Читать интересную книгу Дуб тоже может обидеться (СИ) - Неизв.

Сталин молчал. Пожалуй, за всю его достаточно долгую жизнь впервые сложилась такая ситуация, когда он не знал, как ему реагировать на случившееся.

- Разреши, Коба, - вдруг прошептал кто-то рядом с ним. - Он сошел с ума... Надо с ним что-то делать. Он может быть опасен! Позвать охрану? - однако его руки легко коснулся хозяин кабинета, призывая замолчать.

- … Разрешите мне договорить, товарищ Сталин? - глухо прозвучал голос. - Я не случайно попросил привести доктора... Мои слова похожи на бред, но они являются истинной правдой.

- Я видел все это собственными глазами. Дерево говорило со мной... Говорило по-настоящему! … Это же просто грандиозно! Он устроил эпидемию среди немецких солдат! И даже это не что, перед тем что он может.

На какое-то мгновение Сталину стало немного не по себе от внутренней убежденности капитана. «Я, что сплю? - проносилось в его голове. - Нет! Вон Лаврентий медленно закипает... Это же обычный капитан, которому было дано обычное задание... Вылететь, прибыть и проверить! И говорить такое... Неужели он, действительно, сошел с ума».

- Вы не верите мне? - с горечью, проговорил Смирнов, переводя . - Ну вот же документы! Фотографии! Отчет доктора! Там все описано! - его лицо демонстрировало такое отчаяние от собственного бессилия, что хотелось встать и завыть рядом с ним. - Но это, товарищ Сталин, вот это... Смотрите...

Капитан, решительным движением расстегнул тугую пуговицу на рукаве и высоко закал его. Судя по сделавшему шаг вперед Берии, пытавшегося закрыть возможную линию огня, ситуация начала попахивать порохом и дело вполне могло дойти до открытого пламени.

- Вот..., - наконец, с благоговением в голосе прошептал разведчик, вытягивая руку чуть в сторону от двери. - Это подарок Леса!

- Что? - Лаврентий рывком распахнул дверь и заорал куда-то в пространство. - Охрана! Бегом!

В доли секунды все завертелось словно в каком-то безумном калейдоскопе. В приемной что-то с грохотом упало на деревянный паркет, сразу же раздались грохот тяжелых сапог, со всей дури ударявших пол.

- Товарищ Сталин, товарищ Сталин..., - массивной ручкой дверь ударилась по стене и невысокий лысый человек оказался в кабинете. - Что случилось?

Следом ворвался высокий майор с озверелым выражением лица и сделал то, что сделал бы любой на его месте. Позднее, оправдываясь, он напирал на полную однозначность ситуации... «Проверял караулы. Вдруг крик! Я бежать по коридору... А дверь открыта настежь, в приемной пусто! Я в кабинет! - все кусочки картины навсегда отпечатались в его голове. - Там четверо, - он точно помнил положение каждой фигуры, в тот момент словно застывшей на месте. - Трое мне были знакомы, последний нет... Я сразу же отметил его странную позу - вполоборота к двери, рука с засученным рукавом вытянута в сторону товарища Сталина. Что мне было делать?».

… Пистолет сделал три выстрела и он вряд ли бы на этом остановился, но повелительный окрик остановил майора.

- Отставить! Прекратить стрельбу!

- Врача! Позвать врача!

Секретарь, толком ни в чем не разобравшись, исчез за дверью. Судя по звукам, которые оттуда доносились, к майору прибыло весьма существенное подкрепление и оно теперь настойчиво интересовалось, что собственно случилось.

- Лаврентий, я смотрю, твой орел просто снайпер, - хозяин кабинета подошел к упавшему гостю и, присев на карточки, с удивлением что-то рассматривал. - Вот именно это я имел ввиду...

Тот тоже склонился над раненным.

- Что за...? - начал было Берия, но сразу же замолчал. - Майор, освободить кабинет! И где этот врач?

Лежавший на полу человек открыл глаза. Его обнаженная рука осторожно коснулась окровавленной гимнастерки.

- Вот это я и хотел показать, товарищ Сталин, - прошептал он, пытаясь расстегнуть одежду. - Не могу... Расстегните! Видите. Это все его подарок.

На его груди сквозь застывавшие потеки крови красовались входные отверстия от пуль, которые на глазах наполнялись какой-то беловатой пеной. Вдруг его словно скрутило! Лицо побагровело, скрюченные пальцы начали царапать паркет.

- Держи его! - оба первых лица государства вцепились в извивающиеся руки. - Уходит! Крепче!

Наконец, судороги прекратились... А с потной груди скатились на пол несколько смятых пуль.

77

Село Малые Хлебцы. Бывшее Полеское воеводство. Дом старосты.

