говорю я, потому что Зверь не понимает.
Я должна закрыть эту дыру собой. Нет другого способа это закончить.
Но он подтаскивает меня к кромке бассейна и нечеловеческим рывком выдергивает на поверхность. Меня бьет дрожь, и я ощущаю себя выброшенной на берег рыбой.
– Что… ты… наделал… – еле ворочаю я онемевшим языком.
Зверь смотрит в мои глаза, и впервые кажется, что он меня видит.
– Новак объяснил мне. Он сказал, что это могу быть и я. Тебе в их мире не место.
С этими словами он соскальзывает в бассейн, и сила круговорота забирает его вместо меня. Красные брызги заполнили все помещение. Я больше не вижу Зверя. Я больше и не увижу.
Горло сводит в немом плаче.
Столб алой воды внезапно поднимается до потолка и бьет в него со всей силы. Слышится треск и грохот. Отовсюду летят куски стен и кафеля. Землю сотрясают кошмарные толчки, и меня подбрасывает вверх.
Раздается звук обвала, и я не знаю, где я. Под землей или над ней? Что-то наваливается сверху, и я замираю. Я хочу, чтобы это был конец.
* * *
Бок ноет, и я стону от боли. Пытаюсь сделать движение, но понимаю, что надо мной какая-то тяжесть. Глаза раскрыть тоже нелегко, к векам пристала вязкая пыль. Упираю израненные руки в упавшую на меня плиту и с силой отталкиваю ее.
Как нелепо, что инстинкт выживания сильнее желания сдохнуть.
Я нахожусь среди обломков, а надо мной брезжит слабый утренний свет. Помещение наполовину обвалилось. Там, где была лестница, – завал, а на месте бассейна – дыра, и в ней никого нет. Только везде липкая, красная жидкость, похожая на кровь. Я в ней с головы до ног.
Память еще не отшибло, и последние слова Зверя звучат, как заевшие.
«Новак объяснил мне…»
– Сволочь! – ору я, зная, что он никогда меня не услышит. – Какая же ты распоследняя сволочь…
Он подстроил каждое кривое па этого шоу уродов. Убил моими руками Шимицу, забрал Джей Пи за деньги его отца и не преминул столкнуть Зверя в это проклятое чрево вместо меня. И я сама стала поверженной шахматной фигурой на доске этого человека. Он все закончил так, как нужно было ему. Только зачем ему такой финал…
Дверь к Матери закрыта, я ощущаю это всем телом. Чувство подобно ощупыванию гладкой бетонной стены. Она утащила Зверя, приняла его и переварила.
Ну зачем ты его послушал, глупый? Это должна быть я.
От этого конца я не испытываю ни счастья, ни облегчения. Я просто не знаю, что мне делать дальше. С собой. Этой жизнью. Этим чертовым знанием истинной сути вещей, которым меня проклял Новак.
Сверху что-то сыпется, и я непроизвольно поднимаю голову. В глубине души я хотела бы просидеть среди этих обломков до самого конца. Но похоже, что в клинике есть кто-то еще.
В широкой трещине на потолке проступает угрюмое лицо с растрепанной шапкой черных волос.
Ионеску, чтоб тебя.
– Санда… ты жива?
– Я жива, – неожиданно для самой себя отвечаю я.
– Тебе нужно найти способ выйти. Я постараюсь позвать подмогу, но это займет время. Я разбил телефон.
Молчу и смотрю на расщелину на потолке. Дневной свет слепит, Ионеску будто в нимбе.
– Санда… ты в порядке? Пожалуйста, подавай мне знаки. Чертов обвал…
– Все хорошо, – машинально отвечаю я и поднимаюсь.
Что-то во мне, что всегда гнало вперед, не давало остановиться, сомкнуть глаз, снова начинает крутиться, как ожившая шестеренка. Этот крошечный, невидимый механизм, наверное, и зовется воля к жизни. И нет ничего другого, что причиняет такую саднящую боль, потому что ты должен.
Как и Ионеску.
Он тоже должен.
– Там есть за что уцепиться? Попробуй подняться. Я подхвачу тебя.
Иду на его голос и пытаюсь взобраться на ближайшую гору обломков. Ноги съезжают, но я упорно поднимаюсь. Надо ухватиться за одно из железных креплений, торчащих из стены, и подтянуться.
Почти получается.
– Давай же… – подбадривает меня он. – Ну же… моя хорошая. Ты почти здесь… Давай… Иди на мой голос.
Он напряженно следит, как я пытаюсь уцепиться за балку. Наконец это удается, и я упираю ноги в стену. В трещину просовывается его израненная рука, и когда я умудряюсь поднять свое тело выше, он хватает меня поперек и выдергивает из этого склепа.
– Вот так…
С трудом выпрямляюсь и смотрю в его тревожные темные глаза, в которых собирается намерение.
Я знаю, что это неизбежно, к этому мы и шли.
Он тоже знает, что должен сделать, но медлит и тяжело дышит, держась за бок. Губы беззвучно шепчут, и я понимаю, что он молит меня об этом, потому что тяжело ему дается эта просьба.
Я молча вытягиваю вперед руки.
Он защелкивает на мне наручник, а второе кольцо смыкается вокруг его запястья.
Мы оба пришли к такому решению.
11.07.2018
Берлин
Примечания
1
Здесь и далее: деятельность метаплатформы Meta Platforms Inc. и ее соцсетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.
2
«Бергхайн» – популярный берлинский техноклуб, расположенный в здании бывшей электростанции, известный своим жестким фейсконтролем.
3
Из темноты! – Слышишь голос, который с тобой говорит?
В свет! – Я сдаюсь и закрываю глаза.
Falco, Out of the Dark
4
Даркрум (англ. darkroom) – «темная комната»: помещения, преимущественно в секс-клубах, с минимальным освещением или его полным отсутствием, предназначенные для уединения.
5
Барбитураты – вещества, используемые как седативное и снотворное средство, относятся к разряду наркотических.
6
Oud (уд) – парфюм с древесными нотами, часто на основе агарового масла и смолы.
7
«Мио, мой Мио!» – сказка шведской писательницы Астрид Линдгрен.
8
«Шпигель» (нем. Der Spiegel) – крупное немецкое периодическое издание.
9
«Шпэти» (нем. Späti) – сокращение от Spätkauf – поздний шопинг. Так называют маленькие круглосуточные магазины.
10
Котти – сокращение от «Коттбусер Тор» («Коттбусские ворота»). Вокзал при одноименной станции метро в Берлине, обладающий криминальной репутацией.
11
Нойкёльн – район Берлина, имеющий неофициальную славу гетто.
12
Зловещее, в тебе есть что-то зловещее!
Здесь и далее в этой главе: Ashbury Heights, The Velvets.
13
Опасное, в тебе есть что-то опасное!