Дел заплела волосы в косу, и наконец-то они не скрывали ее лицо. В лунном свете оно стало совсем белым с черными пятнами теней.
Вниз по клинку и снова наверх: влекущее шипение. Потом шепот шелка по стали.
Дел склонила голову, осматривая всю длину клинка. Светлые ресницы опустились, скрывая от меня глаза. Толстая светлая коса спадала с покрытого шелком плеча и покачивалась в такт движениям. Вниз по клинку, потом снова наверх: соблазн заострившейся стали.
И вдруг я не выдержал и спросил:
— О чем ты думаешь?
Дел слабо вздрогнула. Она была где-то очень далеко.
Я тихо повторил вопрос:
— О чем ты думаешь, баска?
Дел скривила губы.
— О Джамайле, — мягко сказала она. — Я вспоминаю, каким он был.
Я видел Джамайла только раз. Он был уже не тем человеком, каким знала его Дел.
— Он был… малышом, — заговорила она. — Ничем не отличался от остальных детей. Он был самым младшим в семье — на пять лет моложе меня. Он так хотел, чтобы его считали мужчиной, а все обращались с ним как с ребенком.
Я улыбнулся, представив это.
— По-моему, это естественно.
— Он хотел быть взрослым. Он брал пример с моего отца, братьев, потом с меня. Он говорил, что станет таким же смелым… таким же сильным… Он поклялся стать настоящим мужчиной.
У меня не было детства, я не знал, каково это, жить в семье. Я не мог представить, что чувствовал бы Джамайл, окажись он на моем месте, что сказал бы он, желая успокоить сестру.
— Они схватили нас вместе, — продолжила Дел. — Мы прятались под повозкой и старались стать совсем маленькими, незаметными… но борджуни подожгли повозку и мы побежали, и тут же одежда Джамайла загорелась, — голос Дел сорвался, лицо скривилось. — На нем все горело, но он не кричал. Он засунул пальцы в рот и прикусил их так, что потекла кровь. Мне пришлось толкнуть его, чтобы он упал. Он покатился по земле, а я старалась сбить пламя… тогда нас и поймали.
Мои руки застыли на перевязи. Руки Дел продолжали затачивать клинок, но я сомневаюсь, что она это сознавала.
— Он весь был обожжен, — говорила она, — но им было наплевать. Ожоги были тяжелыми, но не смертельными, и они поняли, что смогут на нем заработать. Только об этом они и думали: сколько заплатят за Джамайла Южные работорговцы.
Нет, они думали не только об этом. Была еще Делила — пятнадцатилетняя красавица Северянка — но о себе Дел не рассказывала. Ее волновал только Джамайл. Важна была судьба только ее брата и семьи.
Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.
Ой баска, баска. Если бы ты только знала…
— Но он выжил, — продолжила Дел. — Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, — Дел глубоко вздохнула. — А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.
— Ты этого не знаешь.
— Не знаю. Поэтому мне и больно.
Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.
— Не мучай себя напрасно, — сказал я. — Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.
— Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.
— Северянин? Или был им? — я пожал плечами, а Дел наконец-то отвела взгляд от меча. — Когда мы нашли его, он провел уже пять лет на Юге, из них два года с Вашни. Может его давно считают за своего. К тому же старик любил его, об этом тоже не забудут.
— Старики, — тихо сказала Дел, — быстро теряют силы, а с ними и свою власть.
— Не всегда.
— Но все старики умирают.
Я покачал головой.
— Дел, успокоить тебя я не смогу. Да, возможно он уже мертв, но наверняка ты утверждать не можешь.
— Вот я и думаю: узнаю ли я когда-нибудь что с ним? Или проведу остаток жизни так и не выяснив, остался ли в этом мире еще кто-то моей крови?
— Поверь, — грубовато сказал я, — от таких мыслей не умирают.
Рука Дел сильнее сжала клинок.
— Ты говоришь это потому что я жестокосердная и рассудительная сука?
Растерявшись, я резко посмотрел на нее. Меня удивил не столько вопрос, сколько грубый тон, которым он был задан.
— Нет, — честно ответил я. — Я говорю это исходя из собственного опыта.
— Из собственного? — тупо переспросила она.
Я кивнул.
— Ты забыла кто я? У меня нет ни матери, ни отца… ни братьев, ни сестер. У меня нет ни малейшего представления, жив ли еще кто-нибудь моей крови. Я не знаю даже что это за кровь.
— Твои родители жили на Границе, — сказала Дел. — Или они были чужеземцами.
Я выпрямился.
— Почему ты так решила?
Дел пожала плечами.
— Сложением ты похож на Северянина, а цвет кожи ближе к Южному. Конечно он не такой темный и черты лица не такие грубые. В тебе есть что-то и от Юга, и от Севера. Такие пары живут обычно на Границе, — Дел улыбнулась, оценивающе осматривая меня. — Или твои родители приехали из других земель. Ты никогда об этом не задумывался?
Сколько раз задумывался. Каждый день моего рабства. Каждую ночь, когда спал в навозе. Никому в этом не признаваясь, даже Суле и Дел. Потому что признавшись, я выставил бы напоказ свою слабость, а слабые долго не живут.
— Нет, — громко сказал я, чтобы остаться сильным.
— Тигр, — Дел отложила в сторону меч. — Тебе никогда не приходило в голову, что Салсет могли соврать?
— Соврать? — я нахмурился. — Ты о чем?
Она села, скрестив ноги, и сцепила пальцы на коленях.
— Ты всю жизнь был совершенно уверен, что тебя бросили в пустыне умирать. Что тебя оставили мать, отец… так ты рассказывал.
— Мне так сказали.
— Кто тебе сказал? — спросила Дел.
Я нахмурился.
— Салсет. Ты сама все знаешь. О чем этот разговор?
— О лжи. Об обмане. О боли, которую причиняли специально, чтобы заставить мальчика-чужеземца страдать.
Что-то дернулось у меня в животе.
— Дел…
— КТО тебе это сказал, Тигр? Ведь не Сула, правильно?
— Нет, — быстро ответил я. — Сула никогда не поступала жестоко. Она была моим… — я замолчал.
— Да. Она была твоим спасением.
Я судорожно стиснул перевязь и выдавил:
— И что дальше? При чем здесь Сула?
— Когда ты узнал, что ты не Салсет?
Я этого не помнил.
— Я всегда знал об этом.
— Потому что тебе это сказали.
— Да.
— КТО сказал тебе? Кто сказал это первым? Кто внушил тебе это так, что ты не мог даже сомневаться?
— Дел…
— Взрослые?
— Нет, — я раздраженно мотнул головой. — Взрослые меня не замечали пока я не подрос так, что смог работать. Мне говорили об этом дети, всегда дети… — к горлу подступил комок и я не смог закончить. Слишком хорошо я помнил мучительные дни моего прошлого, ночные кошмары детства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});