И всеми владел какой-то бунтарский дух – все как будто были на стороне дружинников и против начальства, даже дворники, на которых до сих пор не без основания смотрели как на один из оплотов старого порядка. Все хотели помочь дружинникам – сказывалось это в тысячах случаев. Помню, как раз в этот день я куда-то по спешному делу ехал на извозчике. Под шубой у меня был через плечо на ремне маузер с прикладом – идеальное оружие для уличного боя. По дороге извозчик вдруг оборачивается ко мне и говорит: «Барин, если у вас есть оружие – дайте его лучше мне; я его спрячу у себя в козлах – меня не тронут».
Извозчик мне был совершенно незнаком, и его предложение было, не сомневаюсь, совершенно искренним – он как будто не понимал, какому риску себя этим подвергал, если бы я согласился на это предложение. И случайные обыски прохожих полицией происходили тогда часто, и выстрелы на улицах уже раздавались – были и убитые. Полиция охотилась за отдельными дружинниками, стараясь их угадать среди прохожих. Как раз в этот день, как рассказывали, около Манежа (возле университета, на Моховой) схватили одного дружинника из Кавказской дружины – это был дружинник из нашей организации. При нем была найдена динамитная бомба, но он ее бросить в полицию не успел. Его затащили в Манеж и там драгуны… отрубили ему голову. Это рассказывали люди, которые сами видели отрубленную голову – ее положили у входа в Манеж. Молодое бородатое лицо, высокая барашковая шапка (называли и фамилию погибшего – Виноградов).
Тут же, около Манежа, близ расположенного сзади него Александровского сада, я видел такую сцену. Из-за угла выскочил на разгоряченной лошади молодой казак. У него было растерянное выражение лица. Он был без фуражки. Поперек седла он держал наперевес короткую кавалерийскую винтовку, готовый каждую минуту выстрелить. Если бы я был художником или скульптором, я мог бы и сейчас воспроизвести всю эту фигуру – так он и его лошадь в мыле врезались мне в память. Вижу этот смертельный страх на молодом лице, эти широко раскрытые глаза, непокорный чуб белокурых волос, серебряную серьгу в правом ухе… Вероятно, его только что где-нибудь обстреляли дружинники.
Вечером того же 9 декабря произошло событие, которое в значительной степени определило характер дальнейшего движения. Вечером этого дня, в училище Фидлера, в центре города, недалеко от Главного почтамта на Мясницкой, как обычно, собрались дружинники – главным образом нашей партии. Училище Фидлера уже давно было одним из центров, в котором собирались революционные организации, там часто происходили и митинги.
Директор этого училища, добрейший Иван Иванович Фидлер, был популярной в Москве фигурой – настроен он был либерально, даже радикально, но революционером не был. Однако в те дни даже либералы чувствовали себя – а иногда и вели себя – революционерами. У него были всегда самые дружеские отношения с молодежью – и молодежь любила его. Теперь он охотно отдал ей свой дом, по отношению к собиравшимся у него дружинникам вел себя как гостеприимный хозяин. Всего в этот вечер там собралось около 200 дружинников – хотели после собрания пойти оттуда разоружать полицию. В 9 часов вечера дом Фидлера был окружен войсками. Вестибюль сейчас же заняла полиция и жандармы. Вверх шла широкая лестница.
Дружинники расположились в верхних этажах – всего в доме было четыре этажа. Из опрокинутых и наваленных одна на другую школьных парт и скамей была устроена внизу лестницы баррикада. Офицер предложил забаррикадировавшимся сдаться. Один из начальников дружины, стоя на верхней площадке лестницы, несколько раз спрашивал стоявших за ним, желают ли они сдаться, и каждый раз получал единодушный ответ: «Будем бороться до последней капли крови! Лучше умереть всем вместе!» Особенно горячились дружинники из Кавказской дружины. Офицер предложил уйти всем женщинам. Две сестры милосердия хотели было уйти, но дружинники им это отсоветовали. «Все равно вас на улице растерзают!» – «Вы должны уйти», – говорил офицер двум юным гимназисткам. «Нет, нам и здесь хорошо», – отвечали они, смеясь. «Мы вас всех перестреляем, лучше уходите», – шутил офицер. «Да ведь мы в санитарном отряде – кто же будет раненых перевязывать?» – «Ничего, у нас есть свой Красный Крест», – убеждал офицер. Городовые и драгуны смеялись.
Подслушали разговор по телефону с охранным отделением: «Переговоры переговорами, а все-таки всех перерубим».
В 10.30 сообщили, что привезли орудия и наставили их на дом. Но никто не верил, что они начнут действовать. Думали, что повторится то же самое, что вчера было в «Аквариуме» – в конце концов, всех отпустят. «Даем вам четверть часа на размышление, – сказал офицер. – Если не сдадитесь, ровно через четверть часа начнем стрелять». Солдаты и все полицейские вышли на улицу. Сверху свалили еще несколько парт. Все встали по местам. Внизу – маузеры и винтовки, выше – браунинги и револьверы. Санитарный отряд расположился в четвертом этаже.
Было страшно тихо, но настроение у всех оказалось приподнятое. Все возбужденно молчали. Прошло десять минут. Три раза проиграл сигнальный рожок – и раздался холостой залп из орудий. В четвертом этаже поднялась страшная суматоха. Две сестры милосердия упали в обморок, некоторым санитарам сделалось дурно – их отпаивали водой. Но скоро все оправились. Дружинники были спокойны. Не прошло и минуты – и в ярко освещенные окна четвертого этажа со страшным треском полетели снаряды. Окна со звоном вылетали. Все старались укрыться от снарядов – упали на пол, залезли под парты и ползком выбрались в коридор. Многие крестились. Дружинники стали стрелять как попало. С четвертого этажа бросили пять бомб – из них разорвались только три.
Одной из них был убит тот самый офицер, который вел переговоры и шутил с курсистками. Трое дружинников были ранены, один – убит. После седьмого залпа орудия смолкли. С улицы явился солдат с белым флагом и новым предложением сдаться. Начальник дружины опять начал спрашивать, кто желает сдаться. Парламентеру ответили, что сдаваться отказываются.
Во время 15-минутной передышки И.И. Фидлер ходил по лестнице и упрашивал дружинников: «Ради бога, не стреляйте! Сдавайтесь!» Дружинники ему ответили: «Иван Иванович, не смущайте публику – уходите, а то мы вас застрелим». Фидлер вышел на улицу и стал умолять войска не стрелять. Околоточный подошел к нему и со словами: «Мне от вас нужно справочку маленькую получить» – выстрелил ему в