Седой как лунь мужик молча сидел за столом и смотрел прямо перед собой. Возле него стоял невысокий глиняный кувшин и надкусанный кусок хлеба.

- Прокляты мы все..., - шептали искусанный в кровь губы. - Не хотели жить по правде, значит-ца будем жить по волчьим законам.

Вдруг что-то влажное коснулось его ладони, через секунду это случилось вновь. К его удивлению это были слезы — крупные капли падали на кожу, неприятно холодя ее.

Степан, бывший сельский староста, больше не мог сдерживать слез. Его голова словно ватная упала на руки и он зарыдал.

- За что же ты так нас наказываешь? - сквозь рыдания с трудом вырывались слова. - Чем мы провинились перед тобой? … Чем? Ну ладно, мы, мужики да бабы прогневили тебя! Пусть, и поделом нам! Но детки малые-то в чем виноваты? Их вина в чем? Что хлеба кусок со стола лишний взяли? Или подрались вечор? - Последние слова он бросал в красный угол избы, где располагалось несколько икон, в умело украшенных окладах. - Или вот они, детки, и есть самые главные грешники?! Да?!

Вместо ответа его плечи кто-то обнял и прислонившись зашептал:

- Степанушка, родненький, не надо... Не говори так! Это наше испытание и не нам, грешным, познать божий промысел... Молчи, Степанушка, молчи лучше!

- Что? - женские слова жалили его прямо в душу. - Ты что такое говоришь! - разжав обнявшие его руки, он повернул лицо; мокрые дорожки слез, красные от бессонницы глаза да перекошенный рот превратили его лицо в настоящий оскал. - Какой к лешему промысел божий?! Это в вот в этом промысел божий? Или может мы сами должны были им наших деток отдать? Ты, что капустная головенка, такое говоришь? … Танька наша, она може грешник несусветный...

Женщина оторопела хлопала ресницами, видя надвигавшуюся на мужа грозу.

- Степанушка, не надо. Не надо! - мелкими шажками она отходила к печке, словно именно она сможет защитить ее от разгневанного мужа. - Ты что Степанушка? - вдруг, вставший мужик с хрустом разорвал ворот рубахи. - Что... что делаешь?

Смотря мимо нее, куда-то прямо в угол, он стянул с шеи толстый замасленный шнурок и бросил его прямо на пол. В полной тишине, почти не прерываемой с шумно вздыхавшей женщиной, небольшой кусок потемневшего от долгого соприкосновения с кожей металла с глухим стуком ударился о пол.

- Вот, что я решил! - вновь заговорил он и в этом глухом голосе не было больше жуткого отчаяния и растерянности; звучала лишь страшная тоска и решимость. - Нет больше моих сил..., - почерневшие, покрытые заусенцами, пальцы с силой раздирали грудь. - Горит у меня все вот здесь, в самой серёдке! Не верю я больше... Нет никакого божьего промысла! - с каждым чеканным словом лицо плечи его жены все больше опускались вниз, словно на них давил неимоверный груз. - Нет в этом ни чего божественного! Есть лишь грязь и злоба людская, матка курва! Нет... это не бог! Вот они, родимые, …, - он вытянул куда-то в сторону здоровые словно лопаты ладони и яростно затряс ими. - Вот кто, ими, все зло то и творим! Бог?! Ха-ха-ха! - горький смех добавил еще малую толику в это безумие. - Бог?! Сами творим, а потом … ха-ха-ха … поклоны в церкву творить...

- Степан, - в спину ему, словно выстрел раздался чей-то хриплый голос. - Слышали мы тут, что ты гутарил...

У входной двери, занавешенной пестрой тканью, стояло несколько мужчин, комкавших в руках картузы.

- Гости дорогие явились, - повернулся хозяин к выходу, даже не пытаясь стереть слезу с лица. - Что надо? - заданный вопрос сразу же объяснил его позицию. - Чего явились?

Вошедшие молча смотрели на него, продолжая сминать шапки словно именно они были источником всего мирового зла. В тот момент, когда пауза начала затягиваться случилось странное... Один из гостей, щуплый с проседью в бороде дядька, расстегнул ворот домотканой рубахи и, под пристальным взглядом второго, вытащил золотой крестик. В свете керосиновой лампы тот тускло блеснул, показывая результат удивительного искусства ювелира.

- Значит-ца, знавал я тебе Степка еще мальцом и уже тогда ты больно рассудительным был не по годам, - хмуро заговорил тот держа крестик в руке. - Правильно ты готаришь. Все верно! Нет никакой вины на малых робятах! Все творится от злобы нашей... С тобой я Степан, - он с вызовом посмотрел на пришедшего вместе с ним и бросил крестик в «красный угол» избы.