Читать интересную книгу Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая - Эрнест Лависс

Во всяком случае он формально не отверг предложения неаполитанского короля, но соглашался вступить с ним в союз лишь при том условии, что Франческо II даст своим подданным конституцию и немедленно введет ее в действие. Неаполитанский король обнародовал эту конституцию 30 июня, но никто не отнесся к ней серьезно. Придворная камарилья советовала юному королю нарушить данное слово и устраивала абсолютистские манифестации, которые вызвали повсюду беспорядки, не сулившие династии ничего хорошего. В конце июля король объявил, что обещанные им выборы в парламент откладываются на неопределенный срок. С его стороны это был в полном смысле слова акт самоубийства; его собственные генералы, советники и даже родственники начали его покидать и изменять ему, а подавляющее большинство подданных с нетерпением обращало свои взоры в сторону Мессинского пролива[165].

Смелый кондотьер, получив от Виктора-Эммануила официальное требование остановиться, ответил, что, к величайшему своему прискорбию, он вынужден ослушаться (27 июля). После столь категорического отказа король почел за благо более не настаивать. Французское правительство охотно отправило бы к Мессинскому маяку эскадру, но Англия, получив от туринского кабинета заверение, что никаких новых территориальных уступок Франции сделано не будет, не усматривала никаких препятствий для дальнейшего расширения Пьемонта. Она напоминала Наполеону III, что он в свое время признал принцип невмешательства в итальянские дела, и император французов, который в этот момент особенно нуждался в дружественных отношениях с лондонским кабинетом[166], в конце концов отказался от мысли помешать походу Гарибальди.

Таким образом, Гарибальди со своей тысячей, с которой он, начиная свой поход, отплыл из Марсалы, мог 8 августа 1860 года переправиться через Мессинский пролив. Тюильрийский кабинет удовольствовался рассылкой дипломатической ноты, в которой возлагал на Англию ответственность за. серьезные события, могущие произойти в Италии. Лондонский двор, не желавший ссориться ни с Францией, ни с Австрией, поспешил заявить, что он будет считать незаконным всякое нападение Гарибальди на Рим или на Венецию. Но разве кто-нибудь мог поручиться, что такого нападения не последует?

Гарибальди быстро приближался к Неаполю. Всеми оставленный, Франческо II отступил 6 сентября к Гаэте. На следующий день Гарибальди торжественно, без всякого конвоя, вступил в Неаполь, окруженный ликующей толпой, учредил временное правительство, и объявил о своем намерении идти дальше на север. Он говорил, что хочет с высоты Квиринала провозгласить Виктора-Эммануила королем Италии. В то время, казалось, Гарибальди находился всецело под влиянием демократической партии. Маццини примчался в Неаполь; его друзья сплотились вокруг диктатора, и итальянская революция, начавшаяся во имя монархии, грозила закончиться торжеством республики.

Кавур и его «соумышленник»; сражение при Кастельфидардо и его последствия. Кавур, сильно желавший остановить Гарибальди, из опасения, что он своей безрассудной отвагой способен погубить итальянское дело, отправил к Неаполю, даже до удаления оттуда Франческо II, несколько кораблей и 2–3 тысячи берсальеров[167], которые высадились на берег по отъезде короля, но не могли и мечтать о том, чтобы преградить дорогу революционной армии и ее вождю. Кавур сумел извлечь величайшую выгоду из осложнения, предупредить которое он был не в силах. В конце августа он отправил к Наполеону III, путешествовавшему тогда по Савойе, своего коллегу министра Фарини и генерала Чиалдини с поручением объяснить императору необходимость остановить Гарибальди, готового двинуться на Рим; они должны были также убедить его, что Франция, не имея возможности повернуть свои пушки против итальянской революции или позволить Австрии произвести контрреволюцию, а с другой стороны, не желая ввязываться в новую войну с этой державой, должна предоставить Сардинии заботу о спасении монархического строя.

Пьемонтская армия должна была двинуться к неаполитанской границе, а для этого ей приходилось пройти через Мархию, охраняемую корпусом Ламорисьера. Возникал вопрос, считать ли это нарушением международного права? Разве папская армия не угрожала открыто бывшим легатствам и Тоскане? Разве население Мархии не призывало Виктора-Эммануила? Наполеон III помнил компрометирующие обязательства, которыми он связал себя перед Кавуром, сохранившим все улики в своих руках, а папой он был решительно недоволен. Поэтому он дал понять, что, будучи принужден на словах выражать неодобрение новой пьемонтской политике, он на деле мешать ей не станет. Fate presto! (Действуйте быстро!) — сказал он посланцам Кавура и, как бы желая уклониться от зрелища готовящихся событий, поспешил уехать в Алжир.

