Пират гордо улыбнулся.
— Да, — продолжал он, — и когда он будет возведен, то никто не посмеет покуситься отнять его у меня.
— Несомненно.
— Слушайте, — продолжал он, приглашая незнакомца следовать за собой, — вот что предполагаю я сделать.
И обойдя всю верхнюю площадку скалы, он самым подробным образом объяснил своему спутнику, что именно ему желательно сделать. Незнакомец одобрительно кивал головой и посмеивался своей язвительной улыбкой.
Между тем время шло: уже час, как спустилась ночь, тьма окутала скалу. Граф все более неудержимо увлекался, все более входил в самые мельчайшие подробности и, по-видимому, не имел сил оторваться от все новых и новых измышлений своей фантазии. Его собеседник во всем одобрял его, все находил прекрасным. Граф и не заметил, как мрак усилился настолько, что едва ли можно было разглядеть ту местность, на которой он указывал планировку зданий. Наконец он обратился к незнакомцу.
— Итак, — сказал он, — что вы думаете обо всем, что я говорил вам?
— Все это прекрасно, — отвечал незнакомец.
— Не правда ли? — с увлечением проговорил граф.
— Да, но…
— А! — проговорил пират. — Значит, все-таки имеется «но»?!
— Оно должно присутствовать всегда, — уклончиво отвечал ему странный собеседник.
— Это правда! — пробормотал граф.
— Вы уже знаете, что я архитектор.
— Вы говорили мне об этом.
— Отлично! У меня также есть небольшой план, и если вы, ваше сиятельство, позволите, я покажу вам его.
— Покажите, покажите, дорогой мой, — со снисходительной улыбкой проговорил граф, вполне убежденный, что из двух планов его собственный окажется, несомненно, лучше.
— Сейчас!
— Но позвольте вас перебить!
— А что?
— Стало довольно темно, и для того, чтобы рассмотреть ваш план…
— Нужно немного света, желаете вы сказать, ваше сиятельство, не так ли?
— Вот именно, — продолжал шутливо граф, — я думаю, это было бы не лишним, ха-ха-ха!
— Не беспокойтесь об этом, — отвечал незнакомец, — сейчас будет свет.
И с этими словами он вынул из своей шляпы красное перо, воткнул его в скалу, и оно тотчас же загорелось, как факел, ярким пламенем.
Граф был поражен чудом; но так как, несмотря на свое ремесло пирата, он остался добрым католиком и так как ему и раньше незнакомец временами казался необычайно странным, то тут он не удержался и машинально поднял руку, чтобы сотворить крестное знамение.
Его собеседник поспешно удержал его.
— Не будем терять времени, граф, — сказал он ему.
И с этими словами он вытащил из-под плаща свиток пергамента и развернул его перед пиратом, который так и застыл в удивлении от представившегося ему необычайного плана.
— Как находите вы это, ваше сиятельство? — спросил его удивительный архитектор.
— Пре-вос-ход-но! — только и мог проговорить с расстановкой граф де Сурдис.
— Вы поняли, — продолжал незнакомец, — что я предполагаю сделать?
И в свою очередь он пустился в разъяснение деталей.
Старый морской волк слушал с разинутым ртом и готовыми выскочить из орбит глазами. Ни на минуту не спускал он взора с пергамента.
Когда архитектор окончил, пират некоторое время не мог проговорить ни слова — так взбудоражило ход его мыслей все, что ему пришлось услышать.
— И, — спросил он наконец с оттенком недоверия в голове, — вы считаете себя способным привести в исполнение такой шедевр?
— Нет ничего проще.
— Но у нас нет камня.
— Я найду.
— Но у нас нет рабочих, каменщиков.
— Я приведу их.
— Но железо, дерево — словом, все, что надо для такого сооружения, где взять все это?
— Это уж мое дело.
— Но это ведь будет мне стоить безумно дорого! — продолжал увертываться граф, так как в душу его закрадывался невольный страх.
— Ну! — произнес незнакомец, состроив презрительную гримасу и оттопырив нижнюю губу. — Это почти ничего не будет стоить — так, пустяки!
— А сколько времени потребуется для возведения замка в том виде, как он изображен на плане?
— Постойте, я сейчас скажу, — отвечал незнакомец и начал считать на пальцах и хмурить лоб, как человек, решающий труднейшую задачу. — Сейчас ведь часов девять?
— Приблизительно, — отвечал граф, не понимавший, что желает сказать ему удивительный незнакомец.
— Ну вот! К восходу солнца все будет готово, — и вы можете вступить во владение вашим царским жилищем.
— А! Вот что… так вы, значит, дьявол? — воскликнул пират вне себя от изумления.
Незнакомец поднялся, изысканно вежливо снял шляпу и тоном истинно светского кавалера произнес:
— Именно, ваше сиятельство, сам своей собственной персоной нахожусь перед вами. По правде сказать, — продолжал он, шаркая и раскланиваясь, — я не могу видеть благородного человека в затруднении. Я был глубоко тронут вашим безвыходным положением и решил помочь вам.
— Вы так добры, — машинально бормотал старый пират, сам не понимая, что говорит.
— Каков уж я есть, — скромно отвечал его собеседник.
— Благодарю вас… и что… вы потребуете?..
— Я уже сказал вам — безделицу.
— Однако…
— Сочтемся как-нибудь. Кроме того я слишком хорошо воспитан, чтобы немедленно же писать условия с благородным человеком, я не чинуша какой-нибудь. Но так, для проформы, чтобы все было в порядке, подмахните-ка вот это маленькое условие.
— Позвольте, позвольте, я не умею читать и тем более писать… Вы понимаете, что я вовсе не желал бы отдать вам свою душу.
— Ах! Ваше сиятельство!.. — отвечал дьявол. — Неужели вы думаете, что я могу заключить такое дурацкое условие?
— Это что же означает?
— Извините! Душа вашего сиятельства уже давно принадлежит мне, и я не нуждаюсь ни в каких условиях, чтобы овладеть ею, когда захочу.
— Да-а! — только и смог проговорить в крайнем смущении достойный пират. — Вы полагаете, что милосердный Господь не подумает дважды, прежде чем осудить грешника, подобного мне?
— Все может быть, я нисколько даже не сомневаюсь в этом, — продолжал учтиво дьявол, — но во всяком случае будьте уверены, что я не за душой вашей пришел к вашему сиятельству.
— Так говорите же, чего вы хотите, и, честное слово благородного человека, я исполню это.
— Итак, идет? — проговорил дьявол и протянул руку.
— Идет! — отвечал пират.
— Значит, дело кончено. Слушайте! Вы отдаете мне в полную власть первое живое существо, к которому вы обратитесь, проснувшись завтра утром, с первым словом. Вы видите, что я вовсе не требователен, не правда ли? Ведь я мог бы потребовать гораздо большего.
Графа Этьена передернуло: первым существом, к которому он обращался обыкновенно, была его любимица-дочь.