– Теперь про тебя. Или, если хочешь, про нас с тобой! Ты ходишь за мной по пятам, но тебе нужен не я. Тебе нужна ты сама. Ты не можешь ни за что ухватиться! Ты разуверилась во мраке, но все равно живешь по его законам, потому что по законам света жить тебе больно, а боли ты боишься. Ты готова доставлять ее другим, но никогда себе.
– Ты бредишь! – резко крикнула Прасковья.
Ощутив какое-то изменение, Меф обернулся. Он увидел, что за окном, покачиваясь, висит автобусная остановка, вырванная из асфальта вместе с бетонным основанием. Кажется, Прасковья собиралась вбросить ее в комнату, протаранив стену.
В последнюю секунду Меф мысленно задержал остановку и некоторое время боролся с Прасковьей. Павильончик трясся. Из приваренной к остановке урны дождем сыпались бумажки и пустые пластиковые бутылки. Мефа бросало то в жар, то в холод. Голова у него дрожала. Долго сопротивляться Прасковье он не мог. Перстни Чимоданова, Мошкина и Вихровой забрали у него слишком много сил.
Неожиданно Прасковья остыла. Автобусная остановка упала на газон и грузно завалилась набок.
– Я увлеклась. Прости, пожалуйста, за беспорядок!
Она повернулась и вышла, распахнув дверь взглядом. Зигя обмяк и, вопросительно оглядываясь на Мефа, потащился за мамочкой. На ходу он жалобно хныкал. Надежда на воссоединение семейства и на то, что он будет сидеть у папули с шариком в руке и кушать варенье из банки, не оправдалась.
Прасковья пошла по коридору. Навстречу ей от лестницы двигались два парня с верхнего этажа – ребята мрачные и с дурной репутацией. Поговаривали: они живут тем, что выбивают долги.
Прасковья шагала прямо на них с видом царицы, убежденная, что ей уступят дорогу. Дорогу ей не уступили, а саму Прасковью толкнули, обругав грубо и грязно. Она остановилась и посмотрела, но не на обидчиков, а на Мефа. Тот понял, что сама себя она защищать не будет. Буслаеву стало тоскливо. В общежитии озеленителей он предпочитал не драться. Но тут был тупик: не вмешаться он не мог.
Парни отошли шагов на десять, когда Меф догнал их. Они наверняка слышали его шаги, но не обернулись, а лишь расслабленно приостановились. Меф догадывался, что это может означать, и не удивился, когда один из них попытался резко лягнуть его подъемом стопы в пах. Зато удивился сам парень, когда нога его пролетела мимо цели, а сам он лег на пол от нескольких резких ударов. Второй отскочил, и с ним пришлось повозиться. Он то атаковал, то отступал, не подпуская Буслаева к себе.
Меф возился с ним целую минуту, опечаленный своей теперешней формой. «Если не тренируешься один день – замечаешь сам, если два – замечу я, если неделю – заметят все», – вспоминал он слова Арея. Меф же не тренировался полгода и очень «сполз».
Откуда-то выскочил третий, потом поднялся второй. Меф дрался вначале с двумя, затем с тремя, после, кажется, уже с четырьмя, а дальше он и счет потерял. Каждый озеленитель кому-то брат, дядя или троюродный племянник, а как не помочь земляку? Меф стремительно перемещался, не позволяя нападавшим окружить его. Хлопали двери, высовывались полные любознательности черноглазые головы. Драка вначале шла на этаже, потом выкатилась в вестибюль, а оттуда на улицу.
Дважды Мефа сшибали на землю. Несколько раз он пропускал удары по голове. В глубине носа возникло тупое ощущение сдавленности, а во рту железистый привкус. Он сам не понимал, как ему удавалось вскакивать. Он не столько нападал уже, сколько защищался, изредка огрызаясь двумя-тремя ударами. Но при этом чувствовал, что силы его на исходе. Сейчас собьют на землю и запинают. Обычная тактика озеленителей, когда один за всех и все на одного.
Зигя сидел на корточках и сосал пальцы. То один, то другой, будто сравнивал их по вкусовым качествам. Когда на него кто-то налетал, он издавал хныкающий звук и перемещался немного в сторону.
Мефу не стоило на него засматриваться. Один из озеленителей, видимо, бывший борец-вольник, немолодой уже, с лоснящейся лысиной, прошел Буслаеву в ноги и сшиб его на землю. Другие с медлительной торжественностью сгрудились вокруг, готовясь добивать его ногами.
Мефу стало совсем туго. На шее у него сомкнулись могучие руки. Озеленители не желали, чтобы Буслаев вопил. Они были сосредоточенны и злы.
– Сынок! Зигя! – придушенно крикнул Меф из последних сил.
Со стороны солнца качнулась широкая тень. Борец-вольник запоздало оглянулся и улетел по дуге, в полете группируясь и сохраняя шею от перелома. Даже в полете ощущалось, что это человек опытный, пользующийся среди своих заслуженным уважением.
Парень, пинавший Мефа ногами, захрипел от ужаса и, упав на траву, закрыл руками голову. Нечасто увидишь, как Зигя защищает папу. Сопя от негодования, «сыночек» прокручивался направо и налево, размахивая руками как пропеллер. Учитывая вес его ручек, работало это как раскрученный на цепи лом.
Меф, покачиваясь, встал, готовый защищаться. На него никто не нападал. Зигя дрался с четырьми озеленителями, один из которых пытался подстрелить его из травматического пистолета. Меф огляделся. Из окон за ними наблюдало все общежитие. Несколько десятков голов: мужских, женских, детских. Многие снимали на мобильники. Меф понял, что надо срочно принимать меры, чтобы не оказаться виноватым в групповой драке.
– П-помогите! Убивают! Мои гражданские права нарушаются! Да здравствуют порядок, закон и мир во всем мире! – заорал Меф, петухом налетая на тех озеленителей, что делали слабые попытки подняться.
Зовя на помощь, он не забывал молотить кулаками, и озеленители один за другим укладывались на травку размышлять о грустном и печальном. После третьего призыва о помощи дорожка, ведущая через газон, опустела.
Меф еще немного повопил для порядка, призывая всех желающих спасать его, а потом, прихрамывая, подошел к Прасковье, спокойно стоявшей среди неподвижных или слабо шевелящихся тел. Ноздри у нее хищно раздувались, глаза были как у подкрадывающейся кошки. На вопящего Мефа она оглянулась вопросительно.
– Американский принцип ведения войны! Громче ори, больше жалуйся и сойдешь за пострадавшего, – объяснил ей Буслаев.
Прасковья не слушала его. Она протянула руку и вытерла у Мефа кровь с лица. Нос у него был разбит, губа рассечена.
– Уея кыоофьь! – выговорила она с трудом, но певуче.
Зигя еще немного поразмахивал руками, но под его пропеллер никто больше не попадался, и он стал звать папу. «Папуля» срочно пообещал ему леденец и затащил чадо в дверь общежития. Прасковья повернулась и с гордо поднятой головой пошла ко входу. Вахтер отодвинулся, пропуская ее.
Они вернулись в комнату. Меф выглянул в окно. Недобитые озеленители уползали. Другие еще отдыхали. Сирены слышно не было, и это Мефа порадовало. Озеленители редко вмешивали в свои конфликты органы власти. Правда, теперь у Буслаева могли возникнуть сложности. Нельзя же будет круглосуточно разгуливать под охраной Зиги, хотя о Зиге здесь станут слагать легенды. Озеленители уважают того, кто сумел их побить, причем честно побить, по-мужски.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});