бы явилась из речных волн Светлояры на помощь Сваргу. Я, кажется, узнала ее.
— И кто это? — спросила Ива.
Васса качнула головой и подошла к следующему кокону.
Там тоже спала женщина: моложе и стройней предыдущей. Темные волосы рассыпаны по плечам, на лице и шее следы ожогов.
— Храмичева Мария Евгеньевна, — прочла Васса. — Вот ты какая, Мехра…
Ива икнула и тут же прикрыла рот ладонями. Ее глаза были круглыми и пустыми, как вычищенные плошки.
— Сварг, — Васса указала на третий кокон, подписанный «Сварцов, Артемий Геннадьевич, КВС, рус.». — Хотел остановить нас в последний момент, да не успел.
Мышца на лице мужчины были напряжены, жилы вздувались, пот на висках заледенел. Последний виденный им сон обернулся кошмаром.
— Не понимаю, — выдохнула Ива, но Васса уже спешила к четвертому.
Жгла прижатая к груди пластинка. Жгла надежда, жег страх увидеть и узнать.
Хорс был таким же, каким привидился в ее собственном сне: бледным, обездвиженным, мертвым. Но это был он, он!
Всхлипнув, Васса припала лбом к холодной поверхности скорлупы, а слезы потекли помимо воли.
Может, все случившееся было сном. Может, не было ни мертвяков, ни богов, ни отрезанной головы. Может, только Васса была одной из тех, спящих, очнувшейся от долгого сна и знающая, что любимый рядом. Что одним касанием руки может вернуть его к жизни. Что прямо сейчас он откроет глаза и скажет: «Тебе приснился дурной сон, люба моя. А я здесь, я рядом, и все хорошо».
— Как его разбудить? — простонала Васса, шаря пальцами по гладкой поверхности кокона. — Проснись, Яков! Я пришла за тобой! Проснись!
Она ударила кулаком по кокону. И в глубине что-то щелкнуло, перемигнулось огнями. Опутавшие тело шнуры опали, повалил пар.
Васса отпрянула, закашлявшись: воздух пах людовой солью.
По телу спящего прошла судорога — одна, вторая.
Дрогнула, разламываясь, скорлупа.
Хорс заворочался, разомкнул губы и веки: его глаза были темными, как беззвездное небо, в них не было ни огня, ни любви.
— Яков!
Васса кинулась помогать.
Кожа казалась холодной и влажной. Хорс мелко дрожал, зубы постукивали друг об дружку.
— Это ты, Вера? — голос тоже был знакомым, но все-таки чужим. Путы сна не давали вернуться в реальность окончательно, тянули назад, и сам Хорс то заваливался на спину, то падал мокрой головой на плечо Вассы. — Ты спаслась?… Как?… Я ведь… закрыл «Беловодье»… никто не должен был…
Он закашлялся, пуская на рубаху Вассы нити слюны. Она обтерла его рот дрожащей ладонью.
— Я Василиса, — ответила Васса. — Василиса Стриж. Твоя Беса! Разве не узнал? Яков, что происходит?
Хорс отодвинулся, часто моргая и щурясь, пытаясь разглядеть в подрагивающем свете лицо девушки напротив.
— …Стриж, — проговорил он, кривя рот. — Я помню… Ты странно зовешь меня…
Он оперся ладонью о кокон, поднимаясь и, казалось, не заботясь о том, что стоит перед девушками совершенно обнаженный. Шатаясь, прошел к прочим коконам, заглянул в каждый, сдернул с одной из полок простыню, обматывая вокруг бедер и сразу становясь похожим на мертвяка в саване.
Васса сглотнула, опуская руку. Под ладонью блеснуло имя — как-будто такое же, но чужое. По