Действовать быстро! Именно таково и было намерение Кавура. 7 сентября он потребовал от папского правительства роспуска армии Ламорисьера, и раньше даже, чем отказ мог быть получен в Турине, генерал Чиалдини перешел границу Умбрии. Через несколько дней папские войска были разбиты при Кастельфидардо (18 сентября), а затем их предводитель, осажденный в Анконе, принужден был сдаться на капитуляцию (29 сентября). Так как французы занимали Рим и небольшую территорию, известную под названием вотчины св. Петра, то пьемонтцы не тронули ни того, пи другого; но они заняли Умбрию, Мархию и к началу октября достигли границы королевства Обеих Сицилии.

Хотя Пьемонт и не находился в состоянии войны с неаполитанским королем, сардинские войска все же перешли эту границу. Действия Гарибальди внушали сардинскому правительству все усиливающееся беспокойство. Диктатор, видимо, намеревался отложить плебисцит в Неаполитанском королевстве о присоединении к Пьемонту впредь до завоевания Рима. Он управлял страной вкривь и вкось, следуя указаниям окружавшей его революционной группы, которая не питала особенной симпатии к Кавуру и даже к сардинскому королю[168]. А сам Гарибальди требовал удаления великого пьемонтского министра в отставку. Чтобы положить конец этим проискам, Кавур созвал в Турине парламент, который первым делом должен был уполномочить короля присоединить к своим владениям недавно занятые папские провинции и королевство Обеих Сицилии.

Тем временем войска Франческо II перешли в наступление и на берегах Вольтурно нанесли Гарибальди кровавое поражение. Своей нерешительной победой при Капуе (1 октября) он обязан был исключительно помощи прибывших из Неаполя пьемонтских берсальеров. Таким образом, с точки зрения Кавура, движение генерала Чиалдини к Неаполю оправдывалось двойной необходимостью. В циркуляре, обращенном к европейским дворам, сардинский министр указывал, что, покинув свою столицу, Франческо II фактически отрекся от престола, а следовательно, никто ничего у него не отнимает; да притом надо же спасти Италию от грозящей ей анархии. С итальянцами он говорил другим языком: по его словам, Виктор-Эммануил обязан был считаться с голосом народа, который призывал его со всех сторон.

В это время пьемонтский король уже направлялся в Неаполь. 21 октября королевство Обеих Сицилии торжественным плебисцитом признало его своим государем, и то же самое сделала Мархия. А через несколько дней он встретился с Гарибальди, который без особой охоты, но все же лояльно уступил ему свое место. Тем временем Франческо II, вытесненный пьемонтскими войсками со своих позиций на берегу Вольтурно, заперся в единственной оставшейся в его руках крепости — Гаэте — и собирался оказать там решительное сопротивление, пытаясь вместе с тем резкими, но бесплодными протестами заинтересовать Европу Своей судьбой.

Европа и Итальянское королевство. Французское правительство для соблюдения приличий сочло нужным выразить неудовольствие и отозвало из Турина своего посланника; но оно оставило там поверенного в делах, показывая этим, что разрыв не носит серьезного характера. Берлинский кабинет ограничился чисто платоническим протестом по поводу последних действий Кавура и нисколько не обиделся, когда сардинский министр ответил ему: «Я подал пример и уверен, что Пруссия в скором времени с удовольствием ему последует».

Но австрийское правительство сделало вид, будто намерено воспользоваться этим случаем для объявления Пьемонту новой войны, и оно наверно напало бы на Виктора-Эммануила, если бы могло с уверенностью рассчитывать на поддержку России. Но хотя царь и не одобрил лишения неаполитанского короля его владений, он мог обещать Австрии благожелательный нейтралитет лишь в том случае, если Виктор-Эммануил решится первый напасть на Австрию, да и то царь обещал благожелательный нейтралитет только в согласии с императором французов. А так как Наполеон III заявил, что он ни в коем случае не поможет Сардинии (Пьемонту) напасть на Австрию и намерен только гарантировать Пьемонту — при всех обстоятельствах — выгоды, предусмотренные Вилла-франкским договором, то Александр II при личном свидании в Варшаве убедил Франца-Иосифа не начинать войны (22–26 октября), и австрийский император, во владениях которого замечалось общее брожение, не счел нужным настаивать на своих воинственных планах.