нам приказывать?» – «А вот и смею! И если вы продолжите пугать моих родителей, то сделаю так, что вы надуетесь и лопнете!» Угроза рассмешила великанов, они стали хохотать над маленьким зайчиком, все громче и громче. Они смеялись так сильно, что стали лопаться, как мыльные пузыри. А когда взорвался последний, страхи жителей планеты исчезли, и они вышли на улицы, чтобы радоваться и веселиться.
Антон не дослушал, но Олег закончил историю и, когда сын вскрикнул и неразборчиво залепетал во сне, принялся гладить его по лицу, по волосам.
На выходные он отдал сына родителям Лиды: выпросили, хотели помочь, Олег не сопротивлялся. Антон тоже – сразу согласился, хотя раньше для побывки у бабушки и дедушки приходилось искать весомые стимулы, четырехколесные и обязательно на батарейках.
Две ночи подряд Олега будили шаги черного великана. Он лежал при свете, вслушивался в фантомные передвижения нового квартиранта и всерьез думал о здоровье своего рассудка. Искал причину в излишне фанатичной опеке, безграничной любви к сыну. Может ли случиться так, что он слышит страхи Антона?
В конце концов, измотанный, перепуганный, он истошно кричал (и некому было сказать «тише, тише»), угрожая призраку за стенкой, и это помогало. Утром он сжег в раковине все рисунки Антона, принесенные из садика.
В понедельник к нему обратился в лифте сосед сверху, отец молчаливого Руслана.
– Тоже болеете? – спросил высокий мужчина. – В садике вас не видно.
Олег не сразу понял, что тот имеет в виду Антона. Кивнул.
– И мы вот вчера слегли. Ночью вообще тяжело было, даже бредить начал.
– Плохо, – только и смог ответить Олег.
– Да уж, – согласился папа Руслана, – хорошего мало.
– Он… – Олег засомневался, но сосед ждал. – Ваш сын говорил что-нибудь странное?
По лицу мужчины понял – говорил.
– Что он сказал?
Мужчина оценивающе смотрел на Олега.
– Что-то о голове великана.
Лида вернулась вечером. Антон, которого пришлось чуть ли не силой забирать от бабушки с дедушкой, бросился к ней на руки и не отпускал минут десять, мешая раздеться.
– Мам, давай уедем. Сегодня опять великан начнет шуметь.
Лида бросила на Олега обвиняющий взгляд:
– Вы опять с папой страшилки выдумываете?
– Нет! Папа тоже слышал! Даже гантелей пугал!
– Олег, я же говорила! Зачем ты ему подыгрываешь!
Они поругались. В режиме ускоренной перемотки облаяли друг друга и разбежались: она в спальню с Антоном, он – на улицу. Смена караула.
Он купил в магазинчике на первом этаже пачку сигарет и, бесцельно плутая между домами новостройки, курил одну за одной. Болезненное состояние, которое не отпускало его все эти дни, утяжелилось едкой обидой, растерянностью.
Олег не заметил, как оказался возле детского сада. А когда, прислонившись к зеленому решетчатому забору, понял, на что смотрит, – на невзрачную совковую двухэтажку в коросте голубой штукатурки, – разозлился не на шутку.
«Это ты во всем виноват, гаденыш. Ты пугаешь его. Я никогда не выдумывал для Антона страшных драконов, ведьм и чудовищ под кроватью. Да, я рассказывал и показывал ему разные истории, но чтобы он полюбил героев, которые побеждают зло, только для этого… а ты, ты…»
Поддавшись порыву, он подтянулся и перемахнул через забор. Уже стемнело, в окнах домов на другой стороне улицы горел свет, но тротуары пустовали. Впрочем, Олегу было плевать.
Он обошел мусорные контейнеры, обнесенные с трех сторон бетонной оградой, и направился к зданию. Приблизился и уплыл в сторону балкон, который пытались куда-то унести на своих плечах мультяшные гномы, мелькнул в сумерках деревянный медведь… «„Сказка“… И какой мудак решил назвать это место сказкой?»
Перед крыльцом Олег остановился.
– Эй, ты… Я пришел, – произнес он громким шепотом; злость поутихла, ему было неловко. – Давай, дуй сюда. Здесь все началось, здесь и решим.
Появилось ощущение: его слышат, его слушают. Рот наполнился кислой слюной. Мысли об абсурдности происходящего выветрились без остатка.
Медленно, одно за другим зажглись окна правой части здания: сначала желтым светом пропитались занавески и стекла раздевалки, затем – игровой и, наконец, спальни.
Детский садик ждал: решай, человек.
– Я тебя не боюсь, – соврал Олег. – Если хочешь кого-то наказать, накажи меня, не Антона.
Садик молчал.
– Черт… – выдохнул Олег через какое-то время. – Чем я занимаюсь?..
Свет в окнах не ответил, Олег и не рассчитывал. Наверное, просто вечерний обход, или кто-то из работников забыл кошелек. Сейчас вывалится на ступеньки, и начнутся вопросы. «Иди домой, – урезонил Олег сам себя, – помирись с Лидой, расскажи сыну на ночь добрую историю. Только не лезь через забор у всех на виду».
Он кивнул собственным мыслям и двинул в обход, повторяя понедельничный путь с Антоном. Змейка из вкопанных в землю покрышек, качели без цепей и сидушки, задраенные ставни песочниц, холмик с черной надстройкой…
Кто-то закашлял. Будто из-под земли.
Олег остановился и прислушался. Вот, снова. Он осторожно приблизился.
В черноте, куда убегали бетонные ступеньки, кто-то стоял. Силуэт показался знакомым.
– Аркадьевна?
Бред. Нет там никого.
– Глянь-ка, глазастый, – донеслось из погреба.
Няня медленно и неуклюже выбралась под желтое эхо фонарей. В руках женщины Олег различил садовый рыхлитель, с трех зубьев свисали темные подвижные полосы. Аркадьевна перехватила черенок другой рукой и обстучала тяпку о сваленные горкой кирпичи.
Что-то не нравилось Олегу в ее движениях. В голове зазвучала тревожная музыка, не совпадающая с сердечным ритмом.
Няня шагнула вперед и заторможенно попыталась ударить его рыхлителем. Это настолько шокировало Олега, что увернуться он успел лишь в последний момент. Отскочил назад и в сторону.
– Эй! Охренела?!
Аркадьевна – старуха с мелко трясущейся головой – хрипло рассмеялась. Подняла и помахала в воздухе тяпкой, будто вещицей, которую хотела продать.
– Попытка не пытка, маленький. А вдруг.
– Маленький?.. – Олег отошел еще на два шага, наткнулся на парапет подстриженного кустарника и стал пятиться боком, подальше от сумасшедшей женщины.
– Давно не виделись, – просипела, появляясь из-за беседки, полоумная Аркадьевна. – Мы скучали по тебе.
Он решил не отвечать. Смысл? Надо поскорее убраться отсюда, а завтра сделать пару звонков. Нога его сына больше никогда не ступит на территорию этого шизанутого заведения, а старую алкашку не подпустят к детям и на расстояние выстрела.
– Ты не верил в нас, когда был маленьким, и сейчас не веришь, – засмеялась Аркадьевна. – А вот своему Антону… О, он единственный, кому ты веришь всем сердцем. Больше, чем себе.
Олег продолжал пятиться.
– Почему ты не верил в нас, Голежик?! – неожиданно завизжала няня. – Почему так долго не вспоминал? Плохой, плохой мальчик!
Его